«ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ»

(отрывок)

         - Я люблю тебя. Я так люблю тебя.  Положи мне руку на голову, - сказала Мария…

Он держал ее крепко и бережно, ощущая всю длину её молодого тела, и целовал солёную влагу на её глазах, и когда она всхлипывала он чувствовал, как вздрагивают под ее рубаш- кой маленькие круглые груди.

            Они лежали рядом, и все, что прежде было защищено, теперь осталось без защиты.

Где раньше была шершавая ткань, все стало гладко чудесной гладкостью, и круглилось, и льнуло, и вздрагивало, и вытягивалось, длинное и легкое, теплое и прохладное. Прохладное снаружи и теплое внутри, и крепко прижималось, и замирало, и томило болью, и дарило радость, жалобное, молодое и любящее, и теперь уже все было теплое и гладкое  полное щемящей, острой, жалобной тоски, такой тоски, что Роберт Джордан не мог более выносить это и спросил: 

- Ты уже любила кого-нибудь?

- Никогда.     

Потом вдруг сникнув, вся помертвев в его объятиях:  

- Но со мной делали нехорошее.  

- Кто?  

- Разные люди.     

Теперь она лежала неподвижно, застывшая точно труп, отвернув голову.     

- Теперь ты не захочешь меня любить.       

- Я тебя люблю, -сказал он.       

Но что-то произошло в нем, и она это знала.      

- Нет, -сказала она, и голос у нее был тусклый и безжизненный. - Когда со мной это делали, я дралась так, что ничего не видела. Я сопротивлялась, пока один не сел мне на голову, а я его укусила, - и тогда они завязали мне рот и закинули руки за голову, а остальные делали со мной нехорошее.

- Я тебя люблю, Мария, - и никто с тобой ничего не делал. Никто тебя не трогал.

И тогда их губы сошлись тесно-тесно, и она лежала совсем вплотную к нему, и еще не был так счастлив, так легко, любовно, ликующе счастлив, без мысли, без тревоги, без усталости, полный только огромного наслаждения, и он сказал:

- Мой маленький зайчонок. Моя любимая. Моя длинноногая радость.- Мария, слушай. Ты… 

- Что я? 

- Ты хочешь? 

- Да. Все. Я хочу все. Если у нас  с тобой будет все, может быть, станет так, как будто того, другого, нехорошего, не было.

- А теперь я рада, что тогда не умерла. Я так рада, что я не умерла. Ты будешь меня

любить? 

- Да. Я и теперь тебя люблю. 

- И я буду твоя жена? 

- Когда занимаешься таким делом, нельзя иметь жену. Но сейчас ты моя жена.  - Раз сейчас, значит, и всегда так будет.

Сейчас я твоя жена? 

- Да, Мария. Да, мой зайчонок.

        Она прижалась к нему еще теснее, и губы стали искать его губы, и нашли, и приникли к ним, и он почувствовал ее, свежую, и гладкую, и молодую, и совсем новую, и чудесную своей обжигающей прохладой, и непонятно откуда взявшуюся здесь, в этом мешке, знакомом и привычном, как одежда, как башмаки.  И она сказала несмело:

- Давай теперь скорее сделаем так, чтобы то нехорошее все ушло. 

- Ты хочешь?

- Да, сказала она почти исступлённо.

– Да… Да… Да…