ПОЧЕМУ РОДИТЕЛИ ВЕДУТ СЕБЯ АГРЕССИВНО

Здесь пойдет речь о поведении родителей в общем и целом хороших, любящих, не находящихся в ситуации острого стресса. Поэтому за скобки будут вынесены такие ситуации как:
- женщина родила ребенка, чтобы выйти замуж (или чтобы отстали родственники), а сама его ненавидит;
- родители – люди психопатического склада, с садистическим компонентом, или вообще слабо способные к сопереживанию, считающие ребенка вещью, собственностью, частью себя;
- родители, проявляющие агрессию изредка и ситуативно: сильно испугались, очень уж неподходящий момент (опаздывают, нарядились на важную встречу и т. п.);

В первых двух случаях все настолько плохо, что частность вроде реакции на падение ребенка ничего существенно не изменит и нет смысла это обсуждать. В последнем случае все в целом хорошо, и ничего, в общем, страшного не случится, если раз-другой родители сорвутся. Лучше бы не надо, конечно, но идеальных родителей никто никому не обещал.

Кроме того, могут быть названы следующие “пружины” агрессивного поведения взрослых:
- общее психическое и физическое истощение, вызванное усталостью, бедностью, постоянным стрессом, долгой болезнью ребенка или собственным недомоганием. В эту категорию также часто попадают приемные родители в период адаптации ребенка в семье, потому что это очень энергозатратный процесс;
- автоматическое воспроизведение модели поведения собственных родителей. Даже если этой моделью вообще-то недовольны и хотели бы от нее избавиться, альтернативные модели приживаются с трудом, поскольку требуют постоянного контроля разумом;
- тревожность, мнительность, постоянный страх, что с ребенком что-то случится; желание предотвратить для него любые неприятности и страдания, часто связанное с неспособностью переносить плач ребенка;
- сильное, хотя и размытое, чувство вины не вполне понятно перед кем; фантазии о том, что другие осудят, накажут, возможно, отберут ребенка или причинят ему вред, потому что он “мешает”, “не такой как все”; страх, что тебя и/или ребенка “отменят”, словно кто-то решит, что лучше бы вас не было.

При всем разнообразии этих ситуаций в них есть важная общая черта: в каждой из них родитель как бы не является взрослым. Он не справляется с жизнью (истощение и тревога), он не является хозяином самого себя (автоматизмы и вина). Он вынужден выполнять роль родителя, взрослого, ответственного, сильного, тогда как его внутреннее состояние противоречит этой роли, у него нет ресурса для ее выполнения. В последние десятилетия сформировалось странное представление о том, что детей растить дико тяжело. При том, что в семье обычно один-два ребенка, есть детские сады, няни и машинки-автоматы – это очень, порой невыносимо тяжело. Такое неадекватное восприятие может говорить об одном – сама роль родителя дается тяжело.

Либо это роль беспомощного, страдающего, изнемогающего родителя, который “жизнь кладет” – то есть страдать ему полагается по сценарию, иначе “какаяжетымать” и все не в счет. Подобное представление встречается все реже, лидируют по этой части все же мамы нынешних молодых родителей (об этом говорилось в «Травме поколений»). Порой не наблюдается никакой реальной связи с тяжелым материальным или бытовым положением: кому-то легко – в общем и целом легко, поскольку многое, конечно, непросто, особенно если с четырьмя детьми в тесной квартирке и с маленькими доходом, – а кто-то падает с ног от бремени родительства – не притворяется, а реально устает и доходит до нервного истощения, даже пребывая на курорте в отеле “все включено”, да еще с няней.

Причиной подобной усталости может быть то, что роль родителя создается “в голове”: не усваивается естественным образом в раннем детстве, а выстраивается в уже сознательном возрасте на основе критической оценки поведения собственных родителей, чтения книг, фантазий, мечтаний, убеждений, решений и т. п. Такая роль может быть прекрасна по замыслу и содержанию, но она отличается от роли живой, природной так же, как нежное комнатное растение – от живучего придорожного куста: чуть что не так, сразу не хватает ресурса. И вот образ роли уже „не справляется“, блекнет, отступает, а оставленные позиции гордо занимает чертополох усвоенных в собственном детстве “Сейчас получишь!”, “Ты что, совсем идиот?!”, “Зла на тебя не хватает”, “Ты меня в могилу загонишь” и пр.

