Князь Игорь и Кончак
Происхождение и судьба героев "Слова о полку Игореве"

Князь Игорь. Худ. И Глазунов.

К 1055 г. кочевники, пришедшие из Средней Азии, вытеснили из степей южного Приднепровья жившие там ранее племена печенегов и торков. На востоке от Руси их называли кипчаками, на западе - куманами, русские же стали называть их половцами, т.к. цвет волос новых соседей, в отличие от прежних, был соломенно-желтым (полова - рубленая солома).

О первой встрече с ними в русской летописи написано вполне доброжелательно: "Приходи Блуш с половци и створи Всеволод (сын умершего годом раньше Ярослава Мудрого) мир... и возвратишися (половцы) восвояси". Ситуация изменилась уже в 1060 г., когда половцами была сделана первая попытка набега на русские земли. Дружина другого сына Ярослава Мудрого - Святослава, княжившего в Чернигове, уступала противникам в численном отношении почти в четыре раза, тем не менее половцы были разбиты, множество их воинов утонули при бегстве в реке Снови, предводители были взяты в плен. Однако набег 1061 г. был удачным, а в 1068 г. половцами были разбиты объединенные войска детей Ярослава Мудрого: киевского князя Изяслава, черниговского - Святослава и Переяславского - Всеволода. С тех пор давление половцев на южные окраины Руси стало постоянным.

Название племени каи, стоявшего во главе союза кипчаков, в переводе на русский язык означает змея. Относящаяся к половцам поговорка "У змеи семь голов" (по числу основных племен) цитируется арабскими и китайскими историками того времени, и здесь, возможно, следует искать разгадку поединков со змеями русских богатырей. В летописи после победы над половцами в 1103 г. говорится, что Владимир Мономах "скруши главы змеевыя".

Штурмовать города половцы, к счастью, не умели, обычно, разорив окрестности, они осаждали город, надеясь взять его измором. Как это ни парадоксально, наибольшую опасность половцы представляли в качестве союзников какого-либо князя, приведшего их для выяснения отношений со своими родственниками. Вопреки сложившемуся стереотипу герой "Слова о полку Игореве", дед Игоря Олег "Гориславич", не был первым русским князем, "приведшим половцев на Русь". Эта сомнительная честь принадлежит уже упоминавшемуся нами триумвирату - Изяславу, Святославу и Всеволоду, которые использовали их в междуусобной войне против Всеслава Полоцкого. Помните строки "Слова...":

"Ярослава все внуки и Всеслава!
Склоните стяги свои,
...
Вы ведь своими крамолами
начали наводить поганых
на землю Русскую,
на богатства Всеслава".

