Если попробовать обратить взор на себя, то оказываешься как бы в середке. Как кажется, вокруг тебя весь мир. Но это не так. Весь окружающий мир не имеет для нас настоящего значения, и мы его видим и не видим - узнаем. И не более. Зато ту часть этого мира, что для нас как-то значима, мы выделяем и держим, так сказать, под рукой, располагая образы значимых вещей на поверхности некоего пузыря сознания, который располагается вокруг нашей головы как внутренняя пленочка, своего рода обои на Жило.
Вот это и есть вертанка.
Её торшаки, рисунки на обоях, имеют свойство выпрыгивать из вертанки и слипаться с тем, что ты увидел во внешнем мире, если есть узнавание. И тогда кажется, что они находятся не в пределах Жило, а где-то далеко. Это и верно и неверно. Даже такой проснувшийся торшак все равно останется на Вертанке, потому что через неё он включает Косму.
При этом кажется, что и внешний предмет, и Косма находятся снаружи Вертанки, а значит, как бы в одном пространстве. Это не так. Каким-то поразительным образом узнанная вещь и соответствующая ей Косма находятся по разные стороны той пленки сознания, которая является стенкой Вертанки, хотя мысль движется к ним из середки наружу в обоих случаях. Как это происходит, можно себе представить. В обычном состоянии торшак Т является входом в косму К, но поскольку они спят, то виден только торшак, да и то, если о нем подумать.
Но если мы увидели внешнюю вещь, на которую сработало узнавание, пленка Вертанки вытягивается прямо из того места, где находится торшак и накладываются торшаком на вещь, Косма же, которая была за торшаком, теперь оказывается за вещью.
Даже если вещи больше не будет перед глазами, ее образ еще какое-то время будет храниться в памяти, вызывая переживание.
Созерцание сознания
Как увидеть сознание, как его пощупать, когда ты решил познать себя? Далеко не каждому дано осознанно ощутить сознание как некое вещество или среду. Но для самопознания, возможно, гораздо важнее научиться видеть содержание и устройство своего сознания. Иначе говоря, заниматься не сознанием, а тем его наполнением, которое ты считаешь собой. Вот в этом помочь легче.
Когда я бывал у Дядьки, то спал в маленькой светелке, из которой был выход в Переднюю комнату, а из той, в основную, то есть в избу или столовую, где стояли печь, обеденный стол и койка. На ней спала тетя Нюра, Дядькина жена. Сам он спал в передней, где были его книги. Однажды утром Дядька разбудил меня и сказал:
- Пойдем-ка, кое-что надо...
И повел меня в столовую. Открыв дверь, он пошел слегка вправо, так что я не видел за ним ни стола, ни скамьи вдоль окон. Зато прямо перед дверью мне бросилась в глаза баррикада из стульев и табуреток. Они не просто были составлены вместе, а еще и вставлены один в другой, словно переплетены ножками и спинками.
Это было странно. И я сначала подумал, что старики затеяли большую уборку, а я нужен, чтобы таскать мебель. И это тоже было странно, потому что стульев было больше, чем обычно было в столовой. Значит, их сюда принесли из других комнат. Если уж нужно было их выносить, тогда проще было бы сразу и сделать это. Значит, баррикада была нужна сама по себе. Зачем?
И вдруг мне вспомнилось, как я играл в детстве с такими же табуретками и «венскими стульями», строя из них дома, машины и даже самолеты...
Наверное, я отдался бы этим воспоминаниям, но мы все-таки шли, и в следующий миг я подошел к дверному проему и увидел, что и в находившейся прямо напротив него кухне тоже что-то не так. Там были раскрыты все дверки у кухонной горки - старинного шкафчика для посуды. Ящики из него были вынуты и стояли на полу, так что все их содержимое было видно. И там было множество любопытных вещей, включая самовар и медный чайник, и какие-то бронзовые ступочки с пестиками и что-то еще. И там же на чурбачке лежал кирпич и на нем кусок кирпича поменьше.
- Понял! - воскликнулось у меня где-то внутри. - Они хотят, чтобы я почистил посуду!
Кирпичи ведь явно были приготовлены, чтобы натереть кирпичной крошки, взять ее на тряпочку и ею надраить медные бока самоваров и чайников. Кстати, и ножи в деревне было принято чистить кирпичом.
