С чем пришла с тем и ушла.

С председателем колхоза им Ленина Логачёвым Николай Филипповичем возвращались с утренней дойки коров бригады № 2.

--Заедем на стф, давненько я там небывал.

Вместе с заведующим Дорошенко Василием Фёдоровичем:

Читать далее...

 

За бесконечными делами,

Не слышим мы, когда порой

Крадется легкими шагами

Судьба за нашею спиной.

 

Плохое проходит, хорошее тоже.

И теченье событий похоже

Та то, как зарю поглощает рассвет,

А то чем мы жили, того уже нет.

 

Сильнее смерти, только жизнь!

Вот за нее  то и держись

Борись, сражайся до конца…

Друзьям твоим, чьи помыслы чисты

Все окружающие рады, как и ты.

 

                                         А И. Квиткин

 

- Дед, твоя станция, проспал, - сказал усатый парень, видимо с той же компании.

- Остановите, мне надо сойти, - попросил водителя пожилой мужчина, и вышел в вечернюю морозную купель. Автобус, обдал его гарью несгоревшей солярки, подняв вихрь снежной пыли, скрылся за поворотом.

 - Скажите, это станица Луговая? – спросил мужчина у проходивщей мимо женщины.

Читать далее...

 

Читать далее...

- Отец ведь, - был ответ.
Петр Иванович и Валентина Максимовна были крайне удивлены, с радостью приняли приглашение.
- Петя, сходи в сберкассу, переведи все свои сбережения на Ванюшку. Детей у нас своих нет, а он твоя кровинушка, - посоветовала жена.
На свадьбе гуляли более 150 человек. На почетном месте сидели Нюра, Федор и Петр.
Родной отец подарил молодым сберкнижку, а там десять тысяч рублей – по тем временам деньги не малые.
От сердечного приступа умерла Валентина, через положенное время Петр отписал сыну все свое имущество, и определился в дом престарелых. Его там приняли с распростертыми руками – Петр Иванович играл на всех музыкальных инструментах, пел, и мог еще пуститься впляс. Через год Петр превратил дом престарелых в ансамбль песни и пляски, разъезжали с концертами по близлежащим городам и станицам, приобрели на заработанные деньги шикарный автобус.
Ванюшка с Машенькой живут в отцовском доме и работают в средней школе, навещают отца, да и он, скучая по внукам, бывает в селе.
- Такая вот хуторская история – закончила рассказ Мария Семеновна.
- Сага хуторская.
- В каждом доме - своя жизнь. Зимние длинные вечера, наслушаешься. Оставайтесь и, живи сколько хотите.
На похороны Федора Петр Иванович приехал с духовым оркестром. Погода морозная, деды играли в теплом автобусе, приоткрыв окно, а когда покойника вынесли на улицу, музыканты сопровождали траурную процессию до середины хутора. Врач дальше не разрешила, опасаясь за здоровье пожилых людей.
После поминок Мария спросила у вдовы:
- Куда же ты теперь, небось к сыну в село?
- Нет, Маша, пока сама на ходу не хочу быть им в тягость. У них своя жизнь, свои порядки. Да и куда мне без Вас, пропаду.

Август, 2009. И.А. Квиткин

В хату вошел мужчина лет сорока в полушубке и валенках.