Именно в то время произошли события, без знания которых невозможно понять "Слово о полку Игореве".
В 1072 г. отец несчастного Олега (деда князя Игоря), черниговский князь Святослав, имевший еще и скандинавское имя (в сагах его называют Хольти Смелый), изгнал своего старшего брата Изяслава из Киева. После смерти Святослава (27.ХII.1076 г.) Изяслав и Всеволод отобрали у его детей не только Киев, но и их "отчину" - Чернигов. В этом завязка междуусобных войн, о которых говорится в "Слове".
Началось с того, что старший сын Святослава - Глеб, опытный воин, успешно противостоявший натиску Всеслава Полоцкого на Новгород, был лишен княжения в этом городе и убит на своем корабле по пути в Смоленск (1078 г.). Когда брат Глеба Олег Святославич (между прочим, друг Владимира Мономаха и крестный отец его старшего сына) узнал об этом, то в страхе бежал в Тмутаракань, где правил третий сын Святослава - "красный" (т.е. красивый) Роман (о нем, согласно сообщению автора "Слова...", пел песни любимец Олега Боян). Роману "стало жаль брата", и он организовал поход против Изяслава и Всеволода. Этот князь был предательски убит своими союзниками - половцами, которых подкупили братья отца (1079 г.). После этого вся тяжесть войны легла на плечи Олега "Гориславича": всю жизнь он провел в походах и войнах, побывал в плену в Византии, бежав оттуда, сражался с немногочисленной дружиной и союзными половцами один против всех и сумел добиться практически невозможного: возвращения Чернигова Святославичам. Умер он князем в Новгороде-Северском (1115 г.). Олег уклонялся от общерусских походов на кочевников и выказывал к ним явное расположение. Старший сын Олега (Всеволод) прославился в молодости набегами на мирное население и даже попал в былины как отрицательный герой (Чурила), но более он известен по знаменитому письму-приглашению Юрия Долгорукого: "Приди ко мне, брате, в Москов" - это первое упоминание Москвы в исторических документах. Интересно, что именно сын этого беспутного князя (Святослав) произносит знаменитое "золотое слово" в повести "Слово о полку Игореве". Средний сын Олега (Игорь) был убит восставшими киевлянами, а младший - Святослав, женатый на половчанке, отец "нашего" Игоря - продолжал, как и Олег, приводить на Русь отряды половцев. Женат главный герой "Слова..." был на Ефросинье Ярославне - дочери галицкого князя Ярослава Осмомысла.
Рассмотрим теперь родословную друга и противника Игоря, половецкого хана Кончака. Этот герой интересен уже тем, что род его в четырех поколениях прослеживается русскими летописями. Дед Кончака, глава восточного (донецко-приморского) объединения половцев, великий хан Шарукан, вошел в былины под именем Кудреванко-царя или Шарк-великана. Интересно, что в 1107 г. он вместе с ханом Боняком потерпел сокрушительное поражение от объединенного русского войска князей Святополка, Владимира Мономаха и Олега "Гориславича" - редчайший случай участия Олега в общерусских делах. Сын Шарукана - Атрак вынужден был уйти с берегов Северского Донца в предкавказские степи. В 1118 г. грузинский царь Давид Строитель направил к нему послов с предложением переселиться в свою страну, в которой население Картлии и юго-восточных приграничных областей было почти полностью уничтожено турками-сельджуками. Атрак ушел в Грузию, но после смерти страшного для половцев Владимира Мономаха брат хана - Сырчан отправил к нему своего любимого певца Орева с просьбой вернуться в родные степи. Предание говорит, что Атраку не хотелось уезжать от роскошной жизни при дворе грузинского царя, но посол показал ему привезенную с собой степную полынь. Понюхав ее, Атрак воскликнул: "Лучше на своей земле костьми лечь, чем на чужой в славе быть!" - и вернулся на родину. Сын Мономаха - Мстислав продолжал политику своего отца и, как, несколько преувеличивая, пишет летописец, "загна половци за Дон и за Волгу, за Яик". В родных степях у Атрака родился сын Кончак, которому было суждено восстановить могущество рода Шарукана. После смерти отца и дяди Кончак возглавил две орды. В 1174 г. он отправился в свой первый поход на Русь в союзе с лукоморским ханом Кобяком. Удар был направлен на Переяславль. Город они не взяли, но разграбили его окрестности. Возвращаясь с добычей и полоном, союзники неожиданно наткнулись на отряд... князя Игоря (!). После короткого боя половцы бежали. Дружинники Игоря многих перебили и взяли в плен. Так произошла первая встреча главных героев "Слова о полку Игореве". Набег 