Стихотворение «Последний катаклизм» состоит всего из одного четверостишия, поэтому может рассматриваться как лирическая миниатюра. Однако именно это произведение является одним из наиболее значимых для всего творчества Ф.И. Тютчева, наиболее точно и емко отражающих своеобразие художественного мировоззрения поэта.

С одной стороны, перед нами знакомые тютчевские мотивы: «воды», гроза, всемирная катастрофа. С другой стороны, речь здесь идет именно о «последнем часе» природы – то есть о конце всего земного, в результате чего мир, по Тютчеву, должен возвратиться к своему первоначалу, божественному истоку. Ведь и само слово «катаклизм» определяется как резкий перелом (в природе, обществе), разрушительный переворот, катастрофа и в переводе с греческого (kataklysmos) означает «наводнение», «потоп» (ср. Библейский «Всемирный потоп»).

По этому «Последний катаклизм» – это не пророчество о конце света, а символическое изображение возможности нового акта сотворения жизни. Вода – излюбленная природная стихия поэта как символ жизни, возрождения, обновления. Перед нами оригинальный вариант космогонического мифа, «культа воды», воплощенного в емкой поэтической форме.

Вспомним также тютчевские стихотворения «Фонтан», «Волна и дума», «Поток сгустился и тускнеет…», «Безумие». Если в этих произведениях изображаются разные символические состояния воды – «поток» и «ключ», то в «Последнем катаклизме» речь идет именно о «водах». Что обозначает этот образ?

Во-первых, воды – предельно обобщенный символ постоянного движения, всепобеждающей изменчивости, власти стихии. Не случайно это слово рифмуется со словом «природа» («природы – воды»).

Во-вторых, это символ вечности, неизменности, бессмертия природы, тайны мироустройства. Именно поэтому вселенским началом, противоположным «водам», выступает «божий лик». Именно «лик» – то, что укрощает стихию, упорядочивает ее движение, придает слепому и бесформенному необходимый конкретный образ.

Аналогичный мотив, который служит своего рода ключом к пониманию философского смысла данного четверостишия, присутствует в раннем стихотворении Тютчева «Урания»:

Безбрежное море лежит под стопами,

И в светлой лазури спокойных валов

С горящими небо пылает звездами,

Как в чистом сердце – лик богов…

Как видим, здесь органично переплетаются те же образы необозримых вод («безбрежное море») и отражающегося в них звездного неба как «лика богов». Таким образом, на примере данного стихотворения мы убеждаемся, что небо и вода, глубина и высота в тютчевском мировосприятии – гармонично дополняющие друг друга и неразрывно связанные противоположности.

«Последний катаклизм» наиболее точно и ярко раскрывает читателю тютчевское сознание таинственной основы всякой жизни, видение глубинной сути вещей, «божьего лика» под внешним «зримым» покровом бытия.

Идея этого божественного всеединства и вселенской тайны мира под внешним «златотканым покровом» находит свое дальнейшее воплощение в стихотворении «День и ночь» (1839). Символ моря «как опрокинутого неба» развивается в стихотворениях «Восток белел. Ладья катилась…», «Лебедь», «Как океан объемлет шар земной…». А еще позднее – в 1862 году поэт назовет «инстинктом пророчески слепым» интуитивно-глубинное умение человека «чуять, слышать воды и в темной глубине земной» («Иным достался от природы…»).

Таким образом,стихотворение «Последний катаклизм» – яркая иллюстрация мироощущения Тютчева: природа для него – необычайно емкий и универсальный символ, передающий глубинное содержание философских размышлений лирического героя.