Мне тут же вспомнилось, как ценилась во времена моего детства шкурка - наждачная бумага, которой моя бабушка чистила ножи. И как долго я не понимал, какое это вредительство - обдирать кухонную утварь наждачной бумагой. Вспомнилось и то, как я сломал нож у своей тетушки. Мне было года три-четыре. Мы переехали в город, продав свой деревенский дом, но еще ничего не купили в городе. И поэтому временно жили у нее. И вот, увидев какие грязные у нее ножи, я решил сделать доброе дело, взял такой нож с круглой деревянной ручкой и начал тыкать его в землю. Земля была достаточно мягкая, нож хорошо входил в нее и действительно начал блестеть, но сломался у самой ручки. Доброе дело превратилось в ужас...
Тут я вошел в дверной проем и увидел, что распахнуты не только дверцы горки, но и дверь в голбец. Голбец - это такая деревянная пристройка к печи, вроде большого ящика, высотой с метр или чуть выше. Сверху на ней устраивается лежанка, а сбоку делается дверь в подпол или подвал. В подполе горел свет. Что там было внутри, я, естественно, не видел. Но сбоку на полочке стояли какие-то любопытные глиняные корчаги, горшки и стеклянные крынки для молока.
Я тут же ощутил желание забраться внутрь и посмотреть, что там есть еще. Подпол и чердак - самые интересные места в деревенском доме. Я много ходил по деревням и много исследовал чердаки и подвалы. Когда спрашиваешь деревенских стариков, есть ли у них старинные вещи, они обычно просто говорят: а вон лезь на чердак, да сам и смотри. И я лазал и находил много любопытного, включая
рукописные книги. Поэтому вид открытого голбца меня буквально захватил...
Печь была впереди слева. Еще левее была входная дверь. И возле нее стояли удочки и лежал комком бредень - хорошо высушенный, но со стеблями сухой травы.
Это сразу же меня переключило на то, что мы с Дядькой, наверное, будем готовиться к рыбалке. Я тут же поискал глазами - нет ли лопаты для копки червей - у Дядьки для этого была особая лопатка - саперная, но насаженная на длинный черенок. И, действительно, нашел и лопатку, и фирменную Дядькину червяковую банку - старую алюминиевую фляжку со съемной крышкой, в которой были набиты
дырки для воздуха.
Я уже было хотел спросить Дядьку о рыбалке, но взгляд мой скользнул дальше влево и упал на тети-Нюрину койку.
Обычно она была заправлена и с нее свисала белая вышитая занавесочка, прикрывавшая то, что под койкой. Но сейчас занавеска была откинута и лежала на койке, ровно расстеленная.
- Видать, действительно затеяли уборку - подумал я. Но поскольку сам при этом вошел в комнату, то смог заглянуть за койку и увидел, что из под нее высовывается большой желто-зеленый язык.
Это были рассыпанные для дозревания помидоры. Места у нас северные, помидоры вызреть не успевают - не хватает солнца. И чтобы их не испортили дожди и холода, их снимают зелеными, как только они набрали вес, и рассыпают по полу и подоконникам, где они и краснеют. Очевидно, место под койкой предназначалось для помидор.
Но я не стал об этом думать, потому что на меня нахлынули воспоминания, как в нашем деревенском доме мы играли в прятки. Мне года два. Я бегу прятаться - кто же еще! А мама и бабушка меня ищут. В передней в промежутке между печкой и койкой рассыпаны такие же зеленые помидоры. Я знаю, что ходить по ним нельзя, и обычно я не хожу. Но сейчас мне можно даже это - я же прячусь. И вот я ступаю осторожно, вставая на всю ступню, чтобы стоять сразу на нескольких помидорах, и они не давятся у меня под ногами, точно я стал легче. А когда меня находят, то не ругают...
В следующий миг Дядька привлек мое внимание, и я повернулся вправо, где он все это время незаметно стоял. Но Дядька сразу же начал смещаться влево, открывая красный угол.
Обычно эта небольшая треугольная полочка, где стоят иконы и горит лампадка, была аккуратно завешена у тети Нюры вышитым рушником, наподобие занавесочек на койке. Но сейчас рушник был поднят. Из икон осталась только одна. А остальные стояли внизу на скамье. И их стало гораздо больше. Причем, некоторые были явно древней работы, так что мне захотелось их рассмотреть и оценить.
Впрочем, я тут же удержал себя от этого порыва, потому что, придя учиться к мазыкам, запретил себе это былое увлечение. Надо было выбрать, и это для меня был выбор между образами жизни, значит, за иконами, предметами старины для меня была как бы дверка в иную жизнь со своими людьми, правилами, ценностями. Как, к примеру, была для меня жизнью и целым миром охота...