1179 г. закончился для Кончака удачно - узнав, что на берегах Сулы его ждут русские полки, он сумел уклониться от встречи с ними и ушел в степь с богатой добычей. А в 1180 г. Кончак принял участие в междуусобной борьбе русских князей за великокняжеский стол в Киеве. Он и Кобяк заключили союз со Святославом Всеволодовичем и его двоюродным братом Игорем Новгород-Северским против Рюрика Ростиславича. На речке Черторые их войска были разбиты, Игорь и Кончак спаслись, прыгнув в одну ладью. Видимо, здесь и берет начало их дружба. Во всяком случае через три года Игорь отказался участвовать в отражении набега Кончака на Переяславль, за что переяславский князь Владимир Глебович в гневе разорил несколько северских городков. Однако против других половцев Игорь продолжал воевать. В том же году он отправился за реку Мерл, но, перейдя ее, неожиданно встретился с отрядом идущих в набег половцев. Разгромив их, Игорь вернулся домой со славой, но без добычи. Данная экспедиция интересна составом участников: это были те же князья и те же полки, что через два года пойдут в знаменитый поход, воспетый "Словом о полку Игореве". В 1183 г. произошло еще одно важное событие: бывшие враги - Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславович, разделив власть, отправились в поход на половцев. Кочевники первоначально уклонились от боя, но, когда союзники уже возвращались домой, по настоянию Кобяка половцы напали на русские дружины. Для степняков битва закончилась полным разгромом. Семнадцать половецких ханов, в том числе Кобяк и два его сына, были захвачены в плен, позже Кобяк был казнен в Киеве. 1184 г. был отмечен встречным наступлением Кончака, который на этот раз собирался не только разграбить предместья, но и пожечь русские города: в его войске находился "бесурменин" (т.е. мусульманин), наладивший половцам метательные орудия, стрелявшие "живым огнем". Придя к реке Хоролу (границе русских княжеств), Кончак вступил было в переговоры с черниговским князем Ярославом, но Святослав с Рюриком нанесли неожиданный удар по стану кочевников. Большинство воинов Кончака были перебиты, вся свита, в том числе "бесурменин", захвачена в плен, самому Кончаку чудом удалось уйти в степь. Казалось, наступил час решающего наступления на половцев, и в начале апреля 1185 г. Святослав послал в степь своего боярина Романа Нездиловича с вассальными берендеями, поход закончился разгромом нескольких половецких "веж" (становищ), захватом полона и конских табунов. Странную позицию занял в это время черниговский князь Ярослав: еще до набега Романа Нездиловича он послал в степь своего боярина для подтверждения мира с половцами, а подчиненный ему удельный князь новгород-северский Игорь собирал в это время войска для серьезного похода против них, и в походе этом приняли участие вассальные Ярославу кочевники - "коуи". Складывается впечатление, что Ярослав руками молодых (моложе некуда - сыну Игоря Владимиру путивльскому было всего 12 лет) князей хотел нанести удар по ослабленным поражениями половцам, опередив киевского и переяславского князей.
Вышедшие в поход русские дружины 1 мая 1185 г. чуть было не повернули назад из-за неполного солнечного затмения. Игорь, однако, продемонстрировал замечательное для своей эпохи здравомыслие: "Братья мои и дружина! - сказал он. - Тайны Божии неисповедимы, и никто не может знать его определения. Что хочет, то творит - добро иль зло. Если захочет, он накажет и без знамения. И кто ведает - для нас это знамение или для кого еще, ведь видно затмение во всех землях и народах" (Ипатьевская летопись).
В настоящее время существует не менее десяти вариантов маршрута Игоря в степь. Так или иначе, известив соратников о желании "посмотреть синий Дон", Игорь оказался не у реки Тора (правый приток Северского Донца, а под Доном подразумевалась именно эта река), где находились становища Кончака, а в местности, относящейся к бассейну Днепра, т.