Цитата сообщения Айронуэн Политературствую совсем чуть-чуть

Рассказ не пригодился там, куда писался, а мне его жалко - он отчасти (в области скелета) даже биографический. Выкладываю здесь в порядке убивания двух зайцев - и рассказ в дело, и дневник не заброшен, а литературными экспериментами я его явно не перегружаю, скромная потому что ну очень.

 

Ледяное красное

Всем, кому есть, что скрывать, посвящается.

 

— У каждого свой скелет в шкафу, — сказала Филька.

Я промолчала. Филька разочарованно сморщила нос. Она любит умничать и любит, чтобы с ней соглашались. Это у нее от родителей. Филькина мама — учительница литературы и истории, а папа — бывший полицейский.  На работе он во всем соглашался с начальством, а дома все должны соглашаться с ним. Филька говорит, он всего один раз согласился с мамой, когда еще был студентом, а не полицейским. Мама очень хотела назвать дочь Филиппиной. Ну и вот…

— Снаружи все пушистенькие, — продолжала умничать Филиппина. — А Петенька, например, колется.  У Серж Петровича сестра психическая, он ее в Штаты лечиться увез. И Артем точно что-то скрывает. Надо только выяснить — что.

Тоже мне, новость. Про менеджера Петеньку и сестру директорского зама я знала и без Фильки. А что там скрывает ее новое увлечение — да наверняка какую-нибудь гадость!

Я переоблачилась из шелкового кимоно в джинсы и свитер.  Расчесала волосы, убрала их в хвост и полезла в шкаф за ветровкой. Филька уже размахивала сумочкой у двери — белобрысая, лохматая и занудная.

— Ну?

— Не знаю, — попробовала увернуться я. — Завтра куча дел.

— Какие у тебя дела?! — она даже подпрыгнула от возмущения. — Спать целый день?

— «ВКонтакте» сидеть, — буркнула я.

— Ну и посидишь с утра! А вечером погуляем ! Ну Ма-аша! Ну, должен же быть в жизни какой-то интерес!

Ей легко говорить, Филиппине, она везде этот самый интерес  найдет.  А я вовсе не хочу расследовать чужие скелеты — мне собственного хватает за глаза. И ничего интересного здесь нет.

— Артем уже заказал столик в «Рояле», — выдвинула решающий аргумент Филька. — На четверых. Это тебе не наши «Уши». Я не пойду одна с двумя мужиками, а Ольку звать не хочу, она все испортит. Хватит отшельничать, Маш, пошли!

«Хватит отшельничать» — это она еще мягко. Могла бы и старой девой обозвать, хотя я старше нее всего на четыре года и вовсе не дева.

Мы вышли и стояли теперь на крыльце родных «Ушей» — заведения японской кухни «Настоящие Суши». Впереди был выходной, и лил дождь. В надвинутом капюшоне Филька походила на гопника. Ей предстояло идти через дворы к автобусу, а мне — двадцать метров по прямой до троллейбусной остановки.

— Созвонимся завтра, Филь, — сказала я, открывая зонт. — Но я ничего не обещаю, ладно?

— Решено и подписано, ты идешь! — крикнула она и нырнула с крыльца прямо под струи. Зонтик Филька не носила принципиально.

 

В троллейбусе было влажно и тряско. Дождь стегал по окнам грязными серыми плетками. Я пробралась к свободному месту в самом хвосте. Вытащила мобильник, но он оказался разряжен. В сумочке валялась книжка, навяленная все той же Филькой — несчастные «Пятьдесят оттенков». Я снова попробовала ее читать. Боги, ну и гадость! Почитаешь, и никаких отношений уже не захочется. Правда, мне и так нормальных отношений не светит, спасибо скелету. А на разовые приключения не тянет, наигралась уже.

Домой я вернулась в самом отвратительном настроении. Съела йогурт вместо ужина, воткнула зарядник в телефон и завалилась спать. Приснился самодовольный тип в шляпе, с хлыстом и кучей каких-то непонятных приспособлений. Повстречайся мне дедушка Фрейд — убила бы своими руками.  

