— Марина Арсеньевна, в воспоминаниях Марины Влади есть фраза, что Андрей замечательно произносил тосты, потому что он родом с Кавказа... Откуда на самом деле происходит род Тарковских? 
        — Есть две версии: польская и кавказская. Кавказская — миф, некоторая даже провокация, розыгрыш. Она появилась потому, что на Кавказе есть гора Таркитау, село Тарки, о котором писал поэт Полежаев, сосланный туда. Кто-то когда-то пришел к моему дедушке и сказал, что тот должен наследовать табуны и серебряные копи, просто из-за сходства имен. Дедушка отказался: он был против частной собственности и не имел никакого отношения к Кавказу. 
        Все Тарковские были блондинами с голубыми глазами — с ярко выраженными славянскими корнями. Род происходит из Польши, там фамилия «Тарковский» достаточно распространена. (Например, в фильме у Анджея Вайды снимался актер Михаил Тарковский. И город Тарков есть в Польше...) 
        Когда я задумала книгу воспоминаний «Осколки зеркала», начала со сбора материала: кое-что было дома, кое-что искала в архивах: съездила в Украину, в Кировоград, на родину папы. Мне удалось найти много доказательств того, что наш род вышел из Польши. Есть грамота начала 19 века, по которой польская генеалогия прослеживается очень четко. Некий Вацлав Тарковский появился в конце 18 века в России. Сначала Тарковские жили в Западной Украине, потом в Житомирской губернии, затем в Елизаветграде (теперешний Кировоград). Это был захудалый шляхетский род. 
        А наша бабушка была румынских кровей, она из Ясc. Мой и Андрея вид говорит о том, что румынская кровь смешалась со славянской. Мне очень досадно, что по книгам пошла гулять кавказская версия происхождения рода Тарковских, совершенно беспочвенная. 
        — Кажется, самому Андрею эта версия очень нравилась, и он охотно поддерживал миф? 
        — Есть определенная романтика в том, что твои предки — дагестанские князья из села Тарки. Андрей был молодым, и ему нравилась экзотика. 
        Но ни в одном документе подтверждения этих баек нет. Кроме того, в Кировограде был дом Тарковских, ныне снесенный, осталось здание банка, в котором работал наш дед, Александр Карлович Тарковский. Он учился в Елизаветградском реальном училище и был со скандалом оттуда выдворен за то, что нагрубил преподавателю. Заканчивал курс уже в Мелитопольском реальном училище. 
        Учеником он увлекся марксистскими идеями, ибо видел, что творится вокруг. Это сейчас мы пытаемся идеализировать ту жизнь. Но революция возникла не на пустом месте: было много того, против чего люди объединялись в борьбе. Наш дед организовал кружок «Народной воли» в Елизаветграде. За это жестоко поплатился: три года провел в тюрьмах, а потом был выслан на пять лет в Восточную Сибирь в приграничный поселок Тунка. Вернувшись, он женился, но вскоре овдовел. Вторым браком был женат на Марии Даниловне Рачковской, нашей бабушке, которая приехала в Елизаветград из Молдавии работать учительницей. 
        — Как ваш род оказался в Москве? 
        — Первой из Елизаветграда (к тому времени уже переименованного в Зиновьевск) в Москву подалась папина сестра, актриса, — поехала сниматься на студию Ханжонкина. Я ее помню уже страховым агентом: актерской карьеры она не сделала. Следом уехал наш папа, Арсений Тарковский: хотел получить образование, с которым у него сложности были. Когда он был учеником первого класса гимназии, случилась революция, и об учебе речи не шло. В Украине была страшная волна террора. Папин старший брат Валерий был анархистом и в 1919 году в возрасте 15 лет погиб, защищая Елизаветград от «григорьевцев». Если бы Валя не погиб, то его бы расстреляли большевики... 