Вообще несформированность нормальной родительской роли, позиции, состояния – ее еще называют позицией властной заботы, а Ольга Писарик, опираясь на психологию привязанности, называет ее “заботливая альфа” – бросается в глаза всякому, кто наблюдает за обычными родителями на улице или где-нибудь еще. „Проседают“ либо составляющая “забота”, когда общение с ребенком небезопасно для него, не является оберегающим, помогающим, решающим проблемы, – либо составляющая “власть”, когда ответственность за происходящее передается ребенку, а взрослый демонстрирует беспомощность, либо обе сразу, что особенно неблагоприятно.

Один из примеров. Четырехлетний мальчик не слушался: на пляже он хотел не сидеть на коврике в полотенце, как считала нужным мама, а бегать по песку вокруг. Сидя на этом самом коврике с полотенцем в руках и даже не пытаясь ничего сделать, мама громко вопрошала: “Нет, ты скажи, мне что, ремень с собой на пляж брать? Тебе дома мало? Прямо здесь тебя лупить, да, чтоб ты слушался?” Потом она повернулась к своим знакомым на соседнем коврике и так же громко (ребенок слышал) начала говорить им: “Ну, прямо не знаю, что с ним делать. Уже и луплю его, и в угол ставлю, объясняю, что надо слушаться, а он все равно. Замучил меня. Больше не возьму его на море, пусть дома сидит,” – говорила она без особого отчаяния и даже с некоторым кокетством.

Что мы здесь видим? Родитель, с одной стороны, проявляет полную беспомощность: он делегирует ребенку – довольно маленькому – решение о том, слушаться или нет, и даже решение о том, где и как его, ребенка, наказывать. Он прямо озвучивает свою беспомощность и в качестве единственного выхода называет отделение от ребенка (не возьму с собой), то есть заявляет, что с ролью родителя не справляется и собирается ее оставить (пусть временно). При этом заботы о ребенке тоже не наблюдается, хотя, наверное, мама считает, что она заботится, стремясь завернуть подвижного мальчика в полотенце и усадить неподвижно. Потребности ребенка ее не интересуют, она готова прибегнуть (и прибегает, видимо) к жестокому обращению, а уж эмоциональная безопасность ребенка, про которого весь пляж услышал, что его “лупят, а ему все мало”, вовсе не принимается в расчет. 

Мальчик, видимо, привык и делал вид, что не слышит, никак не реагируя на призывы и угрозы матери. Можно только представить себе их отношения в его четырнадцать и пожалеть обоих. Слушать он ее не будет, что можно понять, обращаться к ней за помощью тоже. Он один на свете, и она одна. Между тем, в ее картине мира она хорошая мать – воспитывает, следит, чтоб не простыл, возит на море и вообще “я ему все время объясняю”. И она его любит, конечно. Жизнь за него отдаст, если потребуется, нет сомнений. И она не психопатка, не садистка, и не в запредельном стрессе. Просто вот такая у нее родительская роль, очень неудачной модели. А другой нет.

Примеров с проседающей заботой великое множество. Дети, переживающие трудности, страдания и даже опасные для здоровья состояния, не обращаются к таким родителям за помощью, поскольку знают, что вряд ли ее получат. Родитель для них вообще с заботой не ассоциируется, в лучшем случае – с безразличием, в худшем – с угрозой. Причем, как уже говорилось, сами родители нередко пребывают в полной уверенности, что “сделали для ребенка все”. Дело в том, что под “заботой” имеется в виду не “делать то, что тебе кажется нужным”, а “делать то, что действительно нужно твоему ребенку”. А это две большие разницы. Поэтому бывает, что у гиперопекающих с точки зрения постороннего наблюдателя родителей дети растут с ощущением заброшенности и ненужности. Хотя на них “жизнь положили” – и не фигурально, а прям вот всей тяжестью.