к. взятые в плен половцы сообщили о наличии там богатых становищ (веж). Здесь нас ждет еще одна загадка - вежи оказались необычайно богатыми - в них были "злато", "паволоки", "оксамиты", серебряное оружие, богатые одежды, "всякое узорочье половецкое", но не было того, чем обычно "ополонялись" русские князья в степи: скота и табунов коней. При этом половецкие воины выпустили только по одной стреле и умчались в степь. То ли дружины Игоря отыскали всю казну половцев, то ли эти вежи были заранее приготовленной ловушкой. Игорь, почувствовав неладное, предложил отойти назад, к Донцу, но остальные князья - а это, кроме его сына, брат Игоря Всеволод Курский и племянник Святослав Рыльский - под предлогом отдыха уговорили его остаться на ночь. "Неудивительно, братья, зная (что нас ждет) и умереть", - ответил им Игорь. Утром же русские увидели себя со всех сторон окруженными половцами и, по стягам, поняли, что им противостоят силы всей степи. Помимо Кончака, подошли войска Гзака (Козы Бурновича) и еще семи орд. Летописец приводит слова, сказанные тогда Игорем: "Если поскачем - спасемся сами, а простых людей бросим, а это будет грех на нас перед Богом, предав их, уйдем. Так либо умрем, либо все вместе останемся живы".
То, что, прижатые к топкому болоту, лишенные питьевой воды, конные дружины князей, даже не попытались вырваться из окружения одни, бросив пеших воинов (такая возможность у них действительно была - 15 человек все же вернулись домой), делает честь благородству Игоря, но выиграть битву в этих условиях было невозможно.
В самом начале боя Игорь был ранен в левую руку. На третий день, в воскресенье, бежали коуи, Игорь поскакал их возвращать, но не достиг успеха. Возвращаясь, он был захвачен в плен и наблюдал за происходящим со стороны. Именно в этот день геройски бился оставшийся старшим в русских дружинах Всеволод и в этот же день "пали стяги Игоревы".
После победы в трехдневном бою Кончак выкупил раненого Игоря у воина по имени Чилбук и увез в свою орду. В дальнейшем он выкупил в другой орде и сына Игоря Владимира. В качестве стражи к Игорю были приставлены 15 рядовых воинов и 5 юношей из знатных фамилий. При этом Игорь свободно ездил на охоту, вызвал к себе священника, да и побег князя из плена, похоже, не был для Кончака неожиданностью. Складывается впечатление, что дальновидный хан позволил бежать своему другу, решив, что у себя на родине он будет гораздо полезнее. Он не только не отомстил оставшемуся в его руках сыну беглого князя, но даже женил его на своей дочери. Владимир Игоревич находился в ставке хана до 1187 г., пока не родился ребенок. После этого он с семьей был с почетом отпущен домой, где Игорь "створи свадьбу сыну своему и венча его". Характерны и направления ударов по русской земле, выбранные Кончаком и Гзаком после победы. Ипатьевская летопись сообщает, что Кончак призывал половцев: "Пойдем к Киеву, где была перебита братия наша и великий князь наш Боняк". Гзак не согласился с ним и заявил: "Пойдем на Сейм, где остались их жены и дети: там для нас готовый полон собран, будем города забирать, никого не опасаясь".
Итак, в то время как Гзак набросился на ослабленное поражением Черниговское княжество, Кончак напал на княжество Переяславское, где правил личный враг Игоря - Владимир Глебович. Этот князь был тяжело ранен во время одной из стычек. Святослав с Рюриком вышли на помощь Переяславлю, но Кончак вовремя узнал об этом и, попутно взяв город Римов, ушел в свои вежи.
В 1191 г. Игорь еще два раза ходил в степь, первый поход был успешным, во втором он уклонился от встречи с половецкими войсками и вернулся домой.
Кончак также воевал против русских князей, исключая Игоря и его союзников. Умер он в начале ХIII века. Сына его Юрия Кончаковича русские летописи называют "большим всех половцев", он принимал участие в несчастной для русских и половцев битве на Калке (1223 г.), которая навсегда подорвала могущество половцев и после которой они были рассеяны монголами. Часть их орд вошла в состав государства победителей.
После смерти своего двоюродного брата Ярослава (1199 г.) Игорь стал великим князем черниговским и завел свою летопись, в которой он представлен благородным князем, постоянно думающим о благе Русской земли. Он умер в 1202 г., а через 37 лет - в 1239 г. - Чернигов был взят монголами.
Сыновья Игоря - Владимир, Роман и Святослав (внуки Ярослава Осмомысла) - в начале ХIII века были приглашены жителями захваченного венграми Галича, однако после победы над иноземными захватчиками братья поссорились с влиятельными боярами. Разгромив галицкую дружину, они казнили многих бояр (по некоторым сведениям, от 300 до 500 человек), но с оппозицией справиться им не удалось. В 1208 г. возобновилась война с венграми, которых призвали уцелевшие бояре. Когда Роман и Святослав Игоревичи были взяты в плен, галицкие бояре выкупили их у венгров, но лишь для того, чтобы торжественно повесить. Владимир с Настасьей Кончаковной сумели спастись и вернулись в Путивль.