        Отец рос в замечательной семье! Они писали друг другу записки в стихах, ставили дома пьесы, издавали домашний стихотворный журнал. Папа говорил, что начал рифмовать слова «с горшка». Но дедушка умер рано — в 1924 году, и он оказался в Москве без денег, без жилья, с тетрадкой стихов. Поступил на Высшие литературные курсы, которые возникли после смерти поэта Брюсова, организовавшего Литинститут. Там собирался весь оставшийся цвет русской профессуры, интеллигенции: большинство из них погибло в лагерях. После смерти Брюсова институт закрыли, но остались платные курсы, на которых читали стихосложение, фольклор. И туда хлынула молодежь, которая не могла быть принята в советские институты: дети священников, дворян... — все те, кого советская власть отвергла. 
 

        — Вы знаете историю знакомства ваших родителей? 
        — Это случилось на курсах, которые ни мама, ни папа так и не окончили. У отца было плохо с легкими, и он уехал на Волгу к нашей бабушке, чей муж был врачом. Мама должна была сдать экзамены и ехать к нему, но отец такой нетерпеливый — засыпал ее письмами и телеграммами, так что в итоге она все бросила ради него. 
        ... Расстались родители, когда мы с Андреем были совсем маленькими. Для мамы это была больная тема. Мы это понимали и старались не тревожить ее. Папа был человеком, целиком погружающимся в страсть. К маме он испытывал любовь глубокую и безумную, потом, когда чувство к ней перегорело, так же неистово относился к своей второй жене. У него была натура поэта, совершенно лишенная рациональности. Он Андрея предупреждает в письмах, чтобы тот «не бросался в любовь, как в глубокий колодец, и не был, как листок на ветру». Не хотел, чтобы сын повторял его ошибки... 
        — Вы часто виделись с отцом после развода родителей? 
        — Мама была удивительным человеком: очень мудрым, любящим и нас, и папу. Она смогла сохранить добрые отношения с ним и никогда не препятствовала нашим встречам. В основном это были наши дни рождения, на которые папа обязательно приходил. Случались и совместные поездки. Он хотел свозить нас в Кировоград, город его детства. Но так и не случилось... 
        — Есть стихи, которые отец посвящал вам? 
        — Есть — посвященные Андрею. А мне... Вот случилось недавно чудо! Мы с дочерью Катей собирались на дачу и в московской квартире решили освободить от книг антресоль. Муж подавал нам сверху книги, и вдруг из одной выпал листок: я сразу узнала папин почерк. Нарисован мышонок (меня дома звали «Мышкой», а Андрея «Рыськой»), и под ним эпиграмма: 
        Кто видал такое встарь: 
        сидя, как в кутузке, 
        сочиняет мышь словарь 
        русский и французский. 

        Лучше с мышью мы вдвоем 
        танцевать в танцкласс пойдем! 
        Наш танцкласс в подполье, 
        где мышам раздолье. 
        И подпись: «А. Пушкин. 1975 год, 9 сентября». 
        — Андрей очень тосковал по отцу? 
        — Я видела это и знала: папа для него всегда был идеалом человека. Он в любых условиях, даже при полном безденежье, умел создавать особый, очень красивый мир. А мама наша была нигилисткой в быту: ей ничего не нужно было — даже занавесок на окнах. Она была вне быта. Она представляла особый тип женщин, сформировавшийся в 20-е годы, для которых самым важным была духовная жизнь, а все остальное считалось мещанством. 
        Замуж мама больше никогда не вышла, полагая, что никакой мужчина не заменит нам отца. Она любила только его всю жизнь... И ему все прощала, но в душе ее была боль... И папа в трудные минуты жизни, когда оставался один и с ним случались разные происшествия, всегда звонил маме. 
        — Когда в Андрее проявилось кинопризвание? 