- А это мой сынок Ванюшка. – все поднялись из-за стола.- Миша, давай к нам на хутор, посмотришь на нашу жизнь, погостюешь хоть у меня, хоть у Марии…
- Ты чё, Кайда, меня уже просватуешь? И, в правду одевайтесь, может какая из хуторянок вам и глянется. Поучаствуйте в наших вечерницах, мы о себе вам поведаем, вы о своей жизни в милиции.
Он еще не успел ничего сказать, ему подали валенки, шапку-ушанку, помогли одеть пальто. Михаил Дмитриевич не сопротивлялся, ему по душе были эти простые деревенские женщины, чувствовал с ними себя спокойно, по-домашнему.
Подъехали к хутору.
- В этом году осветили улицу, живем как в городе. Жаль, много хат пустует, снегом занесло под самую крышу.
Хата Марии Семеновны рубленная с тремя окнами в палисадник, крыша покрыта чаканом под корешок, добротные надворные постройки, огорожено подворье крашенным штакетником. Хатой можно назвать с большой натяжкой – это был дом, поставленный мужем в хрущевские годы – был достаток да пятеро детей подпирало.
- Заночуешь Дмитриевич , у меня, людских пересудов не боюсь. Самое большое через полчаса все хуторские будут в курсе.
И верно! Не успела еще Семеновна ознакомить его со своим жильем, как в комнату зашла Акулина Ивановна с вопросом:
- Ну, показывай своего примака, Мария.
- Дуська?
- Ну, а кто же, сейчас все хуторяне здесь будут.
Подошли еще несколько женщин, назвали себя. Дмитриевич попросил не беспокоиться, у него память на лица и фамилии профессиональная.
- Все, - с порога выпалила вошедшая Дуська – помер Федька на руках у Нюрки. Царство ему небесное. Заговорили разом, перекрестились на образа.
- Мария, оставайся с гостем, мы пойдем обряжать покойника.
Ушли. В комнатах стало тихо. Помолчали.
- Жаль. Хороший мужик был, работящий, безотказный. Покажу вам комнату-спальню.
Комната Михаилу понравилась – койка с горкой подушек, тумбочка с настольной лампой, стена завешена ковром.
Уселись в зале, поговорили о том о сем, о хуторе, его родоначальнике Ковале, которого его дочка Екатерина выкупила у помещика, и что об этом точнее расскажет Акулина Ивановна. Ей уже сто лет стукнуло, а память дай бог каждому.
Дмитриевич поинтересовался семьей покойного.
- Нюра, моя ровесница, росли вместе, вместе коров за сиськи таскали

По-моему, самое время прочитать письмо Саши, иди в дом, посчитаешь нужным - скажешь всем.
- Зачем? Здесь все свои, читай, у меня буквы прыгают – и подал записку Аннушке, та передала письмо Коле. – Твоя матушка, тебе за нее и читать.
Коля взял записку, руки у него дрожали, он пробежал письмо глазами и зачитал:
- Дорогой моему сердцу человек! Прости меня за все, я не пожелала портить тебе жизнь своей бедой. Я буду любить тебя до конца своих дней и любовь свою к тебе унесу в сырую землю. Я молю бога, чтобы у тебя все сложилось хорошо, обо мне и нашей жизни тебе поведают Боря и Коля. Прости, прости меня. Алексанлра».
Закончив читать, Коля передал записку отцу. Воцарилась тишина, только тополь шелестел листвой, дзинькнула и замолчала муха. Разрезал тишину петух, взлетел на забор, похлопал крыльями, прокричал своё вечное кукареку – жизнь продолжается!