СЛОВО О ПЪЛКУ ИГОРЕВЕ,
ИГОРЯ СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА

Древнерусский оригинал "Слова" (по изданию 1800 г.) воспроизводится в исправленном виде; все необходимые поправки внесены в текст. Орфография максимально приближена к современной.

Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о полку Игореве, Игоря Святославлича! Начати же ся той песни по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню! Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мысию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы. Помняшеть бо речь первых времен усобице, - тогда пущашеть 10 соколовь на стадо лебедей; который дотечаше, та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы касожьскыми, красному Романови Святославличю. Боян же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше, но своя вещиа персты на живая струны воскладаше; они же сами князем славу рокотаху.

Почнем же, братие, повесть сию от стараго Владимера до ныняшнего Игоря, иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужеством, наполнився ратнаго духа, наведе своя храбрыя полкы на землю Половецькую за землю Руськую.

О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа полкы ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища в тропу Трояню чрес поля на горы! Пети было песнь Игореви, того внуку: "Не буря соколы занесе чрез поля широкая, галици стады бежать к Дону великому". Чи ли воспети было, вещей Бояне, Велесовь внуче: "Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыеве. Трубы трубять в Новеграде, стоять стязи в Путивле".

Игорь ждет мила брата Всеволода. И рече ему буй-тур Всеволод: "Один брат, один свет светлый ты, Игорю! Оба есве Святославличя. Седлай, брате, свои борзый комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А мои ти куряни - сведоми кмети: под трубами повити, под шеломы възлелеяны, конець копия въскормлени; пути имь ведоми, яругы имь знаеми, луци у них напряжени, тули отворени, сабли изострени; сами скачють, акы серыи волци в поле, ищучи себе чти, а князю славе".

Тогда Игорь возре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты. И рече Игорь к дружине своей: "Братие и дружино! Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти. А всядем, братие, на свои борзыя комони, да позрим синего Дону!" Спала князю умь похоть, и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго. "Хощу бо, - рече, - копие приломити конець поля половецкаго с вами, русици! Хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону".

Тогда въступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди; свист зверин въста; збися Див, кличет верху древа - велит послушати земли незнаеме, Волзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, тьмутораканьскый болван! А половци неготовами дорогами побегоша к Дону великому; крычат телегы полунощы, рци лебеди роспужени.

Игорь к Дону вои ведет. Уже бо беды его пасет птиць по дубию; волци грозу въерожат по яругам; орли клектом на кости звери зовут; лисици брешут на черленыя щиты. О Руская земле, уже за шеломянем еси!

Долго ночь меркнет. Заря свет запала, мгла поля покрыла; щекот славий успе, говор галичь убудиси. Русичи великая поля черлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю славы.

С зарания в пяток потопташа поганыя полкы половецкыя и, рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а с ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотом и грязивым местом - и всякымн узорочьи половецкыми. Черлен стяг, бела хирюговь, черлена чолка, сребрено стружие - храброму Святославличю!

Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело! Не было оно обиде порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчине! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след править к Дону великому.

Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучя с моря идут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещуть синии молнии. Быти грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великаго! Ту ся копием приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великаго. О Руская земле, уже за шеломянем еси!

Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы. Земля тутнет, рекы мутно текуть; пороси поля прикрывают; стязи глаголют - половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран Рускыя полкы оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии русици преградиша черлеными щиты.

Яр туре Всеволоде! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными. Камо, тур, поскочяше, своим златым шеломом посвечивая, тамо лежат поганыя головы половецкыя. Поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя от тебе, яр туре Всеволоде! Кая рана дорога, братие, забыв чти, и живота, и града Чернигова, отня злата стола и своя милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая!

Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были полци Олговы, Ольга Святославличя. Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше; ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане, - той же звон слыша давный великый Ярославль сын Всеволод, а Владимир по вся утра уши закладаше в Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе и на ковыле зелену паполому постла за обиду Олгову, - -храбра и млада князя. С тоя же Каялы Святополкь полелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей Софии к Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человекомь скратишась. Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, но часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь гозоряхуть, хотять полетети на уедие. То было в ты рати и в ты полкы, а сицеи рати не слышано.

С зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле незнаеме, среди земли Половецкыи. Черна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Руской земли.

Что ми шумить, что ми звонить далече рано пред зорями? Игорь полкы заворочает: жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася другый; третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пир докопчаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось.

Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня времена. Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: "Се мое, а то мое же". И начяша князи про малое "се великое" молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с победами на землю Рускую.

О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А Игорева храбраго полку не кресити! За ним кликну карна, и жля поскочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе. Жены руския въсплакашась, аркучи: "Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати!"