        — Брат никогда не был серой личностью и любым способом пытался выделяться из толпы. Стал стилягой, ушивал брюки дудочками. Но когда он приехал из геологической экспедиции в Туруханский край, это был уже другой человек, зрелый, повзрослевший. Кроме того, что он несколько месяцев проработал в таежных, очень опасных условиях, это было лето 53-го года, когда Берия выпустил уголовников. Андрей как раз был в Сибири, когда уголовники захватывали баржи, пароходы и вывешивали черные пиратские флаги на мачтах... 
        Андрей бросил Институт востоковедения. А я ведь маме сразу сказала: «Неужели ты думаешь, что он будет там учиться?!». Первокурсником брат еще старался, выводил каллиграфической арабской вязью алифы, нунны, но потом заскучал... На втором курсе вовсе перестал ходить в институт. И тут у нас появился знакомый, который уже учился во ВГИКе. Он сказал Андрею: «Тебе надо идти к нам». 
        Андрей был музыкально образован, хотя музыкальную школу бросил, отучившись всего два года по классу фортепиано, рисовать умел, прекрасно знал литературу, был образованным человеком. Поступая, он вообще толком не представлял, что такое режиссура. У него были скорее актерские способности, которые проявились во время его занятий в театральном кружке в школе. ВГИК стал для него спасением. 
        Когда Андрей поступал во ВГИК, ему нужно было написать биографию. Не мог же он сказать: «Меня отчислили из Института востоковедения», и написал: «Я упал на занятиях физкультуры, получил травму головы. Сотрясение мозга». А киноведы потом сделали это фактом его биографии... 
 

        — Его однокурсником по ВГИКу был Василий Шукшин, они дружили? 
        — Вася произвел фурор во ВГИКе! Его тоже не хотели принимать, как и Тарковского: Андрей был слишком образованный, а Вася совсем необразованный, даже «Войну и мир» не читал. Но его зачислили, потому что курс набирал Михаил Ромм, человек, тонко чувствовавший людей. Андрей был в восхищении от Шукшина, и весь первый курс я только о нем и слышала. Они друг к другу очень хорошо относились, это потом уже постепенно их пути разошлись. Для Васи Шукшина Андрей написал роль двух князей в «Андрее Рублеве», но ко времени съемок их отношения охладели. 
        — В одном интервью Андрей говорил: «Мои фильмы странным образом влияют на мою жизнь». Он в это верил? 
        — Мне кажется, наоборот: его жизнь странным образом влияла на его фильмы. Там очень много автобиографичного. В «Ивановом детстве» сплошные цитаты из жизни Андрея. Или «Солярис»: в нем очень много, связанного с нашей семьей. Вы знаете, на роль Хари, которая была для него олицетворением совести человека, Андрей перепробовал всех актрис: от своей жены Ирмы Рауш до Маргариты Тереховой. А потом сказал: «Ищите актрису, похожую на Марину». Так появилась Наташа Бондарчук, с которой у нас есть внешнее сходство. 
        — На съемках «Соляриса» у Тарковского начался роман с Натальей Бондарчук... 
        — Вы читали книгу ее воспоминаний? Она подробно пишет, что у них произошло там с Андреем. Наташа была очень талантливой актрисой, весьма хороша собой и юна. В роли Хари я вообще никого не представляю другого! Конечно, она была увлечена Андреем, и он наверняка увлекся ею. Но она была... такой юной! А в юности люди совершают необдуманные поступки. 
        — Вы думаете, Наталья перенесла образ Хари в жизнь? 
        — Скорее всего, так. Но это был довольно короткий этап в их жизни. Андрей был женат, у него был ребенок, и все скоро прошло. 
        — Андрей никогда не предлагал вам сниматься в его фильмах? 
        — Нет... Он снимал только маму и жен. Первая, Ирма Рауш, исполнила роль матери в «Ивановом детстве» и Дурочки в «Андрее Рублеве». Вторая, Лариса Кизилова, — роль докторши в «Зеркале». Она хотела бы, конечно, большего и даже требовала этого от Андрея, но безуспешно. Ее потолком стал образ женщины в сатиновом блестящем халате (у нас в семье это был символ махрового мещанства), не способной понять другого, живущей в своем замкнутом мире. 