Наутро, как назло, был выходной и пятое число.  Окажись оно рабочим днем, можно было бы увильнуть, мол, не виноватая я, что такой график, а шестого и вовсе махнуть рукой до следующего месяца. В апреле я, между прочим, так и сделала. Но сегодня было никак не отвертеться.

— Да здравствует Большая Уборка! — сообщила я, проходя мимо шкафа на кухню.

Из шкафа донеслось подозрительное молчание. Мстительно булькая и звеня посудой, я сварила себе кофе по-ирландски, соорудила бутерброд с колбасой и майонезом. Позавтракала вприкуску с новостями «ВКонтакте», потом решительно закрыла ноутбук и принялась за Уборку. 

Когда кухня заблестела, как мордочка нализавшейся кошки, пришлось переместиться в комнату. Я начала с самых дальних полок, вытащила и протерла каждую книгу (библиотека мне досталась от бабушки вместе со всем остальным наследством), потом каждый DVD (их я сама покупала, когда еще не было торрентов, а теперь жалко выбрасывать), разобрала скопившийся мусор на столе и на подоконнике и чуть было не вымыла окно. Но, сколько бы я ни тянула время, в конце концов все равно оказалась перед шкафом. 

Помянула древнеперсидского бога Ахурамазду и распахнула дверцы.

— Наконец-то, — съязвил скелет. — Я уже думал, не придешь.

—Я от своих обязанностей не уклоняюсь! — я завелась, как всегда, с пол-оборота.

Но что делать, если я его ненавижу?!

— Да? А в прошлое пятое ты где была, позволь спросить?

— Работала! — рявкнула я, вытаскивая скелет из шкафа. — Я, если хочешь знать, живая! Мне питаться надо! И одеваться во что-то!

— И по мужикам ходить… Осторожнее ты! — это уже совсем другим тоном, испуганно. Я бросила его на кресло так, что кости застучали.

— Не рассыплешься!

Скелет я получила в наследство от бабушки, папиной тетки. В дополнение — однокомнатную «хрущевку» в старом районе и набор обязанностей: всегда хранить скелет, никогда не бросать скелет, никому не говорить о скелете… Помните правило бойцовского клуба? Вот и здесь то же самое, только хуже. Кроме того, раз в месяц, пятого числа, я должна протирать скелет влажной тканью и обрабатывать перекисью водорода, смешанной с нашатырным спиртом. Это чтобы кость оставалась белой. Потом я закрываю его в шкафу и целый месяц пытаюсь жить обычной жизнью. До следующего пятого.

Своих детей у папиной тетки не было. У меня тоже не будет.  Не потому, что нельзя, просто не будет, и все. Я проживу долгую и скучную жизнь и умру в собственной постели от старости. Перед тем, как умереть, передам скелет самой младшей из своих родственниц — какой-нибудь внучке-правнучке сестры или брата, вместе с жилплощадью и всеми этими обязанностями. Так продолжается в нашем роду уже скелет знает сколько поколений, и никто не спрашивал, нравится нам это или нет. Сестра, между прочим, считает, что мне повезло. Она до сих пор живет с родителями в двухкомнатной вместе с мужем и двумя детьми, а у меня — квартира, Нергал бы ее побрал.

— Ты неуравновешенная и раздражительная, — сказал мне скелет, когда я заканчивала его обрабатывать. До этого он молчал, видимо, думал, а тут решил высказаться. — Полагаю, на тебя плохо влияет твое окружение. Что за профессия такая — официантка? У тебя, между прочим, высшее образование.

— А еще у меня скелет в шкафу. Спасибо, что напомнил.

— Разве я тебе мешаю? — он искренне изумился. Вы когда-нибудь видели изумленный скелет? То еще зрелище. — Чем, скажи на милость, я могу помешать тебе сделать карьеру?

И он еще спрашивает!

— Боги, да всем! Я как… как подпольщик живу, оглядываюсь и прячусь! У меня ни личной жизни, ни работы нормальной, ни друзей, ни поговорить ни с кем… — я поняла, что сейчас разревусь, и выплеснула остатки перекиси ему на череп. — И вообще, не твое дело, понял? Нормальное у меня окружение. И зарплата нормальная. Учителя знаешь, сколько получают?