А въстона бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми. Тоска разлияся по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи. А князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами, победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле от двора.

Тии бо два храбрая Святославлича, Игорь и Всеволод, уже лжу убудиста, которую то бяше успил отец их Святославь грозный великый Киевскый грозою: бяшеть притрепетал своими сильными полкы и харалужными мечи; наступи на землю Половецкую; притопта холми и яругы; взмути реки и озеры; иссуши потоки и болота; а поганаго Кобяка из луку моря от железных великих полков половецких, яко вихр, выторже, - и падеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святославли. Ту немци и венедици, ту греци и морава поют славу Святославлю, кають князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы, рекы половецкия, рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь выседе из седла злата, а в седло кощиево. Уныша об градом забралы, а веселие пониче.

А Святославь мутен сон виде в Киеве на горах. "Си ночь, с вечера, одевахуть мя - рече - черною паполомою на кроваты тисове; черпахуть ми синее вино, с трудомь смешено; сыпахуть ми тощими тулы поганых толковин великый женчюгь на лоно и неговахуть мя. Уже доскы без кнеса в моем тереме златоверсем; всю нощь с вечера босуви врани възграяху у Плеснеска на болони, беша дебрь Кисаню и не сошлю к синему морю".

И ркоша бояре князю: "Уже, княже, туга умь полонила: се бо два сокола слетеста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону. Уже соколома крильца припешали поганых саблями, а самаю опуташа в путины железны. Темно бобе в 3 день: два солнца померкоста, оба багряная столпа погасоста и с ними молодая месяца, Олег и Святослав, тьмою ся поволокоста и в море погрузиста, и великое буйство подаста хинови. На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Руской земли прострошася половци, аки пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже вержеся Дивь на землю. Се бо готския красныя девы воспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом; поют время Бусово, лелеют месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселия".

Тогда великий Святослав изрони злато слово, с слезами смешено, и рече: "О, моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати: но не честно одолесте, не честно бо кровь поганую пролиясте. Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе скована, а в буести закалена. Се ли створисте моей сребреней седине!

А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Ярослава с черниговьскими былями, с могуты, и с татраны, и с шельбиры, и с топчакы, и с ревугы, и с ольберы: тии бо бес щитовь с засапожникы кликом полкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу.

Но рекосте: "Мужаимеся сами, преднюю славу сами похитим, а заднюю си сами поделим!" А чи диво ся, братие, стару помолодити! Коли сокол в мытех бывает, - высоко птиц възбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но се зло: княже ми непособие - наниче ся годины обратиша. Се у Рим кричат под саблями половецкыми, а Володимир - под ранами. Туга и тоска сыну Глебову!

Великый княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетети издалеча, отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти. Аже бы ты был, то была бы чага по ногате, а кощей по резане. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти - удалыми сыны Глебовы.

Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли вои злачеными шеломы по крови плаваша? Не ваю ли храбрая дружина рыкают, акы тури, ранены саблями калеными, на поле незнаеме! Вступита, господина, в злат стремень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы угорскыи своими железными полки, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата, стреляеши с отня злата стола салтани за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

А ты, буй Романе, и Мстиславе! Храбрая мысль носит ваш ум на дело. Высоко плаваеши на дело в буести, яко сокол, на ветрех ширяяся, хотя птицю в буйстве одолети. Суть бо у ваю железный папорзи под шеломы латинскими: теми тресну земля, и многи страны - Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела и Половци - сулици своя повергоша а главы своя подклониша под тыи мечи харалужныи. Но уже, княже, Игорю утрпе солнцю свет, а древо не бологом листвие срони - по Роси и по Сули гради поделиша. А Игорева храбраго полку не кресити. Дон ти, княже, кличет и зоветь князи на победу. Олговичи, храбрыи князи, доспели на брань.

Ингварь и Всеволод и вси три Мстиславичи, не худа гнезда шестокрилци! Не победными жребии собе власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и сулицы ляцкии и щиты! Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!