- Завтра, на Яблочный Спас приглашаю всех к Марфе Савельевне. Свой день рождения хочу отметить на усадьбе Лукьяна Андреевича, вспомнить о наших предках, помянуть их добрым словом. Вспомнить имена ушедших от нас, все равно, что вернуть их к жизни.
Ко двору подъехала на своей личной «Ниве» губернатор со своей семьей.
Иван Васильевич Ковалев, внук Акулины Ивановны, работал секретарем парткома в родном селе Дубовое в совхозе «Путь Ленина». В те времена уже практиковалась показуха по альтернативным выборам руководителей хозяйств, дошла очередь и до первых секретарей райкома партии.
На пленуме райкома задача состояла в том, чтобы волки были сыты и овцы целы – альтернативной кандидатурой секретарю райкома партии предложили мало известного в районе Ковалева Ивана Васильевича. Директор совхоза «Путь Ленина» подозвал экономиста
- Голосовать будем за нашего парторга.
- Понял.
- Зачем ты так7 – спросил, сидевший с ним рядом прокурор района Николай Григорьевич Михайловский.
- Вчера пригласил меня Первый и приказал внести полторы тысячи рублей на проведение выборов, короче на пьянку. Я отказался. Это почти моя полугодовая зарплата, в совхозную кассу «лапу запускать» я не стал. Многие внесли. Проголосуют за Ковалева. Понаблюдаем за руководителями – они уже ориентируют своих делегатов.
- Иван Михайлович, - позвал Михайловский начальника милиции, шепнул ему на ухо, тот ушел из зала.
Подавляющее большинство членов пленума проголосовали за Ковалева. Председатель обкома и первый секретарь понуждали счетную комиссию изменить результаты.
- Я оглашу результаты выборов, как есть. Партийный билет мне вручили летом 1943 года, терять его из-за ваших пожеланий не намерен. – сказал, как отрезал, председатель счетной комиссии.
Начальник милиции, ссылаясь на анонимный звонок о заложенной мине, опечатал здание райкома партии и приставил охрану. Мину не обнаружили. В сейфе первого секретаря оказалось пятьдесят тысяч рублей.
- Вам придется дать письменное объяснение о происхождении этих денег – распорядился следователь прокуратуры.
Чуть больше года проруководил районом Иван Васильевич, только вошел в курс дела, его пригласили на должность инструктора орготдела обкома партии. Вскоре партия перестала быть руководящей, первый секретарь обкома Лихачев Василий Мартынович переквалифицировался в губернаторы. Своим замом назначил Ковалева. Пересудов было много, даже в близких кругах Лихачева. Молодой деревенский парень, пускай даже с высшим образованием, без должного опыта, в короткий срок сделал головокружительную карьеру. Иван Васильевич и сам удивлялся своему везению. Ларчик открывался просто – он был похож на сына Василия Мартыновича, погибшего в Афганистане. Иногда, как бы случайно приглашал он Ивана Васильевича на чашку чая. Мария Ивановна выставляла на стол всякие вкусности.
- Не стесняйся, Ванечка, выбирай, что тебе по вкусу, поминай нашего сыночка, погибшего на войне в чужом краю, ты так похож на нашего Ваню.
По состоянию здоровья Василий Мартынович ушел в отставку и не без его помощи Иван Васильевич оказался в кресле губернатора.
Расцеловался со своей бабуней Кулей и Марфой Савельевной, поздоровался с каждым, познакомился с новыми родственниками, уселся рядом