        — Были ли жены Тарковского его музами? 
        — Его любовь к Ирме Рауш напоминала «бросание в колодец». Эта женщина была очень на себе замкнута, равнодушна к окружающим и Андрея полюбила слишком поздно. Он сам ушел от нее... Что касается второй супруги, то тут браку предшествовали длительные раздумья: пять лет он не решался связать свою жизнь с Ларисой... Есть два интервью Андрея, в которых он отвечает на вопрос о своем идеале женщины: в раннем говорит, что она должна подчиняться мужчине, а в одном из последних, для немецкой газеты, — что это личность, которая обрела саму себя. И может быть, тогда в его жизни такая появилась. Я уверена, что говорил он это не просто так, а потому что новое что-то почувствовал, изменил свое мнение... 
        — Какую роль в жизни Тарковского сыграла Марина Влади? 
        — Она была женой Высоцкого, с которым брат дружил. Отношения несколько были испорчены, когда Влади пробовалась на мать в «Зеркале» и не прошла кастинг. Андрей выбрал Терехову, а Марине об этом не сообщили. Влади обиделась... Тем не менее, именно она очень помогла Андрею, когда тот приехал на Запад и заболел. Он лечился у ее мужа, профессора онкологии, жил в ее доме, она давала деньги на лечение его в больнице. Удивительной души человек. 
        — Уезжая на съемки в Италию, Андрей предупредил вас о том, что может не вернуться? 
        — Нет. Раньше он говорил, что никогда такого удовольствия не доставит «им». Брат остался там, потому что устал от борьбы. Будучи уже маститым режиссером, признанным во всем мире, он натыкался тут на отсутствие уважения. Ему присылали приглашения быть членом жюри фестиваля или приехать с ретроспективой фильмов, а все это оседало в Госкино. Только потом, когда зарубежные деятели сами звонили ему, он об этом узнавал. Было столько творческих планов, десятки фильмов он хотел снять, а ему не давали. Например, «Идиот» по Достоевскому уже был «снят» в голове Андрея. Он мне даже рассказывал гениальную финальную сцену объяснения Рогожина с Мышкиным, которого хотел сыграть сам. А Настасью Филипповну он видел в Тереховой. 
        — Правда ли, что Тарковский был влюблен в Терехову? 
        — Маргарита ведь была редкая красавица и редкий талант. Я думаю, что между ними пробежала искра, потому что без взаимного тяготения невозможно так работать, как они работали. И в случае с Тереховой и Андреем произошло притяжение двух очень интересных и глубоких личностей. Конечно, у них завязались отношения... 
 

        — По слухам, на съемках у Тарковского почти всегда случалось что-то экстраординарное, вроде снегопада в июне во время съемок «Сталкера»? 
        — Мне кажется, если бы снимал не великий режиссер, не было бы этих разговоров. На съемках каждого фильма что-то случается. Даже самого бездарного! 
        Что касается «Сталкера»: произошла история пострашнее снегопада. «Мосфильм» закупил бракованную, просроченную пленку Kodak. Ее распределили по группам: большую часть дали Андрею, что-то перепало Кончаловскому, еще кому-то. Те группы быстро пересняли материал, но «Сталкер» снимался в Таллинне, а проявочная машина была на «Мосфильме». Все отснятое Андрей высылал туда на проявку: в Москве видели, что освещенность в кадре заниженная, но думали что это стилистика оператора, и не забили в колокола... 
        Деньги были израсходованы очень большие, — весь натурный материал успели отснять на бракованную пленку. Это была трагедия: фильм погиб — денег нет. Но в Госкино уже считались с Андреем: не начальство, а люди. Я не помню, какая должность была у дамы, которая помогла, сказав: «Есть идея сделать фильм двухсерийным. Мы даем вам деньги под вторую серию, а вы на них снимаете заново фильм». 