Наскоро обмахнула его полотенцем и потащила обратно в шкаф. Хватит с меня! Он пробовал возмутиться:

— А кто будет протирать меня мелом? Мария! Стой, что ты делаешь?

Но я уже запихала его в шкаф и захлопнула дверцы.

— Могла бы хоть предложить мне выпить! — крикнул скелет напоследок.

Я не удостоила его ответом. Хотелось заплакать, но тут заиграл мобильник.

— Машенька, — вкрадчиво сказала в трубке Филька, — мы заедем за тобой в семь тридцать, хорошо?

Может, и правда? Забыть про все, прикинуться на один вечер нормальной? Я взглянула на часы — полчетвертого. Время еще есть.

— Угадай, что я нашла, — продолжала Филька.

— Что?

— У Артема дома. Права на другое имя. С его фотографией!

— И… что ты сделала?

— А ты как думаешь! — она явно вжилась в роль какой-нибудь героини Донцовой. — Вернула на место и притворилась, что не видела! Он не должен знать, пока я не выясню правду! Ты ведь мне поможешь?

— Даже не знаю.

— Теперь ты мне веришь? Я сразу чувствовала, что у него скелет в шкафу. Дождаться не могу, когда вас познакомлю!

Да уж правда, не может. Интересно, мой скелет она тоже сразу почувствовала? Потому  со мной и подружилась?

— Извини, Филька, — сказала я. — Я сегодня не смогу. Не обижайся, пожалуйста.

И отключилась. На душе было тошнее некуда.

Скелет подслушивал. Когда я открыла шкаф, он выпрямился и постарался изобразить невинный вид — не слишком удачно, я только хмыкнула.

— Что ты там говорил про выпить? — спросила я. — Пиво будешь?

Он немного подумал.

— Красное вино, пожалуйста.

Вот нахал!

— У меня только пиво. Полбутылки в холодильнике.

—Мария, — сказал скелет. — Ты дама! Какое пиво, какие бутылки? Пожалуй в купеческую лавку за вином, а я сервирую стол.

Я снова хмыкнула и пошла одеваться. Шкаф я оставила открытым.

 

Ближайшей купеческой лавкой был «Ашан» — уйма народу, но зато рядом с домом и выбор большой. Какое вино подойдет для романтического ужина со скелетом? И как, скажите на милость, он собирается его пить? Представилась сцена из фильма про пиратов:  капитан Барбосса опрокидывает в себя бутылку, вино стекает между его ребер и хлещет на палубу. На всякий случай я прихватила средство для чистки ковров. И коробку шоколадных конфет. И оливки — я просто их люблю. Посмеиваясь над собственным идиотизмом (и когда успела так развеселиться?), взяла две бутылки грузинского вина имени главврача Онищенко и направилась к кассе.

 

В комнате был сервирован стол. В ход пошло все, что было в холодильнике — полузасохшая салями, два йогурта и полпачки круассанов.  Никогда не смейтесь над холостяками, поверьте, им нелегко живется. Ко всему прочему скелет раскопал бабушкин хрусталь и вытащил из нижнего ящика в прихожей ароматизированные свечи — покупала их в прошлом году, когда два дня не было электричества. Расставил все это на письменном столе и с самым что ни на есть мертвым видом развалился в кресле. Шкаф был закрыт.

— Я не нашел у тебя салфеток, — сказал он, когда я вошла.

— Только влажные. В ванной, — сообщила я и зачем-то добавила: — Извини.

— Вино надо охладить.

— Сама знаю.

Маразм ситуации бил все рекорды, но кому какое дело? В кармане заиграл телефон — Филька. Я нажала «отбой».

 

Когда за окном стемнело, наш вечер был уже в разгаре. Вино оказалось крепким, не слишком сладким, не слишком кислым —как раз как я люблю. Мы съели колбасу, йогурты и круассаны. Я полулежала на диване со старомодным хрустальным фужером, который поставила прямо на покрывало. Пляшущие огоньки свечей отражались в его круглых боках, мерцали в вине, и можно было вообразить себя героиней готического романа. Рядом стояла баночка с остатками оливок. Я ковырялась в ней вилкой. Горели свечи и светил экран ноутбука, который я принесла из кухни, чтобы включить музыку. Скелет потребовал «Золото Рейна». Среди моих альбомов такого не значилось, но мы нашли выход — Вагнера сколько угодно «ВКонтакте».  Авторские права? Нет, не слышали.