Проседающая властность также встречается сплошь и рядом. Чего стоит наша любимая манера общаться с детьми риторическими вопросами: “Нет, ты будешь наконец нормально себя вести?”, “Тебя что, отшлепать?”, “Ты чем думал, когда это делал?”, “Ты почему мне врешь, я тебя спрашиваю?”, “У тебя вообще совесть есть?” Ну откуда ребенок может знать, есть ли у него совесть или почему он сделал то, что сделал? А уж вопрос “отшлепать ли тебя” – это полный сюрреализм, если вдуматься. Из этой же серии все виды демонстрации беспомощности: “Я просто не знаю, что с ним делать”, “Ты меня в гроб загонишь”, “Я больше не могу”, “Чтоб я еще раз с тобой куда-то пошла” и пр., и пр. Можно и невербально это делать – охи, вздохи, стоны, закатывающиеся глаза. Пить корвалол.

Отдельное сильное средство – вопросы к ребенку типа “Ты меня любишь?”, жалобы на “Что ты такой неласковый” и просьбы, а то и требования “Пожалеть мать”, “Уважать родителей”, “Ценить, что мы для тебя делаем” и т. п. Это значит, что ребенок назначается ответственным за свои отношения со взрослыми, за глубину и прочность связи между ними, за их будущее. Особо умелые ухитряются назначить ребенка ответственным даже за отношения в паре супругов, но это уже отдельный кошмар.

Особенно болезненные для детей варианты, когда плохо и с заботой, и с “альфовостью”, происходят с участием третьих лиц. Это все случаи, когда мы вместе с врачом начинаем стыдить ребенка за то, что он боится делать укол, или напускаемся на него в присутствии учительницы, которая его ругает. Детьми такие ситуации трактуются однозначно: их сдали. Родитель и сам боится, и ничего сделать не может, поэтому пожертвовал “менее ценным членом экипажа”. Дети обычно не протестуют – они ж в курсе, что они менее ценные. Просто переживают опыт “ухода земли из-под ног” и навсегда запоминают, что ни на кого, даже на любящего родителя, положиться нельзя. Проседающая забота часто политкорректно называется “строгостью”, а проседающая властность — “либеральным воспитанием”.

©Людмила Петрановская

 1. Я подарил жизнь ребенку или подарил его жизнь себе?

2. Я хочу чтобы мой ребенок стал ответственным и самостоятельным, даже если это доставит мне беспокойство, или я только хочу своего покоя, пусть это и сделает ребенка беспомощным и безответственным?

3. Я действительно уважаю своего ребенка и считаю, что он способен справиться сам с многими своими "проблемами", или я считаю, что он настолько слаб и глуп, что только я могу справиться с его проблемами?

4. Я готов принять право ребенка на ошибки и не осуждать его, а помочь ему разобраться в них, если он попросит, или я требую от ребенка безупречности, оставляя право на ошибку только за собой?

5. Я хочу чтобы ребенок был счастлив, даже если это не соответствует моим представлениям о счастье, или я хочу, чтобы его жизнь соответствовала моим представлениям о том, какой она должна быть, даже если при этом ребенок будет несчастлив?

©Анна Корниенко

 Многие родители сталкиваются с проблемой отсутствия аппетита у детей. Ребенок ест плохо или вообще не ест, отвлекается, папа пляшет с бубнами, бабушки заговаривают потешками, мамы гипнотизируют мультиками, а каждое кормление все равно неравный бой с сомнительными результатами. При этом родители обычно не понимают, что дело тут не в ребенке, что инициаторами, творцами этой проблемы являются они сами.