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

Моя встреча с Макаровичем была случайной, не зайди я в туалет перед посадкой в автобус, так бы и не узнал столько интересного. В Ростовском автовокзале туалет платный, ну, и бог с ним, зато зайти туда приятно: чистота, воздух свежий, никаких неприятных запахов. Я уже собирался уходить, услышал какие-то странные звуки, толи кто просит о помощи, толи человеку стало плохо и он стонет. Никто не обращал внимания на эти позывы, так уж мы сейчас воспитаны. Распахнул дверку кабинки – головою в дальний угол лежал пожилой мужчина и пытался подняться. Подал ему руку, помог подняться, одеться. Благо – чистота, одежда не замаралась.
- На корточки присел, а подняться не смог – пожаловался он.
На выходе я заглянул в окошко кассира, здоровенный мужик, рукой, все пальцы в золоте, выгребал «пятаки» в ящик стола.
-Надо бы для пожилых людей оборудовать одну кабинку – посоветовал я.
- Может вам туда и телевизор поставить, - был ответ.
- Пойдем, не поймет он, деньги глаза ему затмили, вместо души у него «пятаки».
Познакомились. Макарович из Миллеровского района, живет в одном из хуторов, по пути в Кашары (просил фамилию не называть, узнают хуторяне – засмеют).
Время посадки в автобус.
Боковский водитель распахнул двери автобуса, образовалась очередь.
- Пустите пожилого человека, - попросил я водителя, который явно хотел быть похожим на казака и непременно на Гришку Мелихова.
- Не могу. Подождет. Подойдет контролер и тогда, пожалуйста.
В очереди стояд высоких худощавый парень с рюкзаком за плечами и небольшой сумкой. Снял рюкзак, положил рядом с сумкой, взял Макаровича под руку.
- Вперед, дедушка.
- Куда прешь? – загородил проход казачок. Парень усадил его на водительское сиденье, а Макарыча на законное место.
-Ты, конечно, - обратился он к водителю – Калюжный, а я Каргинов. Земляки. Твой дед намажет губы и волосы на голове салом и ходит по хутору красуется, но все то знают – у него дома вошь на аркане с голоду доходит. Мой дед Степан, атаман хуторской, земли имел порядочно, обходился без работников, ему некогда было за работой красоваться по станице. Ты, казачок, кончай косить под Мелихова, наведи порядок в салоне автобуса, а то как в свинарнике у плохого хозяина.
Покинул салон автобуса, надел рюкзак и стал в очередь.
С Макаровичем уселись рядом, он достал сумку (тормозок) и мы закусили вкусными пирожками с картошкой и печенкой, съели по кусочку курятины и запили из полиэтиленовой бутылки компотом из сушки (взвар).
- Я много пожил, уже 81 год в феврале отметил и скажу тебе – хороших, добросердечных людей на много больше, чем таких – он помолчал и добавил - ненависных. Не обижаюсь на них, а жалею. Приезжал я в больницу на обследование. В гостинице «Ростов» в очереди стоять не пришлось, молодые девочки быстренько оформили бумаги и даже проводили в номер. На второй день на улице Пушкинской зашел в больницу, очередь к каждому окошку не меньше, чем человек по десять. Присел на диванчик, дай, думаю, присмотрюсь, отдышусь. Подходит опять молоденькая девочка, поинтересовалась неплохо ли мне, узнав в чем дело, взяв мои бумаги ушла и через время вернулась.
- Все в порядке, посидите минуточку, я напарницу предупрежу, что отлучусь на минуточку. Начальство у нас строгое.
На лифте поднялись на какой-то этаж, возле двери доктора – очередь, девушка нырнула в кабинет, потом принесла бутылку дисциллированной воды.
- Пейте, как будут позывы в туалет, скажите доктору. Ждите меня здесь, не уходите.
Доктор осмотрел меня, сказал, что операцию делать не надо, ну, и слава богу. Дивчина проводила меня до стоянки такси и убежала. Жаль! Поблагодарить не успел.
Я вкратце рассказал о себе, упомянул село Каменка. Он так обрадовался.
- Как же, знаю это село. Кум у меня там жил. Санько Ковалев, Александр Павлович по уличному они прозывались Присяки. Встречались, боже мой! Какое было время! Жили впроголодь, а отдыхать и радоваться умели от души. Через кума мы нажили хороших друзей – Иван и Надя Беседины, Мария и Костя Кравцовы, Иван и Марфа Трущенковы.
Близко возле нашего хутора проходила тогда еще грунтовая дорога Миллерово- Вешенская, а жили мы в крайней хатенке. Зимой не было ночи, чтобы у нас не ночевали проезжие водители. В те, послевоенные годы люди жили дружно, доверяли друг жругу, даже чужим, незнакомым. Замками на дверях не пользовались, да их не было, так , цепочку накинут или палочкой подопрут и всем ясно – хозяев нет дома. Отопляли хаты в основном бурьяном, редко дровами, а еще реже, в диковинку, углем. Попросятся переночевать, раскинут солому по полу, накроют положком и спят. Бывает такое, что и пройти невозможно.
В субботу перед выборами в Верховный Совет страны заночевал у нас знакомый нам шофер. Утром мы с женой отдали свои голоса за блок коммунистов и беспартийных и он нас повез в село Каменка. Дорога на Вешенскую проходила через село. Высадились возле школы, где и был их участок голосования. Здание большое, красивое, на высоком фундавменте. Смотрим, а по ступенькам сходит Александр Павлович с женой Морей и Иван Беседин с Надей. Стоим разговариваем. На попутке подъехал Трущенко Иван Виссарионович.
Надежда Ильинична пригласили к себе домой. Жили Беседины рядом, от школы через дорогу.
Заходим в избу, прохладно, печка начала перетухать. Забыли вовремя угля подсыпать. Ильинична плеснула на угли солярки, взрыв, подпрыгнула плита, в красной комнате развалился комень. Смрад, пыль от сажи. И смех, и грех! Осела пыль, мужчины заделали дыру, растопили печку дубовыми дровами - плита вмиг – красная, в хате потеплело, нажарили большую сковороду картошки, на стол подали соленые огурцы и помидоры, нарезали сало и пилюстки, достали с погреба большой соленый арбуз. Уселись за стол, наполнили стаканчики казенкой, не успели выпить зашла сестра Ивана Федотьевича Мария с мужем Константином.
- Заходите кумовья! – пригласила Надежда Ильинична – гостями будите, бутылку поставите хозяевами станете.
Выпили закусили.
-Запевай, Иван, - попросила Надежда Ильинична мужа.
Голос у Ивана Федотьевича красивый, мощный, как у всех Бесединых.

Над озером чаечка вьется,
Ей негде бедняжечке сесть.

