Ниже две цитаты. Прочитайте и скажите мне: это красиво?

«Они проходили под темными сучьями невообразимо огромных прекрасных деревьев черной зимы — под темными руками, перекрученными и жилистыми от самых тротуаров, эти руки сплетались над дорогой — Риверсайд-стрит — в сплошную крышу на несколько кварталов; мимо призрачных старых домов с огромными парадными подъездами и рождественскими огоньками, погребенными где-то в глубине...» 

«На перекрестке висел светофор, он освещал снег краснотой роз и зеленью венков. Большинство окон в деревянных домах на обоих углах сияли красными и голубыми огоньками; из их труб валил праздничный пар; а люди сидели внизу, в асфальтированных дворах, и раскатистым эхом болтали под заснеженными бельевыми веревками». 

Керуак. «Мэгги Кэссиди». Перевод Максима Немцова. По-моему, прекрасно. Запахи, звуки, цвет, свет, настроение — всё здесь есть. Очень чёткая картинка.

Почему я захотела перечитать «Мэгги Кэссиди»? Удивила рецензия (или не знаю, как это назвать, — читательское мнение?) по поводу МК: «Трудно читаемый язык».

Какие мы все разные. Я о читателях. Для меня язык Керуака так же естественен, как звуковой фон и ритм самой жизни; плюс он очень эмоционален. А для кого-то — «трудночитаемо».

Что ж, каждый правый имеет право на то, что слева и то, что справа. Каждый имеет право на личный литературный вкус и на свои собственные суждения по поводу прочитанного. Глупо осуждать кого бы то ни было из несогласных с нами.

(Тем более, желать им утопиться из милосердия. Из милосердия к кому? К переводчику? Но ведь переводчику тоже многое и во многих не нравится. Ему пожелать самому утопиться? А давайте все вместе возьмем и утопимся. Все будем на одно лицо — утопленниками. Никто не будет мучиться. И главное — главное! — у утопленников никогда не бывает собственного мнения (есть зловоние, но к нему можно принюхаться со временем, нос вообще проще зажать, чем живую мысль). Между утопленниками нет и не может быть никаких разногласий. Идеальная картинка полного взаимопонимания писателей, переводчиков, читателей. Все мертвы и никто никому не парит мозги).

Ладно писатели и переводчики рвут на себе волосы и бьются головой об стену, встретив читательское непонимание и отсутствие восторгов по поводу их работы. Но простые читатели?! Мы-то почему так переживаем из-за несовпадения литературных вкусов и мнений? Я вот просто страдаю от того, что Марк, мой брат, не любит Михаила Шишкина, а мой богоподобный во всем остальном муж, терпеть не может «Аду» Набокова, а отец, умнейший и образованнейший — на него студенты его молились и до сих пор не забывают, хотя он давно не у дел, — мой дорогой папа не может без отвращения говорить о «новых американцах» от литературы — буквально плеваться начинает, когда я завожу разговор о Джоне Кеннеди Туле или Томасе Пинчоне и т. п.. А сын мой не любит Пелевина, которым я в его возрасте «обмазывалась», но читает и что-то находит в Кастанеде, Уэлше Ирвине, Бестере Альфреде (ну что между ними общего, скажите мне ради бога?!)

И я с ними спорю. Обижаюсь. Страдаю. Почему? Зачем? И, бывает, называю нехорошими словами типа «примитивные», «недалёкие» и т. п.. Глупо же это. Глупо и несправедливо с моей стороны. И втройне глупо страдать подобной ерундой в интернете.

Ни о чем не говорят литературные, и вообще художественные, вкусы. Ни о чем. Мой муж любит Ренуара, которого я не люблю. Но он никогда и на секунду не задержится возле моих любимых Матисса или Веласкеса. Даже Кранахов мы поделили: ему — младшего, мне — старшего. И ещё Андрей не смотрит со мной Вуди Аллена, и считает посредственным мой любимейший фильм Полански «Резня», но его не оторвать от кино, где есть «боевые искусства» и прочая, скучнейшая с моей точки зрения, лабудень с кручением нунчаков, мечами, палками и т. п.. Ещё мой муж любит Прачетта и Толкиена. И брат их любит. А я засыпаю под них.

Как-то в моей жизни была одна учительница литературы, которая любила Курта Воннегута и замечательно о нём писала, и я никак не могла поверить, что кроме этого самого Воннегута между нами нет ничего общего, абсолютно, что её расизм, антисемитизм и патриотический раж просто сведут меня с ума, если я не прекращу с нею общаться. Прекратила, но мучаюсь до сих пор: как при таком совпадении литературных предпочтений, мы с нею можем быть настолько противоположными во всем остальном людьми?!

Почему мы придаем такое большое значение литературному вкусу? Это личное дело каждого. Возможно, даже более личное, чем физиологические отправления. Отправления мозга. Точно. Отправления. А давайте читать молча, тайно, в закрытых маленьких комнатках типа туалета? И ничего не будем обсуждать, чтобы не ранить друг друга и не разочаровываться друг в друге. И не корчиться от боли, когда твой вкус называют «примитивным» и предлагают утопиться, например, из милосердия к рафинированным эстетам (читай — к дуракам). К чему это, братцы? Снобизм — дерьмо. Как и в чем бы он не проявлялся, но снобизм — это клеймо второсортности. Поэтому сноб не может быть законодателем мнения. Понимаете? Вы не можете быть авторитетом в той области, в которой ведете себя, как сноб. Кстати, моё презрение к снобизму не отменяет моего восхищения людьми, способными быть царственно «над всеми» — милосердно всех прощающими и позволяющими любую возню, любые шалости там, внизу, у себя под ногами. Отеческая снисходительность — вот что пристало большому таланту, а не истеризм и снобизм.

 музыка - старинный русский вальс

http://www.livejournal.com/magazine/876463.html