В этой статье говорим о детях нормального здоровья находящихся в нормальных условиях, а не о детях имеющих заболевания, отклонения в развитии, или переживающих стресс, акклиматизацию и т.п. У ребенка, который постоянно отвлекается от еды, бегает и скачет и нуждается в понуканиях, напоминаниях или поощрениях за каждую ложку нарушен пищевой интерес – инстинктивный механизм, который входит в комплекс пищевого рефлекса. 

Часто можно слышать от родителей – «ну ребенку же скучно есть!» Не бывает такого. Питание – основа жизни, природа предусмотрела массу механизмов которые делают процесс питания интересным и приносящим удовольствие на всех этапах. Здоровому, правильно работающему и голодному организму интересно есть всегда. «Не интересно» ребенку становится тогда, когда цепочка пищевого рефлекса нарушена.

Причиной этого нарушения в большинстве случаев является повышенный интерес родителя к питанию ребенка, к тому сколько и когда он поел. Обеспокоенная семья уделяет очень много внимания и берет под свой контроль весь процесс питания начиная с того что решает за ребенка голоден ли он заканчивая принятием решения о том достаточно ли он уже сыт. У малыша не остается никакого пространства для изучения своих ощущений, потребностей, для обучения правильно понимать сигналы своего тела и строить свой самоконтроль. А ведь этому тоже надо учиться. 

Не давая ребенку учиться самостоятельно регулировать процесс своего питания мы поступаем так же неразумно, как если бы учили его плавать держа все время в круге и наплечниках. Он держится на воде благодаря внешним плавсредствам, сам не прилагая усилий и не понимая, не чувствуя того, что происходит. Отпустить его плавать без круга? Дык утонет же! Но разумно ли ожидать, что пребывая все время в кругу он научится когда-нибудь плыть сам? И если мы все детство заставляли его одевать круг или жилет кого следует винить, что наш двадцатилетний красавец не умеет плавать? 

Насильным кормлением (а это не только убеждение и угрозы, но и уговоры, мультики за едой, сказки, песнями которые отвлекают ребенка в то время, пока взрослый вкладывает в него очередную ложку) или неправильным, не подходящим ребенку режимом дня взрослые ломают естественный механизм саморегуляции и пищевой интерес. Организм ребенка должен говорить ему «ешь\не ешь», когда эту функцию активно и бескомпромиссно берет на себя мама организм выключает механизм регуляции пищевого поведения за ненадобностью.

©Мария (Тэххи) Сурыгина

 Лето. Жара. Во дворе многоэтажки – детская площадка. Мамы сидят на лавочках, дети играют. Со стороны – полная идиллия. Но давайте послушаем, что мамы говорят своим детям:

- Не кидай песок, - попадет в глаза!

- Не залезай на горку, - упадешь, разобьешься!

- Маша, прекрати! Девочки не должны драться!

- Отстань, иди, поиграй в песочек. (Тут же) Куда пошел, вернись сейчас же.

- Коля! Как тебе не стыдно! Такой большой мальчик, а плачешь!

А вот, что говорят друг другу мамы, разговаривая о детях:

- Наша такая толстенькая.

- А мой весь в отца – такой же упрямый, просто ужас. 

В общем, все как обычно. Зачастую мы просто не придаем значения нашим словам. Разговаривая с ребенком, мы почему-то уверены, что обращаемся к нему ласково или, по крайней мере, шутливо. Наши одергивания считаем воспитательным процессом. Однако наши слова могут нести двойной скрытый смысл, и именно его воспринимают наши дети. Мы думаем, что просто разговариваем, а на самом деле закладываем детям в подсознание программу поведения, причем чаще всего негативную.

- Слово – не воробей 

Знать, что ты не любим своими родителями и не нужен им, - действительно страшно. Вы думаете, что никогда не говорили ребенку об этом? Но такое можно сказать и не прямо. Вспомните, может быть когда-то, в разговоре с друзьями или с супругом вы говорили о том, что хотели ребенка другого пола? Или о том, что вообще-то не вовремя завели детей? Или о том, что не хотели детей, но "так получилось"? Если на все эти вопросы вы ответили "нет" – это уже хорошо. 