Мария, его сестра подхватила песню, которая вырвалась на улицу.
Проходивший мимо брат Ивана Федотьевича, Васили с женой Юлей, услышал песню, предложил:
- Зайдем – и сходу, раздеваясь включился в спевки.
Потом пели про огирочки, которые дивчина поливает дробною слезою, про туман из-за которого ничего не видно, кроме дивчины, стоящей под дубом. Боже мой, -чуть помолчав продолжил Макарыч,
- Сколько они знали песен и как красиво пели. Я всегда завидовал тем, кто умеет петь. У моей жены тоже красивый голос, а я только слушаю, боюсь подпевать, как бы не попортить эту красоту.
К вечеру мы осилили две поллитровки, засобирались уходить. Нам повезло. Иван Федотьевич упросил кучера дежурить у избирательного участка и мы с Ковалевым и их родней Трущенковыми уехали на ночевку в хутор Осиново.
Два парня, сидевшие рядом, тоже слушали рассказ Макарыча.
- Нам бы этих двух бутылок хватило бы на час, - высказался один из них.
- Разве дело в выпивке, отдохнули всласть, наговорились, перепели все свои любимые песни. Сколько радости и море удовольствия!
За разговорами не заметили как въехали в город Миллерово, остановились у вокзала.
- Смотри, Ваня, и мои тут как тут.
Вышли. Макарыч познакомил меня со своей женой Марией Ивановной, пожилой, но шустрой женщиной, сыном Василием.
- Говорила ему, дьяволу старому, чего самому ехать, у внучка новенькие «Жигули», за день бы управились. Так нет же, видите ли у него бесплатный проездной, надо его использовать. Изболелись всей семьей.
- Ладно, бабушка, не бурчи, съездил хорошо, без проблем. Попутчик мой зять Ивана Федотьевича Беседина.
- Две дочки было унего, одна светленькая, вся в Ильиничну, другая – черненькая, в Беседину породу.
- Черненькую, Мария Ивановна, зовут Таней, в городе Земнокумске живет, внук есть, школьник.
- Боже мой, как летит время! Какие хлебосольные люди в Каменке и в хуторе Осиново. Хуторок небольшой. Под лесом, с десяток хат. В лесу пруд, ягоды на каждой поляне, ежевика. Приехали мы с мужем как-то погостить к кумовьям Ковалевым, а их дома не оказалось, отлучились в село. Незнакомые нам люди, Орловы, пригласили в избу, накормили, чем бог послал, у самих небось не густо, семья большая, муж на войне погиб, оставив свои дела уделили нам внимание. Да, все они в этом хуторе добрые, хлебосольные люди – и Котенковы, и Симоненковы, и Ковалева Марфа.
- Это моя легковушка – похлопав по крыше, похвалился Макарыч, - «копейка» сохранилась в отличном состоянии. Последнее время редко сажусь за руль, разве что летом с бабушкой покатаемся по степи, вспоминая молодость.
На прощание Мария Ивановна пригласила в гости.
- Не далеко ведь от Кашар. Хочется посмотреть на Лиду, какая она стала, небось вся в Ильиничну.
Не уехали пока не отошел автобус от автовокзала, и только за городом Миллерово «копейка» легко обошла нас, Макарыч открыв окно помахал мне на прощанье.