— Ты очень красивая, — говорил мне скелет. Они сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и задумчиво вертел в костлявых пальцах бабушкин фужер. — Помнишь, как у Стругацких: «между прочим женщины, пьющие ледяное красное, как-то особенно хорошеют. Они становятся где-то похожи на ведьм»...

— А я и так ведьма, — я наконец поймала оливку и засунула ее в рот. — У меня даже свой скелет есть. Где это ты читал Стругацких?

— Думаешь, если я мертв, то чужд культуре?

Я пожала плечами. Какая культура в шкафу? С другой стороны — Вагнер же. И ледяное красное.

— Очень красивая, — нараспев повторил скелет. Он, кажется, набрался. — У тебя должны быть поклонники. Они должны бросать к твоим ногам цветы и драгоценности. Ты не должна сама зарабатывать на жизнь, это удел существ ничтожных…

Я расхохоталась. Скелет смутился и допил остатки вина. Оно, между прочим, и не думало вытекать на пол, исчезало в его отсутствующей гортани, словно так и надо. 

— Мне не дают покоя твои слова, — пожаловался он. — Кажется, ты считаешь меня причиной своих неудач в личной жизни?

— Забей, — я сделала пару глотков и открыла охотничий сезон на последнюю оливку.

Скелет отвлек меня от этого увлекательного занятия.

— Думаю, все дело в комплексах. Ты считаешь скелет в шкафу пятном на своей репутации? Боишься, что тайное станет явным? Тебе нужно принять себя такой, какая ты есть. Осознать…

— Заткнулся бы ты, а, психолог? Твоих нравоучений еще не хватало.

Он потянулся за бутылкой. Похрустывая костями, наполнил свой фужер и снова откинулся в кресле. Бутылка, кстати сказать, была уже вторая.

— Где ты увидела нравоучения? Мы выпиваем и говорим по душам, разве нет?

— Ах, по душам! — я вдруг рассвирепела. — Ладно, давай! Ты знаешь, какой сейчас век? Двадцать первый! Можешь представить, что будет, если кто-то, хоть один, узнает, что у меня в шкафу говорящий скелет?!

— Что же тогда будет?

Он дурак или прикидывается?

— Боги, все! Сенсация! Журналисты! Ученые! Скандалы, интриги, расследования! Группы в «Фейсбуке»! Фейки в «Твиттере»! Я шагу не смогу ступить, а в конце концов нас обоих запрут в психушку, от греха подальше!

— Ты преувеличиваешь, Мария. Скелет — не такая уж большая редкость. Просто так  вышло, что у тебя их два. С научной точки зрения было бы гораздо удивительнее, если бы не было ни одного.

— «С научной точки зрения»! — передразнила я. — И откуда ты такой умный взялся?

Он ухмыльнулся:

— Из шкафа, вестимо.

Поднес фужер к тому, что у него вместо рта и стал пить маленькими глоточками. Чувствовалось, что он все понимает и просто издевается. Вот ведь мерзавец! Убила бы, не будь он и так мертвым.

Но мне уже расхотелось ругаться. Мне стало любопытно.

— А вообще? Откуда ты взялся, в смысле, как получилось, что ты стал вот таким?

Скелет молча пил вино.

— Не хочешь говорить, да? Бабушка тоже не хотела. Такая страшная тайна? Уж мне-то могли бы рассказать! Я, вроде как, тоже замешана! Эй, ну что ты молчишь, скелет?

Он не ответил. Он казался очень грустным.

— Как тебя зовут? — спросила я. — Ну, звали. Когда ты был живой.

— Мое имя Август, — он поболтал в фужере остатки вина. — Твоя бабушка не могла тебе ничего рассказать. Это случилось за сто пятьдесят лет до ее рождения.

—Пожалуйста, Август. Расскажи.  

— Таинственные истории, Мария, лучше оставлять неразгаданными. На проверку в них не оказывается  никакой романтики.