И не нужно думать, что ребенок не слышит или не понимает того, о чем при нем разговаривают взрослые. 
Еще страшнее, когда такие фразы говорят ребенку открытым текстом. "Если бы я знала, кого рожу, то...", "Лучше бы я тебя в роддоме оставила". Не стоит и говорить, что фразы подобного содержания вообще недопустимы как в присутствии ребенка, так и в его отсутствие.

- Обзывалки 

Называя ребенка "ласковыми" именами, мы зачастую не понимаем, что он их может воспринимать иначе. Одни и те же слова, звучащие применительно к разным людям, могут совершенно сбивать ребенка с толку.

"Она толстая, как корова, просто ужас", - можем сказать мы подруге про соседку. И тут же "похвалить" своего ребенка: "Он у меня такой толстенький!" Подумайте, какую самооценку будет иметь в будущем такой ребенок? Даже семейные прозвища могут быть обидными для ребенка. "Писаная красавица", - а ребенок слышит "описанная", в том смысле, что описалась. "Мой медвежонок" - а для ребенка медвежонок ассоциируется с неловким увальнем. 

Некоторые производные от имени ребенка могут быть ему неприятны. Придумывая для него прозвища или изменяя его имя, поинтересуйтесь у ребенка, нравится ли ему, когда к нему так обращаются. Будьте готовы к тому, что люди меняются, и то прозвище и имя, которые ранее не вызывали отрицательных эмоций, могут со временем стать ребенку неприятными. 

Вы можете поставить своего ребенка в неловкую ситуацию, назвав его "домашним" прозвищем при его ровесниках. Дома это имя ему может быть и нравится, но при друзьях оно может его унизить. Выбирайте выражения, иначе рискуете поссорить ребенка со сверстниками и с собой.

- Откуда руки растут

Вам ничего не напоминает диалог следующего содержания:

- Мама, можно, я пол помою?

- Мой, - все равно потом перемывать!

Можно напомнить вам и другие возможные фразы: "Сколько раз можно показывать, как это делается?", "Последний раз показываю", "Лучше я сама", "Проще самой сделать", "Ну, кто так делает?", "Дай, сделаю как нужно", "Руки, как крюки", "Не трогай – разобьешь". Обычно именно так мы комментируем действия ребенка. Вот вам и скрытое послание: "Ты ничего не умеешь", "Все равно у тебя ничего не получится". 

А потом мы удивляемся, что любое новое дело вызывает у ребенка страх. Многие из нас, уже став взрослыми, боятся любого новшества как огня, даже не понимая, что именно так нас пугает. А ведь все это родом из детства. А ребенку необходима всего-навсего наша поддержка, ободрение и благодарность за предложенную помощь. Поймите, что он стремился все сделать, как следует. Если вы поймете его, поддержите, в следующий раз он будет способен сделать еще больше и еще лучше, причем с удовольствием.

- Никогда не говори "Никогда"

"Ты вечно (всегда, никогда, постоянно) такой...", "Вечно ты...", "У тебя всегда все так...". Скрытое послание: "Про тебя все известно наперед", "Все бесполезно и измениться ты уже не сможешь". Так, в его подсознании откладывается мысль, что его будущее безнадежно. 

Но, во-первых, ни одно событие не происходит ВСЕГДА одинаково, а во-вторых, - все можно поправить. Не акцентируйте внимание на плохом, лучше обратите внимание на хорошее. Иначе, какой ребенку смысл меняться и становиться лучше, если даже вы, родители, считаете его безнадежным. Любое ваше высказывание должно быть адресовано не к ребенку, а к конкретному его проступку или ситуации. Обсуждать нужно только настоящее событие, не вспоминая все подряд. 

Лучше поддержите его словами: "Все в твоих руках, ты сам создаешь свою жизнь, ты можешь все изменить". Если вы не верите в своего ребенка, то как он сможет научиться верить в свои силы?