Май 2009 г И. Квиткин

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В рассказе "В степном селе" (опубликован в газете "Слава труду" в №№ 121-122,127-128 за нынешний год) нет ничего выдуманного. Все, что в нем описано, имело место, и старожилы Верхне-Макеевки, Ново-Чигириновки, Усть-Мечетки, хуторов Речка и Квиткин могут подт¬вердить. Пользуясь тем, что это все-таки рассказ, а не строго документальное повествование, я изменил место действия и имена некоторых участников тех драма¬тических событии.
Многие читатели, догадываясь о ком и о чем идет речь, попросили меня все-таки назвать прототипов моего рассказа. С согласия родственников людей, ставших действующими лицами рассказа "В степном селе", выполняю просьбу своих земляков. Дело было так...
В голодном 1933-м году Па¬вел Григорьевич Василенко, в роду которого когда-то были цыгане, чтобы подкормить беременную жену Софью Алексеевну Ерунову (родная тетушка Ивана Власовича Ерунова) прибился в хутор Ново-Чигириновка и попро¬сился на квартиру в старую хату Пантелея Софроновича Казбаненко. На работу Васи¬ленко устроился в совхоз име¬ни Кривошлыкова, после оче¬редного укрупнения хозяйств ставший фермой № 5 совхоза "Красный колосс". Там, чтобы поддержать истощенных ра¬бочих, кроме начисляемой зарплаты, выдавали ежед¬невно по стакану гороха. Это и спасло жизнь жены, которую Павел вскоре перевез в Ново-Чигириновку на подворье Казбаненко. В мае 1934 года Софья Алексеевна родила сына, которого назвали Ва¬нюшкой.
Почему оказалась убитой молодая и красивая женщи¬на? Что за парень пришел к Василенко в тот роковой день? Да и в гости ли он при¬ходил7 Почему на убитом бы¬ла надета рубашка исчезнув¬шего Павла?.. Все это остается тайной, и вряд ли кто когда-нибудь ответит на эти вопро¬сы: участников тех трагических событий давно нет на белом свете, и много воды утекло с той далекой поры...
А в тот день враз осиро¬тевшего Ванюшку отнесли в колхозные детясли, перепе¬ленали и напоили теплым молочком. Ребенок проспал спокойно до самого вечера. Других детей вернувшиеся с работы матери забрали до-мой, а с Ванюшкой заведую¬щая оставила дежурить моло¬дую нянечку. Та, попросив со¬седскую девчушку часок по¬быть со спящим малышом, побежала на "улицу", где под¬жидал ее сердечный дружок-ухажер. Свидание, как водит¬ся, подзатянулось. Тем вре¬менем Ванюшка проснулся и расплакался. Девочка не знала, что и делать с ним: го¬лодный малыш прямо-таки заходился в плаче. Тогда она, проявив находчивость, накры¬ла его подушкой, чтобы не слышать надрывного крика. Случайно наскочившая жен¬щина с великим трудом при¬вела в чувство уже посинев¬шего ребенка.
Софью похоронили на кладбище около хутора Квиткин, и Пантелей Софронович поста¬рался, чтобы через время даже место невозможно было найти. С согласия председа¬теля сельсовета сиротку за-регистрировали как сына Пан¬телея и Анны Казбаненко, не имевших собственных детей. Так в Ново-Чигириновке поя¬вился новый житель - Иван Пантелеевич Казбаненко..
Недели через две, в начале июля, Пантелей Софронович по какой-то надобности ехал в Верхне-Макеевку и по дороге у широкого тернового куста, там, где много позже был по¬строен всем известный мага¬зин "Миру - мир", обнаружил совсем случайно уже поряд¬ком, поврежденный труп муж¬чины. По рубашке, когда-то ма¬терью Пантелея подаренной постояльцу, установили, чтобы поскорее закрыть дело, что это и есть Павел Василенко, внезапно исчезнувший в день гибели Софьи. Розыск на него прекратили, а дело открыли на неизвестного гостя, посе¬тившего в тот трагический день семью Василенко. Фа¬милию его и что их связывало, так и не удалось тогда уста¬новить.
Но Паша - Ветерок, как перед самой войной выяснилось, поскрывавшись некоторое время и узнав, что его не ищут, объявился в Верхне-Макеевке. Там он опять женился, пристав в примаки к полу-кровной цыганке Ксении Кирсантьевне. Они прижили троих детей - двух дочерей и сына.
Павел нигде не работал, вре¬мя от времени пропадая из села на месяц - полтора. Он занимался шабашкой: то подряжался строить, будучи умелым плотником, то ре¬монтировал инвентарь и ходы (телеги), потому что владел и кузнечным ремеслом. Но осо¬бую славу принесли ему ко-лодцы. Было у него какое-то природное чутье на воду - мог он безошибочно определить, где копать колодец, чтобы вода была вкусная и было ее много. Десятки колодцев вы вы¬копал легкий на руку Паша -Ветерок в селах и хуторах своего и окрестных районов. Говорят, что колодец на са¬мом высоком бугру возле Ольхового Рога - это его ра-бота.


