Иосиф Бродский. Сретение – читает прот. Александр Шмеман
 

Стихотворение Иосифа Бродского читает священник Александр Шмеман.

Музыка митрополита Волоколамского Илариона (Алфеева)

*****

Когда Она в церковь впервые внесла Дитя,

находились внутри из числа людей, находившихся там

постоянно, Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук Марии;

и три человека вокруг Младенца стояли, как зыбкая рама,

в то утро, затеряны в сумраке храма. Тот храм обступал их,

как замерший лес. От взглядов людей и от взоров небес вершины скрывали,

сумев распластаться, в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом свет падал Младенцу;

но Он ни о чем не ведал еще и посапывал сонно, покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему, о том, что увидит он смертную тьму

не прежде, чем Сына увидит Господня. Свершилось.

И старец промолвил: «Сегодня, реченное некогда слово храня,

Ты с миром, Господь, отпускаешь меня, затем что глаза мои видели это Дитя:

Он — Твое продолженье и света источник для идолов чтящих племен,

и слава Израиля в Нем». — Симеон умолкнул. Их всех тишина обступила.

Лишь эхо тех слов, задевая стропила, кружилось какое-то время спустя

над их головами, слегка шелестя под сводами храма, как некая птица,

что в силах взлететь, но не в силах спуститься. И странно им было.

Была тишина не менее странной, чем речь. Смущена, Мария молчала.

«Слова-то какие…» И старец сказал, повернувшись к Марии: «В лежащем сейчас на раменах Твоих

паденье одних, возвышенье других, предмет пререканий и повод к раздорам.

И тем же оружьем, Мария, которым терзаема плоть Его будет, Твоя душа будет ранена.

Рана сия даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко в сердцах человеков, как некое око».

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед Мария, сутулясь,

и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели. Он шел,

уменьшаясь в значеньи и в теле для двух этих женщин под сенью колонн.

Почти подгоняем их взглядами, он шел молча по этому храму пустому

к белевшему смутно дверному проему. И поступь была стариковски тверда.

Лишь голос пророчицы сзади когда раздался, он шаг придержал свой немного:

но там не его окликали, а Бога пророчица славить уже начала. И дверь приближалась.

Одежд и чела уж ветер коснулся, и в уши упрямо врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул,

но в глухонемые владения смерти. Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг

пушистого темени смертной тропою душа Симеона несла пред собою

как некий светильник, в ту черную тьму, в которой дотоле еще никому

дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась.

16 февраля 1972

Васильевские врата новгородского собора Св. Софии.

1336 г. Собор Александровского Успенского монастыря. Фрагмент

Поэту на момент написания стихотворения было 32 года.

Александр Шмеман был знаком с Иосифом Бродским с самого начала его изгнания из России.