— Пожалуйста. Я хочу знать.

— Боюсь тебя разочаровать. Я был молод и жаден до приключений. Она была не так молода, но  красива и богата. Замужем за графом. Откуда мне было знать, что у нее  Альцгеймер?

У меня отвисла челюсть. Я медленно ее подобрала.

— Она… забыла тебя в шкафу?!

Он кивнул:

— Смешно, да? Мы встречались в их загородном доме. Граф вернулся неожиданно и сразу пошел к жене. Горничная едва успела нас предупредить. Мне пришлось спрятаться в шкаф. Для безопасности графиня заперла его и спрятала ключ за корсаж. В тот же день граф увез ее в Петербург. Потом графа убили, а графиня решила не возвращаться в деревню. Болезнь уже развивалась, ей было страшно остаться одной. Я умер от жажды, истлел и пролежал там еще двадцать лет, пока шкаф не открыли.

— Но почему ты не пытался выбраться? Не кричал, не звал на помощь?

— Поверь мне, звал. Никто не пришел.

Я почувствовала, что меня трясет. Умереть в запертом шкафу! Хотела глотнуть вина, больно стукнула хрустальным краешком по зубам и только тогда заметила, что фужер пуст.

— Еще вина? —галантно предложил скелет, то есть Август. Будто и не он только что описывал свою собственную жуткую смерть.

— Налей.

Он, видно, решил больше не стесняться — ходил и говорил, как живой. Путь не ждет, что я еще буду протирать его старые кости! Сам справится.

— Почему ты не умер?

— Умер.

— Нет! Ты разговариваешь, ты, Мардук тебя подери, пьешь!

— Я не знаю, Мария, — он вздохнул и вернулся в кресло. Сел, небрежно закинув ногу на ногу. — Я ломал над этим череп почти двести лет. Возможно, все дело в шкафу. Возможно, он был сделан из какого-то особого дерева — оно точно было очень крепким! В литературе встречаются такие шкафы, существующие как бы между двух миров. Если так, то моя душа вместе с моими костями застряла где-то посередине. Но это только предположение. Когда внучка графини наткнулась на меня через двадцать лет, я плакал и умолял меня не закапывать… В то время я очень хотел жить. Только позже понял, что это не жизнь. 

— И с тех пор тебя так и передают от бабушки к внучке, — я сразу поверила его рассказу. Даже тому, что я, оказывается, из графского рода. На этом месте надо бы загордиться, но мне было наплевать.  — Ты стал нашим семейным скелетом в шкафу. И мы все расплачиваемся за то, что сделала наша далекая пра-пра!

— Я и сам расплачиваюсь все это время, — возразил он. — Думаешь, мне хорошо живется? Хочешь на мое место?

Меня передернуло.  

— Нет.

— Ну вот, — сказал он.

И мы стали молча пить. А что еще оставалось? И пили, пока не прикончили вторую бутылку. Потом еще сидели, слушали музыку. Из бабушкиных часов над креслом вылезла охрипшая кукушка, прокричала одиннадцать раз. А потом я позвала:

— Август.

— Что?

— Пожалуйста, отпусти меня, — я не собиралась плакать, это вино виновато, ледяное красное, что слезы вдруг хлынули ручьем. — Я не могу так жить, пожалуйста, я не могу! Мне двадцать девять, а меня никого нет. И не будет! Я женщина со скелетом в шкафу! Я просто… просто… я больше не могу!

Я пыталась перестать рыдать, но ничего не получалось. Мне мерещились бабушки и прабабушки, на двести лет назад, все как на подбор одинокие и несчастные. И я среди них. А потом следующая такая, как я. Сколько, ну сколько можно?!

— Не реви, Мария, — сказал скелет. Поставил на стол фужер. В нем еще оставалось немного вина. — Я давно бы умер, если бы мог. Хочешь от меня избавиться, сходи к колдунье.

— К… кому?

— К колдунье, ведьме, знахарке, откуда я знаю? Поищи в интернете. Отворот, приворот, сглаз. Только смотри, чтобы была настоящая, не шарлатанка.

— Ты думаешь, такие есть?