Но в тюрьму Паша все-таки угодил. Уже после освобождения Макеевки от немцев, подвыпивши, он поспорил с мужиками, что был снайпером высшей категории. И чтобы доказать это, из трофейной винтовки выстрелил в звезду над входом в сельсовет. Попал в гвоздь - точно в центр звезды, за что получил пятнадцать лет за¬ключения. Ксении порядком надоели его скита¬ния по белу свету, жизнь на грани нищеты.
В конце зимы 1943 года она вместе с сестрой и темя детьми решила перебраться в пригород Луганска, где была у них родня и где жили люди сытнее. Заколотив хату в Макеевке, женщины отправились в путь, уложив скудную поклажу на санчата, разместив там же и двоих детей. Самую маленькую – грудную девочку Ксения несла на руках.
В пути где-то в пяти километрах от Кашар их захватили вьюга. Сильный ветер и снежная пелена превратили день в сумерки. Дорогу забило сне¬гом, женщины выбивались из сил, с трудом продви¬гаясь вперед. Холод проби-рал до костей, ноги вязли по колено, края платков и брови обмерзали, и струйки таявшего от дыхания снега слепили глаза У какого-то густого кустарника, остров¬ком черневшего сбок зане¬сенной дороги, женщины остановились в затишке и присели прямо в снег около
-Все погибнем, если не оставим тут грудную, - без¬надежно проговорила Ксе¬ния.
-Нет! Ни за что! Грех это великий, - запротестовала сестра и, перехватив слабо попискивающую малышку, прижала ее к груди, и упор¬но продолжила путь. Сестра последовала за ней, волоча санки из последних сил.
В Кашары добрались, ко¬гда уже стояла глубокая, по-зимнему темная ночь. На улицах пустынно, в окнах, наглухо закрытых ставнями, ни огонька. И только в рай¬отделе милиции мерцала лампа, оттуда изредка вы¬ходили и заходили люди. Выждав, пока никого не было, сестра положила сверток с малышкой на протоптанную в снегу тро¬пинку - почти у самого крыльца и спряталась в находившемся напротив полуразрушенном здании. Свое укрытие она покинула поспешно лишь после того, как увидела, что вышедший на улицу милиционер на¬ткнулся на сверток с ре¬бенком, поднял его и внес в помещение.
Как потом, многие годы спустя, рассказывала убор¬щица милиции, они ужас¬нулись, развернув находку. Девочка, вся посиневшая, была едва жива от голода и холода. Малышку обогрели и перепеленали. Начальник милиции Нестеров снял, с себя белую бязевую ниж¬нюю рубашку, она и пошла на пеленки Временно де¬вочку передали в больницу, где ее лечением занялись медики.
Потом найденыша забрали бездетные люди из Верхне-Калиновки. Приемные родители воспитали Аню и выдали замуж, она родила им внучку. Однако семейная жизнь у Ани не заладилась по вине мужа, и она, узнав, что в Александровке под Луганском проживают ее родная мать и сестра, ре¬шила обратиться к ним за помощью и поддержкой. Но мать не признала ее, сестра тоже отнеслась к ней хо¬лодно. Последняя родная ниточка и надежда обры¬валась.
Вернувшись в Миллерово, работала Аня в диспансере для душевнобольных, где встретила и прямо-таки вы¬ходила своего будущего мужа Сергея Михайловича Егорова, доведенного се¬мейными неурядицами до белой горячки. В настоящее время живут в станице Мигулинской - два счаст¬ливейших человека в семейном согласии и взаимопонимании..
Вернувшись из заключе¬ния, Паша-Ветерок опять Женился – на этот раз на одинокой женщине Ульяне из хутора Талловеровка Миллеровского района. Однако и с новой женой жизнь у него не сложилась, как говорили, по его вине.
И все же Павла Григо¬рьевича мучила совесть, и он начал разыскивать своего первенца. Кто-то подска¬зал ему, что его Ванюшка будто бы живет в Боковской и работает в местном аэропорту, куда два раза в неделю летали "кукурузни¬ки" пассажирскими рейсами из Ростова.
В Кашарах Пашу, имевше¬го подозрительный вид, задержала милиция. Созво¬нившись с Боковской, де¬журный выяснил, что там нет и не было никакого Ва¬силенко Ивана Павловича.