Уже бо Сула не течет сребреными струями к граду Переяславлю, и Двина болотом течет оным грозным полочаном под кликом поганых. Един же Изяслав, сын Васильков, позвони своими острыми мечи о шеломы литовския, притрепа славу деду своему Всеславу, а сам под черлеными щиты на кроваве траве притрепан литовскыми мечи, и схоти ю на кровать и рек: "Дружину твою, княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша". Не бысть ту брата Брячяслава, ни другаго - Всеволода. Един же изрони жемчюжну душу из храбра тела чрес злато ожерелие. Унылы голоси, пониче веселие, трубы трубят городеньскии.

Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени - уже бо выскочисте из дедней славе. Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю. Которою бо беше насилие от земли Половецкыи".

На седьмом веце Трояни връже Всеслав жребий о девицю себе любу. Той клюками подпръся, оконися и скочи к граду Кыеву, и дотчеся стружием злата стола Киевскаго. Скочи от них лютым зверем в полночи из Белаграда, обесися сине мьгле; утръ же вознзи стрикусы, оттвори врата Новуграду, разшибе славу Ярославу, скочи волком до Немиги с. Дудуток. На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровави брезе не бологом бяхуть посеяни - посеяни костьми руских сынов. Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хорсови волком путь прерыскаше. Тому в Полотске позвониша заутренюю рано у святыя Софеи в колоколы, а он в Кыеве звон слыша. Аще и веща душа в дерзе теле, но часто беды страдаше. Тому вещей Боян и первое припевку, смысленый, рече: "Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда божиа не минути".

О, стонати Руской земли, помянувше первую годину и первых князей! Того старого Владимира нельзе бе пригвоздити к горам киевским! Сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы, но розно ся им хоботы пашут, копиа поют.

На Дунаи Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть: "Полечю - рече - зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце; утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле".

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "О, ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшет горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?"

Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле, аркучи: "О, Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославли носады до полку Кобякова. Возлелей, господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!"

Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою им тули затче?"

Прысну море полунощи; идут сморци мьглами. Игореви князю бог путь кажет из земли Половецкой на землю Рускую, к отню злату столу. Погасоша вечеру зари. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслию поля мерит от великаго Дону до малаго Донца. Комонь в полуночи. Овлур свисну за рекою; велить князю разумети. Князю Игорю не быть! Кликну; стукну земля, въшуме трава, вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаем к тростию и белым гоголем на воду. Въвержеся на борз комонь и скочи с него босым волком. И потече к лугу Донца и полете соколом под мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли Игорь соколом полете, тогда Влур волком потече, труся собою студеную росу; преторгоста бо своя борзая комоня.

Донец рече: "Княже Игорю! Не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли веселиа!" Игорь рече: "О, Донче! Не мало ти величия, лелеявшу князя на волнах, стлавшу ему зелену траву на своих сребреных брезех, одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу; стрежаше его гоголем на воде, чайцами на струях, чернядьми на ветрех". Не тако ли - рече - река Стугна; худу струю имея, пожръши чужи ручьи и стругы ростре на кусту, уношу князю Ростиславу затвори Днепрь темне березе. Плачется мати Ростиславля по уноши князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и древо с тугою к земли преклонилося.

А не сорокы втроскоташа - на следу Игореве ездит Гзак с Кончаком. Тогда врани не граахуть, галици помолкоша, сорокы не троскоташа, полозие ползоша только. Дятлов тектом путь к реце кажут, соловии веселыми песьми свет поведают. Молвит Гзак Кончакови: "Аже сокол к гнезду летит, соколича ростреляеве своими злачеными стрелами". Рече Кончак ко Гзе: "Аже сокол к гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною дивицею". И рече Гзак к Кончакови: "Аще его опутаеве красною девицею, ни нама будет сокольца, ни нама красны девице, то почнут наю птици бити в поле Половецком".

Рек Боян и ходы на Святославля песнотворца стараго времени Ярославля Ольгова Коганя хоти: "Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы" - Руской земли без Игоря. Солнце светится на небесе - Игорь князь в Руской земли. Девици поют на Дунаи, вьются голоси чрез море до Киева. Игорь едет по Боричеву к святей богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели.

Певше песнь старым князем, а потом молодым пети. Слава Игорю Святославличю буй-туру Всеволоду Владимиру Игоревичу! Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя полки. Князем слава а дружине! Аминь.

http://www.hrono.ru/statii/2002/slovo_ryzhov.php