Я даже перестала рыдать. Август пожал костлявыми плечами:   

— Захочешь, найдешь. Спасибо за ужин, Мария, он был великолепен.

Поднялся и ушел в шкаф. Наверно, обиделся. Напоследок еще сказал:

— Ищи ведьму, не тяни. Мне это все надоело.

И закрыл за собой дверцы.

Я посидела еще немного. Затем взяла ноутбук, выключила музыку и открыла поиск. 

 

К колдунье я поехала поздно вечером, после работы. На улице все так же лил дождь. Было немного жутко. Представлялась баба Яга из мультфильма, лохматая и с огромным носом. Но дверь открыла ухоженная дама лет пятидесяти, в джинсах и клетчатой «американской» рубашке с подвернутыми рукавами. В ушах у нее болтались, если я что-нибудь понимаю, настоящие бриллианты. На руке — явно очень дорогие часы. Я сразу оробела.

— Проходите, Мария, — сказала колдунья. — Не разувайтесь.

И сразу стало ясно, что она настоящая: я не говорила ей, как меня зовут. Выбрала вчера из пары десятков объявлений всяких потомственных знахарок самое убедительное: «Настоящее колдовство. Дорого. Гарантия», позвонила, и мне назначили встречу сегодня в десять вечера, вот и все.

От моих мокрых ботинок на паркете оставались грязные следы, но колдунью это не беспокоило. В большой комнате все стены от пола до потолка были заняты книжными полками. Посередине стоял круглый стеклянный столик и мягкие кресла вокруг. В одно из кресел колдунья усадила меня.

— Чай, кофе?

— Нет, спасибо.

— Тогда сразу к делу, — согласилась она. — Расскажите о своем несчастье.

Как будто она все про меня знала и потому выбрала такое слово — «несчастье». Даже в горле заскребло. Я откашлялась и сказала:

— У меня в шкафу скелет.

— Понимаю, — откликнулась колдунья. — Расскажите, как он туда попал.

И я рассказала ей все. Представляете — впервые в жизни во всем призналась, и меня не обсмеяли, не сказали, что я вру! Под конец я даже заплакала:

— Можно… можно хоть что-нибудь с этим сделать?

Колдунья ласково улыбнулась:

— Ну конечно. Затем вы и пришли.

Достала с полки и положила на столик огромных размеров книгу в кожаном переплете с золотым тиснением, толстую и ужасно древнюю на вид. Разобрать витиеватую надпись на обложке я не успела: колдунья открыла книгу. Взяла маленькие ножницы и вырезала одну из страниц. Положила передо мной. Принесла и поставила рядом маленький темный флакончик и — я не поверила своим глазам — заточенное гусиное перо.

Книжный лист был желтый и непривычный на ощупь. Я с трудом сообразила, что это пергамент. Одну его сторону покрывал текст, кажется, на латыни, другая оставалась чистой.

— Что это такое?

— Страница из книги судеб, — буднично сообщила колдунья. — Чернила, вам лучше не знать их состав, и перо.

— Вижу, что перо. А что мне с ним делать?

— Писать, конечно, — она снова улыбнулась. — Вам повезло, сегодня полнолуние. За несколько минут до полуночи напишите на чистой стороне имя того, кого хотите упокоить, а рядом — имя его умершей возлюбленной. В полночь сожгите страницу.

— А потом?

— Все. Их судьбы будут связаны навечно. Она мертва, значит, и он тоже умрет, вернее, упокоится.

— Как-то слишком просто, — недоверчиво сказала я.

Колдунья обиделась:

— Я беру деньги за настоящее колдовство!  Если вам нужны пышные ритуалы, ступайте к шарлатанам.

— Извините, — мне и правда стало стыдно. — А… кости?

— Рассыплются. Соберете в мешок и закопаете. Справитесь?

Я кивнула. Конечно, справлюсь! Только вот…

— А если я не знаю имя его возлюбленной?

— Спросите у него. Или вам неловко? — она зорко глянула, и я, кажется, покраснела. — Лучше бы делать все по правилам, но в крайнем случае напишите имя любой умершей, которую он знал. Хотя бы вашей бабушки. Главное, не пишите имя живой.