- Мои проблемы – это твои проблемы 

"Не лезь туда – расшибешься (упадешь, споткнешься, руки-ноги сломаешь)", "Не трогай – на голову свалится, останешься без головы", "Не ходи туда, не лезь сюда...", - подобные фразы, сопровождаемые тысячным за день вскрикиванием: "Осторожно!", говорят ребенку о том, что мир опасен, да и жить опасно.

Но ребенок изучает этот мир, а наша задача – помочь ему в этом, дать ему нужное направление. Это способствует его интеллектуальному развитию. Если ему запретить исследования, то он потеряет к ним интерес, если его пугать последствиями, то у него возникает страх. Оградить его от всех опасностей на свете вам все равно не удастся. 

Зачастую оберегая ребенка от всего, мы пытаемся переложить на него свои проблемы, а иногда и собственную беззаботность, непредусмотрительность и даже лень. Если вам трудно убрать повыше на шкаф любимую вазу, а из уже доступных ему шкафчиков – острые предметы и опасные жидкости или лекарства, то при чем здесь ребенок? 

Чего вы ожидали от мальчика, одевая его в белый костюмчик на прогулку? Что он будет чинно сидеть на лавочке? Не нужна ему одежда, в которой невозможно копать песок. Вы же не хотите вырастить человека, который ничем не интересуется? Тогда не внушайте ему, что чем-либо интересоваться – опасно. Прежде чем что-то запрещать ребенку, спросите себя: действительно ли это опасно? Если нет – пусть делает то, что ему нравится.

- Нам не страшен серый волк 

Нельзя говорить ребенку заведомую неправду. Ведь в действительности никакой волк не покусает его и не заберет в лес, если он вас не слушается. Ваши "пугалки" могут вложить в подсознание ребенка мысль о том, что мир опасен и жить в нем страшно. Детей постарше обычно пугают разными ситуациями, начиная от "простудишься, заболеешь" и заканчивая "маньяками и преступниками". 

Проведите с ребенком беседу, не запугивая его, а объясняя, почему опасно трогать горячую сковороду и нельзя садиться в машину к незнакомым людям. Он, конечно, может взять эту сковороду в руки и получить, в конце концов, свой собственный жизненный опыт. Вы не можете оградить вашего ребенка от всех жизненных неприятностей. Важнее научить его прогнозировать последствия собственных неправильных поступков.

- Ребенок – тоже человек 

Простую истину, заключающуюся в том, что ребенок – тоже человек, многие родители напрочь забывают. 

"Быстрее, поторопись, помолчи", - эти слова дают ребенку понять, что с его желаниями не слишком-то считаются. Если вы обычно именно так и разговариваете с ребенком, то, скорее всего, просто эгоистично ищете в своем окружении человека, которого можно подчинить себе. 
А нужно просто научиться договариваться с людьми, в том числе и с собственным ребенком. Это умение, которое он переймет у вас, пригодится ему на всю жизнь. Договор может звучать следующим образом: "У меня есть 10 минут, сколько времени нужно тебе, чтобы быть готовым?"

- Стыдилки 

Легко ли вам бывает чувствовать себя виноватым? Ощущение своей вины может быть самым страшным и тяжелым наказанием. А теперь вспомните, часто ли в разговоре с ребенком вы употребляете фразу: "Как тебе не стыдно!" Любое обвинение – это не только усиление чувства вины, но и способ манипуляции человеком. Особенно страшно для ребенка слышать фразы: "Я из-за тебя здоровье потеряла" или "Ты меня в могилу загонишь!". Таким образом вы возлагаете на него непосильную ношу ответственности за ваши жизнь и здоровье.

- Почему мужчины такие "черствые"

Самое частое женское обвинение по отношению к мужчине - "Ты бесчувственный!". А самая частая фраза, которую мама "дарит" сыну: "Не плачь, мужчины не плачут". Так мы запрещаем мальчикам выражать свои эмоции.

"Девочка не должна драться". Кто это сказал? Скрытое послание гласит: "Женщина всегда жертва. И она должна знать свое место". Вот такой она и вырастет. И постоять за себя не сможет, даже став взрослой. Что в этом хорошего? Лучше постарайтесь понять ее чувства и переживания и подскажите, как себя защитить. 

