Винцингероде его назначение совершенно не понравилось, воевал он без особого блеска, допускал ошибки, стоившие серьёзных потерь, и, видимо, потому и не стал известен как партизан. Позднее он глупо попал в плен, затеяв самостоятельные переговоры с французами в Москве, но по дороге был освобождён, когда конвой попал в засаду к другому партизанскому отряду.

Кто-то из офицеров кисло острил, что для России лучше было бы, если бы он в тепле и сухости посидел в плену до конца войны.
Кстати, одним из офицеров его отряда был Бенкендорф — тот самый, кошмар поколений школьников. Вот он как раз обладал и вкусом, и талантом к партизанщине и за неимением под рукой Пушкина превосходно тиранил французов. Но его звёздный час наступит позднее, уже в Заграничном походе.

В общем, начало было положено, и вскоре отряды стали посылать в леса один за другим.

В инструкциях, издаваемых по этому случаю, очертили и список задач; тревожить фланги, уничтожать небольшие группы французов, ловить курьеров, теребить коммуникации и вести разведку. Собственно, в этом и состояли основные функции всех «регулярных» партизан — силовая разведка, перехват вестовых и резня на тылах. Однако ключевая характеристика отряда, посланного для таких задач, — это подвижность.

Мужики с топорами в составе такого отряда стали бы невероятной обузой, и их, ясное дело, если и использовали, то сугубо в качестве вспомогательных сил — если какие-то вооружённые крестьяне нашлись в районе очередной операции.

Правда, партизанщина всё равно была «неправильной» войной, а людей традиционно не хватало, так что партизаны сплошь и рядом брали в отряды таких людей, от которых регулярные войска бы отказались. Дальше многих тут пошёл капитан Александр Фигнер. Этот кроме обычных солдат собирал в отряд, как выразился его сослуживец, «разнокалиберных удальцов». То есть дезертиров, мародёров и даже — эпизодически — пленных. Набрав таких молодцев, он, по выражению другого мемуариста, «проказничал с ними по ночам». В смысле, устраивал засады и диверсии.

Александр Фигнер

Но всех превзошёл подполковник Дибич 1-й. Он начинал с парой сотен драгун, казаков и татар, но затем присоединил к отряду ещё и более двухсот дезертиров из Великой армии, в основном немцев по национальности. Правда, воевали дезертиры не очень и сами были не дураки пограбить, но факт — русские имели партизанский отряд, наполовину состоявший из «хиви».

 

Кстати, эти отряды воевали не как попало. Армейским партизанам нарезались сектора ответственности, командование обычно знало, где находится тот или иной отряд, и хотя бы в общих чертах представляло, что он делает. В наше время эти отряды назвали бы рейдовыми частями или даже спецназом. В общем-то, они и выполняли специальные задачи в современном понимании. Но такого слова тогда ещё не придумали, а название «летучие отряды», или «партии», устраивало всех.

Ведьмаки из Блэровки

А вот второй род партизан, которые на самом деле партизанами скорее и не были, — это «кордоны». Вот это действительно были те самые хрестоматийные мужики с вилами и топорами. Смысл их существования состоял, конечно, вовсе не в том, чтобы вести диверсионную войну.

Великая армия Наполеона даже без всякого целенаправленного злого умысла была марширующей катастрофой для населения.
Дело в том, что Наполеон и его штабисты катастрофически недооценили особенности театра военных действий. Плотность населения в России была в разы ниже, чем к западу от Немана, плечо снабжения было просто чудовищным, а прокормить требовалось войско, по сравнению с которым батыева орда — два монгола в три ряда. В западные губернии еще кое-как можно было доставлять продовольствие и фураж, но каждая лишняя верста уменьшала объем дошедших грузов.

 

Из-за этого армия вторжения неизбежно накидывалась на деревни как саранча — взять еды было негде. К тому же война есть война — залётный фуражир мог прихватить не только провиант, а вообще всё ценное что нашлось в доме, а заодно на прощание что-нибудь поджечь. Не для чего-то конкретно, а просто потому, что когда у одного есть ружьё, а у другого нет, это провоцирует к веселью.
Художник — Александр Апсит

Но для крестьян и просто увод бравыми драгунами последней козы означал катастрофу. Впереди-то была осень, а затем зима. Так что защита своей деревни сплошь и рядом была делом жизни и смерти в буквальном смысле. С тем, что французу еда не нужна, были солидарны все — от императора Александра и Кутузова до последнего бобыля, готового отстаивать свой фамильный овин с вилами в руках.