— Почему? Что тогда будет?

Мне вдруг стало страшно — словно кто-то провел по спине костлявым холодным пальцем. Колдунья проговорила зловещим шепотом:

— Их судьбы будут связаны навечно. Истинная любовь между живым и мертвым, и ничто не сможет их разлучить. Вовеки не будет им ни отдыха, ни избавления.

Меня передернуло, а колдунья сложила все принадлежности в целлофановый пакет, вручила его мне и сообщила как ни в чем не бывало:

— Тысяча евро.

Я молча полезла в сумочку — заранее сняла с карточки все, что там было. Колдунья, не считая, засунула деньги в задний карман джинсов.

— Избавитесь, вздохнете свободно. А как захочется устроить жизнь, приходите еще. За новой страницей.

— Истинная любовь? С кем угодно?

— С кем угодно.

— Хоть… — я хмыкнула, — Билл Гейтс?

Колдунья рассмеялась:

— За Билла Гейтса я столько запрошу, что вы вовек не расплатитесь.  А так все верно. Приходите, Мария, не пожалеете.

— Спасибо вам, — я вылезла из кресла. — Если подействует…

— Обижаете, Мария. У меня гарантия. Не подействует, верну деньги и проведу новый обряд за свой счет.

— Спасибо. Правда, мне даже не верится, что…

У меня не хватило слов. Колдунья ласково пообещала:

— Завтра утром вы будете свободны.

 

Домой добралась на такси. В квартире было тихо, шкаф закрыт, и только посуда на письменном столе, которую я поленилась убрать, напоминала о вчерашнем ужине. Я взглянула на часы — четверть двенадцатого. Успею помыть посуду, или принять душ, или… Я упала на диван. Уставилась на часы — стрелки ползли медленно-медленно, словно издевались. Из шкафа не доносилось ни звука. О чем он там думает? Догадывается, где я была? И что собираюсь сделать?

Вот уж не думала, что это окажется тяжело! Я стиснула кулаки так, что стало больно от ногтей. Это вообще его собственная идея. Сам сказал, это не жизнь, ему все надоело. Сегодня он получит покой. И я тоже получу.

В одиннадцать сорок пять я включила свет и выложила на стол страницу из книги судеб. В одиннадцать пятьдесят принесла из кухни спички. Через две минуты открутила крышку чернильницы и обмакнула перо в чернила.

 Писать пером оказалось неудобно, особенно, когда трясутся руки и зуб на зуб не попадает от волнения. Осторожно, чтобы не поставить кляксу, я вывела на пергаменте слово «Август». Теперь — второе имя.

Я хотела написать «Ольга», так звали мою бабушку. Но испугалась, даже дыхание перехватило — вдруг не подействует? Колдунья сказала, лучше делать все по правилам, написать имя его возлюбленной. Я не могу так рисковать!

Я бросилась к шкафу и распахнула дверцы. Август сидел, привалившись к задней стенке. Поднялся неловко, как будто уже не чувствовал себя живым.

— Что, Мария?

И я поняла, что не могу ответить, не могу сказать этого вот так, в лицо. Щеки стали горячими, и в горле запершило от стыда. Он спросил:

— Ты виделась с колдуньей?

Я молча кивнула.

— И что же? Тебе нужна моя помощь?

Я отвернулась, чтобы не видеть этих пустых глазниц. На столе все еще стоял вчерашний фужер. В нем осталось недопитое вино, ледяное красное, согревшееся и потерявшее свой аромат.  Я прошептала:

— Нет.

— Что — нет?

— Я передумала. Пусть все останется, как есть.

Из часов медленно, со скрипом вылезла кукушка. Август наклонился и забрал из моих пальцев перо — я совсем о нем забыла. Шагнул к столу, обмакнул перо в чернильницу.

Кукушка неторопливо хрипела свое полуночное «ку-ку». В романах пишут про ужас и чувство захлопнувшейся ловушки — ничего такого не было. Я просто слушала кукушку и смотрела, как костлявые пальцы выводят на пергаменте буквы. Как чиркают спичкой, и пламя начинает пожирать имена, сначала его, а затем, с последним «ку-ку» — второе. Мое.

«Мария».