Наверняка, покопавшись в своем прошлом, вы найдете еще немало скрытых посланий, полученных вами "в наследство" от ваших родителей, которые они приобрели, еще будучи детьми. А вы теперь передаете их дальше своим детям. Вас не удивляет, когда мы слышим от наших знакомых: "В нашей семье все женщины несчастливые"? Если это внушать девочке с детства, то, скорее всего, она действительно вырастет несчастной. В ваших силах прервать эту эстафету, постепенно отследив и исключив из своего лексикона скрытые послания.

©Авторы: Е. Ломоносова, Н. Розина

Жила-была девочка. Ходила в садик, потом в школу, потом в институт – обычная такая девочка. 

А у девочки, как это обычно у девочек принято, были родители. Обычные такие родители. Ну, ругались между собой, ну, девочку ругали. Или нет, не такие были родители: они не ругали девочку, а многозначительно молчали, когда она делала что-то «не то». А может они запугивали ее, например, говорили ей, что из нее ничего хорошего не выйдет? Или говорили ей, что другая-то девочка все делает лучше? Или нет – они просто от нее ожидали, что она будет… ну, не такой? А может они ее вообще не очень-то и замечали… Нет, все-таки это были очень хорошие и приличные родители, они ничего такого не делали! Просто считали, что что-то чувствовать не правильно в их замечательной семье. Например, злиться.

В общем, существуют разные версии сказки.

Но все версии сказки сходятся в одном: девочка там чувствовала, что она недостаточно хорошая. Вообще-то в глубине души, она боялась, что она плохая или даже ужасная. Она не совсем понимала, чем она ужасна. И очень боялась, что родители опять заметят, что она плохая, и будут ругаться, молчать, сравнивать, ожидать, осуждать... А потом она стала бояться, что все заметят, что, на самом деле, она плохая, и тоже будут ругаться, молчать… ну, и далее по списку. Поэтому девочка очень старалась скрыть, что она плохая, и быть хорошей. А внутри ей было больно и страшно.

Девочка выросла и даже стала жить отдельно от родителей. Правда, совсем отдельно жить не получилось, ее родители поселились у нее внутри. А девочка этого даже не заметила: настолько было ей привычно, что ее ругают, сравнивают, осуждают, ждут от нее чего-то, запрещают.

Сказку можно продолжить… В общем, продолжение в ней более-менее задано несколькими вариантами. В одном – взрослая тетенька перестала замечать ту раненную и испуганную девочку внутри себя, и стала вести себя как ее родители, в том числе со своими детьми. В другом – девочка не заметила, что она выросла, и сама может себя оценить и поддержать, как ей нужно и когда ей нужно. И поэтому она все продолжала искать родителей, которые скажут ей, наконец, что она достаточно хороша, и искала их всюду: и в муже, и в начальнике, и в собственных детях, и даже в малознакомых людях. В третьем варианте девочка или тетенька… в общем, не важно, потому что девочка-тетенька позабыла в этом варианте про себя, а бросилась помогать другим: жалеть и помогать разным несчастным «девочкам» и доказывать «родителям», как они не правы.

Есть еще и четвертый, самый непопулярный вариант этой сказки. Девочка, побегав по кругу, и побывав много раз во всех вариантах сказки, решила обратиться за помощью. И в безопасной для себя обстановке она смогла увидеть, как в ней одновременно живут и ее родители, и она маленькая. Она стала замечать, как она теряет, не чувствует себя, занимаясь другими. Стала больше замечать себя. Плакать от боли и грусти от того, что было лишним, и от того, что не было чего-то для нее очень важного. Стала злиться на родителей, научилась выражать свою злость. Смогла взять от родителей то, что ей полезно, а вредное для нее вернуть: «Спасибо, любимые родители, мне это не нужно!». И еще она вырастила в себе своих внутренних родителей, тех, которые ей говорят, что она хорошая, что она любима, чтобы не происходило. Настоящие родители тоже, чудесным образом, стали гораздо меньше ругать, осуждать и т.п., хотя вроде и не обращались за помощью…

Я, кажется, перепутала, и вся эта сказка про мальчика была.