Не знал Паша или не соображал, что сын, может быть, живет под совсем другой фамилией. А вскоре после того до верхне-макеевцев дошла весть, что этот беспокойный скиталец замерз в февральскую вью¬гу в стяге соломы на пути между Ольховым Рогом и Кашарами. Так вот и обор-вались дни Паши-Ветерка, давшего жизнь четверым детям, но так и не приняв¬шего родительского участия в их трудной судьбе. Единственная добрая па¬мять, оставшаяся о нем, -это несколько десятков ко¬лодцев "с живительной род¬никовой водой. Что ж, Бог ему судья...
Жизнь Ванюшки складывалась во многом так же, как у большинства его сверстников той труд¬ной военной поры и первых послевоенных лет. Было, пожалуй, только одно, немаловажное по тем временам отличие, когда не вернулись с фронта погибшие кормильцы, - был у Ванюшки отец, и особенной нужды семья не испытывала.
Он рос учился в школе, а окончив семилетку, некото¬рое время работал. Года че¬рез четыре женился. Жена Мария Андреевна родила ему дочку, когда Иван уже служил в армии Прошел год. Как та зашла к Пантелею Софроновичу кума Квиткина Фекла Яковлевна. В разговоре, передавая хуторские новости, она ска¬зала:
- Мария, была я на днях у своих на пятой ферме в "Красном колоссе". Зашла и к Василенковым, давно их хорошо знаю. Так дочка ихняя в этом году родила двойняшек. Ну, одна девоч¬ка точь-в-точь, как твоя Любочка. Уж не родня ли ваша?..
Пантелей Софронович, то¬же принимавший участие в разговоре, сразу посуровел и разгневался на куму:
- Шляешься, где ни попадя, и болтаешь, что на ум взбредет... И думать забудь: нет у Ванюшки никакой род¬ни, окроме как Казбаны.
А потом, после ухода при¬стыженной кумы Фёклы, наказал невестке.
-Придет Иван из армии - ни слова ему о Василенковых...
После возвращения со службы Иван Пантелеевич все-таки узнал, что на пятой ферме живет его какая-то родня. Однако отцу говорить не стал: он уважал его и был ему благодарен за все. Хотя, по правде сказать, характер у старого Казбана не сахар, крутенек бывал он со своими домочадцами, но добр и отходчив. Кто не без греха, но крепка та семья, где готовы прощать друг другу промахи и невольные обиды.
Шли годы. Девочки-двойняшки выросли, обзавелись семьями. Одна из них – Ганноченко Таисия Ивановна живет в Талловерово, другая – Алла Ивановна – в хуторе Ново-Донецком.
Поиски Иван начал после смерти Пантелея Софроновича. Мысль о том, что где-то недалеко, почти рядом живут его кровные сестры или братья, постоянно будоражила его сознание.
- Да хватит тебе, Ваня, мучиться-то, - настояла однажды его жена, Мария Андреевна. – Давай поспрашиваем людей...
Первым отыскался в Усть-Мечетке двоюродный брат Иван Васильевич Василен¬ко. Благодаря ему в 1984 году Иван Пантелеевич встретился со своими сест¬рами и примирил их. Чуть позже произошла встреча и с братом Николаем. Так воссоединилась кровная родня...
Более двух лет назад Ива¬на Пантелеевича постигло большое горе - ушла из жизни жена Мария Андре¬евна, с которой прожил счастливые годы. Построили они два дома, вырастили троих детей. Помогли до¬черям получить высшее образование, а сыну твердо стать на ноги. Обеспечил Иван Пантелеевич вместе с супругой своим прием¬ным родителям - Пантелею и Анне Казбаненко спо¬койную старость и семей¬ный достаток...
Год назад Иван Пантеле¬евич вернулся из Кашар на ту землю, где семьдесят лет назад он родился, - в хутор Ново-Чигириновку. Стал жить с доброй, пре¬красной женщиной - Марией Афанасьевной, всю жизнь проработавшей дояркой в колхозе а на склоне лет оставшейся одинокой.
На юбилей Ивана Пантелеевича собрались его семья и родные Марии Афанасьевны. Певучие, дружные, красивые и счастливые, переборовшие все невзгоды, они пели песни до самого утра. Всякие – веселые и грустные, озорные и задумчивые, как сама жизнь, пестрой лентой протянувшаяся от года к году.

Иван Алексеевич Квиткин с Кашары
«Слава труду» №133 2.11.2004,№ 134 4.