 

Бобыль-то, пожалуй, был даже более непримирим.

 

Отряды на местах должны были охранять собственные уезды. Конечно, ополчение деревни где-нибудь под Медынью не могло бы воевать с регулярным батальоном.

 

Но этого от него и не ждали. Такие отряды должны были уничтожать забредающие к ним патрули, банды мародёров, группы фуражиров — и считали свою задачу выполненной, если дома и амбары просто оставались в неприкосновенности.
Здесь тоже было меньше стихии и больше централизованного управления волной народного гнева, чем принято думать. Отряды для защиты деревень и уездов создавались целенаправленно, приказами сверху. Им старались выдавать какое-то оружие, хотя бы пики и старые ружья.

 

Первым предводителем отряда такого типа был Александр Лесли, помещик Смоленской губернии. Он вместе с братьями собрал примерно сотню конных и разъезжал с ними по лесам, отлавливая отставших и мародёров. Вскоре такого рода занятие стало популярным.
Власти вовсе не ограничивались манифестами и призывами убивать французов. Технологию создания кордонных отрядов отработали быстро. Народные мстители сплошь и рядом оказывались группой, собравшейся вокруг местного помещика, который вооружал своих же дворовых людей и крестьян. Благо тихий старый барин в шлафроке мог иметь за плечами пару военных кампаний ещё при Екатерине и в общих чертах основы военной организации помнил.

 

Начинали набор обычно с людей, имевших хоть какой-то опыт жизни в лесу, верховой езды и обращения с оружием — егерей, доезжачих и т. п. Но людей требовалось много, так что в отряды брали и просто физически крепких крестьян. Нормального оружия, конечно, не хватало, поэтому в дело шли всяческие импровизации. Арсенал такого помещичье-крестьянского отряда заставил бы рыдать реквизиторов фильмов типа «Пилы».

 

Типичные для их действий сюжеты выглядели в том же духе. Десяток молодых французских фуражиров забредал в таинственный лес, после чего беднягам приходилось убегать от толпы бородатых джейсонов вурхизов, которые отлично знали местность и избытком сантиментов не страдали. В соответствии с законом жанра, из многих таких групп живым не ушел никто. С возможностью сдаться в плен дела тоже обстояли непросто. Если пленным везло, то их передавали регулярным войскам.

 

Если нет — то законы жанра выдерживались до конца, и тогда от попавшихся французов быстро оставались только кивер и сапоги.

 

Кстати, сапоги и прочие материальные ценности были отличным стимулом для активных действий. Особенно когда французы покатились назад из Москвы и у любого обозника в кармане звенело награбленное. Вообще, ловить рыбу в мутной воде можно было по-разному.

 

Скажем, помещик по фамилии Энгельгардт невероятно достал своих мужиков требованиями соблюдать барщину. Огорчённые крестьяне нашли у проезжей дороги труп француза (в октябре 1812 года найти под Смоленском труп было проще, чем что-либо ещё), прикопали его в господском саду, после чего заявили местному коменданту, что Энгельгардт заставляет их убивать французов, и в доказательство сообщили, какой клад зарыт рядом с его усадьбой. Французы Энгельгардта расстреляли, а доносчики скрылись. Покойный при жизни был больше известен как самодур и алконавт, но теперь стал считаться героем, пострадавшим за Отечество.

 

В общем, вязкая масса кордонов превосходно сыграла свою роль. Конечно, они не могли полностью парализовать фуражировку, но выезды за провиантом для французов стали игрой в русскую рулетку с неизвестным числом патронов в барабане.

 

Небольшой отряд рисковал обогатить собой военную археологию лет через двести, а если на заготовку еды отправлялся относительно крупный отряд, его выход оказывался быстро замечен. В этом случае «кордон» мог громко крикнуть «Мама!», после чего на поле боя являлись или регулярные войска, или, собственно, настоящие партизаны.

Ночные проказники

Хотя успехи самых Первых регулярных партизан не поражали воображения, Барклай, а за ним и Кутузов решили, что изначальная идея правильная и нужно её развивать. Тем более что Наполеон, заняв Москву, сидел в ней, как приколоченный гвоздями, во главе стотысячной армии.

 

А что такое её тыл с точки зрения партизанской войны? Тянущаяся на сотни километров полоса вдоль буквально пары проезжих дорог. По всей длине полосы — дружественные сельские отряды самообороны. Охрана тыла — мизерная для таких расстояний. Воевать против диверсионных отрядов французы не умеют.