        Андрей после этого решил снимать иной фильм. В первом варианте сценария по роману Стругацких «Пикник на обочине» Сталкер был отрицательным персонажем, зарабатывающим тем, что водил в зону людей. Во втором варианте он стал Христом, отдающим себя людям. Получился фильм, который наш отец, Арсений Тарковский, считал лучшим у Андрея. 
        — Сам Андрей говорил, какой из фильмов ему ближе? 
        — Он уверял, что видит ошибки в «Ивановом детстве», а для меня этот фильм ну просто чудо! К «Солярису» Андрей критически относился. Но я никогда не слышала, чтобы он ругал «Сталкер». 
        — Известно, что автор «Соляриса» Станислав Лем крайне критически о фильме отзывался. А как братья Стругацкие восприняли «Сталкер»? 
        — Они очень дружно и плодотворно сотрудничали с Андреем. Обе версии сценария (а их было две) написал Аркадий Стругацкий. Он замечательно описал, как проходило обсуждение «Сталкера» на «Мосфильме». Фильму должны были присудить категорию (от первой до четвертой, самой низкой): от этого зависело количество копий и заработок режиссера и всей группы. Так вот, во время обсуждения «Сталкера» рабочая группа встала и ушла из зала. Стругацкий в воспоминаниях пишет: «Куда они ушли? В буфет? В писсуар?.. Люди, которые ничего не поняли из фильма, и от них исходил негативный ток, удалялись». 
        В итоге фильму дали вторую категорию... Все это было оскорбительно для создателей фильма, потому что они прекрасно понимали, что сняли. 
        — Люди, знавшие Тарковского, признаются, что у них всегда было ощущение, что они работают с гением. Сам Андрей понимал это? 
        — Конечно, брат знал себе цену. Может быть, та слава, которая обрушилась на него сразу же после его первого полнометражного фильма «Иваново детство» — а она именно обрушилась, потому что картина получила главный приз Венецианского кинофестиваля, — сыграла в чем-то отрицательную роль. Вместе с тем она помогла ему оценить самого себя. Самое страшное в художнике — это когда он подсознательно ощущает свою неполноценность, неспособность. Андрей же был уверен в себе и с каждым фильмом продвигался вперед по своему пути... 
        После «Андрея Рублева» он стал ощущать себя провидцем, идущим впереди своего времени и несущим людям Знание. Он писал в своих дневниках: «Художник ощущает будущее почти как пророк, как собака, которая начинает выть первой при приближении землетрясения...». 
        Пусть Тарковский не был признан киноначальниками и идеологическим отделом ЦК, но он был признан своим зрителем и каждый его фильм становился событием. 
        — Был ли Тарковский фаталистом? 
        — Скорее, человеком, живо интересовавшимся всем необычным. Его притягивало то чудесное, что зависит не от нас, а от каких-то высших сил, которые нами руководят. Однажды на даче Андрей с женой Ларисой и компанией друзей вызвали дух поэта Бориса Пастернака. «Сколько фильмов я сниму?» — спросил Андрей, и дух Пастернака ответил: «Семь». Он почти столько и снял. Совпадение или предсказание? Андрей верил, что предсказание... 
        Не знаю, от чего это больше зависело — от рока Андрея или самодурства советских киночиновников, — но мы никогда не увидим его экранизации романов Достоевского, Томаса Манна, «Мастера и Маргариту», «Гофманиану». Андрей очень хотел экранизировать «Гамлета», говорил, что у Шекспира речь идет о современных проблемах. Самый насущный, самый жгучий вопрос, ответ на который ищут, выживет человечество или совершит самоубийство?..». 
 

        — Образ главного героя «Ностальгии», человека, до смерти тоскующего по родине, — это alter ego Андрея? 
        — Да! Он писал об этом в дневниках... 
        Отар Иоселиани в то время уже работал во Франции, Кончаловский