Если вернуться к языку психологии, то, что происходило с девочкой в детстве, называется психологическим насилием. Можно было бы сделать сказку «покровавей» и добавить, что девочку били, или домогались сексуально. И тогда бы это было физическим и сексуальным насилием. Но я намеренно выбрала варианты более «нормальные». Потому как психологическое насилие у нас не замечается, насилием даже не считается.

Между тем, последствия у такого насилия практически идентичны последствиям сексуального и физического насилия: низкая самооценка (или точнее неадекватная самооценка, так как она может быть компенсаторно завышенной), фобии, проблемы с выражением агрессии (либо чрезмерно, либо подавляется), неумение конфликтовать, проблемы со здоровьем, зависимости и т.д. У такого человека внутри всегда существует расщепление на «родителя» (критика, оценка, обвинение и др. самонасилие) и на «раненного ребенка» (потерянность, стыд, вина, боль, страх). Есть еще одна мощная внутренняя фигура, которая, как правило, подавлена, потому что в ней много гнева: фигура такого дикого зверя, который мог бы стать защитником, если бы было не так страшно с ним контактировать, если бы было не страшно проявлять агрессию.

Люди, подвергнувшиеся насилию (не важно – физическому, сексуальному или психологическому), склонны искать в отношениях с другими то, что даст их «раненному ребенку» чувство безопасности. И занимают, как правило, одну из трех ролей так называемого треугольника созависимости (треугольника Карпмана): Жертва – Преследователь-Спасатель. Жертва ищет в другом Спасателя, который удовлетворит ее потребности, даст ей по умолчанию то, что недодали родители. Преследователь ищет Жертву, чтобы не ощущать своего «внутреннего ребенка», а выместить всю боль через агрессию на другого. Спасатель готов что угодно сделать для Жертвы, не замечая при этом своего «внутреннего ребенка», и получая таким компенсаторным способом чувство собственной «хорошести». 

Роли эти не статичны. Жертва, не получив от Спасателя ожидаемого, превращается в Преследователя. Спасатель в этот момент превращается в Жертву, не оцененную и не признанную. Спасатель, защищая Жертву, нападает на Преследователя, то есть сам превращается в Преследователя. И бегают так по кругу иногда всю жизнь.

Способ выйти из этого – начать останавливаться и замечать, осознавать. Себя, свои чувства. Свои воспоминания, связанные с этими чувствами. Часто без внешней помощи это не возможно. Только раз за разом замечая, как попадаешь в этот треугольник, позволяя проживать себе боль, страх, горечь, от которых прячешься за каждой из ролей – можно из него выйти. Только сохраняя чувствительность можно оставаться собой, не в роли, и при этом быть в отношениях с другими людьми.

Важно войти в контакт не только со своей болью, но и с агрессией. Агрессия стоит на защите наших границ. Агрессия – это то, что не дает насилию (неизбежному в жизни) проникнуть глубоко внутрь.

Сохранняя чувствительность к состояниям «внутреннего ребенка», находясь в контакте с «зверем», стоящим на страже границ от насилия, как внешнего, так и внутреннего, важно еще вырастить в себе «достаточно хорошую маму» и даже «достаточно хорошего папу», найти слова любви, признания для самого себя. 

©Екатерина Бойдек

 Большинство родителей так и воспитывали детей,как написано в колонке "негативные установки",после чего возникают огромные конфликты в семье,особенно в подростковом периоде. 

Тому пример я.После этого в жизни приходится много работать над собой,ломать привычки,но замкнутость как была так и есть,поэтому,РОДИТЕЛИ,прошу серьёзно отнестись к воспитанию ребёнка и что бы он не сделал умейте правильно реагировать на ситуацию.

Советы по воспитанию ребёнка.