 

Словом, ближний тыл Великой армии примерно соответствовал представлениям партизан о рае. К тому же для офицера партизанская война становилась отличным социальным лифтом. Полковник при штабе Кутузова — так себе фигура, мало ли полковников. Но капитан в тылу французов, да во главе самостоятельного отряда — величина, известная всей армии.

Если, конечно, это достаточно ловкий и предприимчивый капитан.

Правда, многие офицеры считали партизанщину недостойным делом. Так что партизанские отряды становились отдушиной для амбициозных, наглых и лишённых комплексов. Само собой, тут же выросли «суперстары» этой «неправильной войны».

Денис Давыдов

 

Денис Давыдов известен всем и каждому благодаря своим литературным талантам. Правда, многие коллеги по партизанским операциям полагали, что как раз эти литературные таланты и составляли главное достоинство его партизанского отряда. Это, конечно, неправда — точнее, не совсем правда. 

Давыдов действительно не лез в рискованные предприятия — его коньком были как раз атаки там и тогда, где и когда противник слаб, и налет даже небольшого отряда может оказать сокрушительный эффект. Короче говоря, Давыдов воплощал принцип, вошедший даже в анекдоты: ударил молотком — 1 рубль, знал, куда бить, — 99 рублей. А вот на пятки ему наступали два совершенно противоположных по характеру и подходу к войне человека. Они оба не оставили ярких мемуаров, и потому оказались несколько в тени самого известного партизана.

Александр Сеславин

Александр Сеславин обладал аристократической родословной, представительной внешностью, амбициями гасконца и пустым карманом. К 1812 году у него уже был преизрядный военный опыт и несколько лишних отверстий в теле. А вот чин был невеликим — капитан. В конце сентября он сам отпросился в партизанские командиры и отправился на Смоленскую дорогу «с целью истребления транспортов». Его операции были, можно сказать, классическими — напасть на небольшой отряд, захватить пленных, с их помощью прояснить обстановку, отправить в штаб донесение и одновременно использовать данные для следующей диверсии…

Партизаны крутились вокруг Великой армии, как собаки вокруг почтальона, непрерывно подавая сигналы и норовя оборвать штаны. Разведка была чуть ли не важнее, чем сами диверсии. Непрерывный контакт с противником позволял Кутузову разгонять «туман войны».
Именно с разведкой связан главный успех Сеславина.

Седьмого октября от партизанского отряда Дорохова пришли известия о появлении свежих частей французской пехоты в районе Фоминского (нынешний Наро-Фоминск). Это на юго-запад от Москвы и на север-северо-запад от Тарутина, где стояла русская армия. Сеславин отправился на доразведку. Шататься по мокрому лесу под холодным осенним дождём не самое приятное занятие, но эти усилия быстро были вознаграждены. С верхушки дерева командир партизан обнаружил главную французскую армию

Важное открытие партизана Сеславина

Вскоре несколько отделившихся от основных сил солдат были захвачены русскими. Изловленного унтер-офицера Сеславин перекинул через круп коня, как абрек девушку, и погнал трофей к Кутузову. Собственно, так русские и узнали новость чрезвычайной важности — Наполеон ушёл из Москвы. Благодаря этой информации французов успели перехватить у Малоярославца и выдавить на разорённую Старую Смоленскую дорогу. Как видим, усилия небольшого отряда имели буквально стратегическое значение.

Под занавес кампании Сеславин вообще чуть не выиграл Наполеоновские войны лично. Пятого декабря Наполеон бросил остатки Великой армии и поехал в Париж — собирать новое войско взамен кончившегося. Важной промежуточной «станцией» был городок Ошмяны под Гродно. Холодным зимним вечером с одной стороны к Ошмянам приближался Наполеон, с другой — отряд свежей, ещё не воевавшей в России французской пехоты. С третьей — пробирался партизанский отряд.

О том, кого ждут в городке, Сеславин понятия не имел он вообще-то собирался сжечь продовольственный склад. Где-то по дороге партизаны наткнулись на местного еврея и предложили сделать малый гешефт на услугах проводника. Ведомые сыном Израилевым, люди Сеславина подобрались к окраине. Отряд имел даже артиллерию — несколько пушек, поставленных на сани в качестве «зимних тачанок». Вечер был испорчен грубыми казаками и гусарами, влетевшими на улицу. Французы оказали неожиданно отчаянное сопротивление, группа Сеславина отошла, французы кинулись её преследовать в темноту, но напоролись на залпы санных «тачанок» и откатились сами. В городке начались пожары, заветный склад, как полагается, горел.

У Ошмян, 4 декабря 1812 года. Художник — Фабер дю Фор