Я даже не сообразил, почему мои мысли скакнули к охоте, потому что дядька чем-то занятый отошел еще левее и я увидел, что на столе стоит целая батарея бутылок. В основном водка в четверках и поллитрах. Но среди них возвышалась четверть - трех литровая бутыль белесо-мутной жидкости. Самогон, решил я, - и поискал глазами закуску. Там были огурчики, капуста и грибы.
- Наверное, какое-то торжество готовится, - предположил я, - и мне придется помогать. Поскольку я сам не пил, а Дядька это знал, то я не мог предположить, что это выставлено для меня. Но зато я предположил, что от меня потребуется та же помощь, что и на всех праздниках требуется от непьющего мужика с кулаками. Наверное, придется последить, чтобы местные хулиганы не испортили праздник, и не дать кого-нибудь в обиду. Чаще всего, невесту и жениха. Как же мне надоели эти все пьяные драки!
Но тут же моя мысль скакнула на себя:
- Праздник - праздником, а как насчет позавтракать?
И действительно, на левом краю стола стоял самовар, и было накрыто все для завтрака. И я знал, что сейчас мы с Дядькой сядем, попьем чайку и хорошенько поговорим о философии и психологии и даже, быть может, о Колдовстве и старых делах...
Но Дядька, чем-то занятый, в это время пошел вправо, открыв мне то, что было слева от стола, и я с удивлением увидел, что там стоят два ружья и лежат патронташи и все необходимые снасти.
- Вот оно что! - воскликнул я внутренне. - Он ждет охотников! Вот что за угощение!
Но было еще только начало августа, а охота обычно открывается пятнадцатого или двадцатого августа, в зависимости от того, как взрослеет дичь.
- Наверное, в этом году сезон открывают пораньше, - решил я. - Или Дядька хочет заранее подготовиться.
Тут я с удивлением осознал, что не знал, что Дядька охотник. И даже не знал, что у него есть ружья. Но и с этой мыслью я не смог долго оставаться, потому что передо мной встал вопрос: что делать, если он предложит мне пойти на охоту. Я не хотел обижать его, но в этом случае решил отказаться, чего бы это мне не стоило.
Дело в том, что с охотой я расстался очень болезненно, потеряв близкое мне существо. Потеряв глупо, исключительно по своей вине, и это было как знак Небес, требующий поменять жизнь...
Переживания были совсем рядом, но я не впустил их...
И тут Дядька, тот самый Дядька, который все это время, пока я входил в столовую, был занят какими-то мелкими делами у стола, и, соответственно, находившийся все там же - у стола справа от меня, вдруг повернулся ко мне и спросил:
- Дважды-два?!
Что-то заплавало у меня перед глазами и я не могу сказать, что хотя бы искал ответ. Я конечно, что-то искал, что-то такое, без чего ответ было не найти, но что? Наверное, себя.
А Дядька, который все это время был справа спереди, вдруг пронзительно крикнул мне в ухо слева-сзади:
- А?!
Я подпрыгнул, развернулся к нему и понял, что я есть. Я уже знал, что дважды два четыре, и что Дядька стал невидимым и исчез справа, чтобы появиться слева. Но это все было несущественно. Был я. И я был многослойным. И я был только там, внутри, за этими слоями.
- Сегодня поговорим о сознании, - сказал Дядька, улыбаясь. Попей чайку, пока.
Я даже не заметил, как исчезло все, что было приготовлено для этого урока. Просто пришла тетя Нюра и молча все прибрала, будто и не было. А мы тоже молча долго пили чай.
Потом поговорили. Дядька рассказывал о сознании, а я его понимал.
Я не смогу пересказать тот разговор. Я его не помню в обычном смысле слова. Но если задаться целью понять, что такое сознание, начать надо с нескольких простых понятий.
С понятия слоев сознания, то есть с лопоти. И с понятия входов в слои сознания. Для их обозначения используются у мазыков два слова Торшак и Устрёк или устряка. Торшак офеньские словари переводят и как верстовой столб, и как признак. Дядька говорил, что это знак, мета, которая висит на лопоти и скрипит, - что значит, как я понимаю, открывает вход. По-офеньски двери, ворота звались скрипы. При этом знающий человек торшаки чует, точно они и вправду подают знаки или скрипят. И может использовать, чтобы очаровать человека. Для этого всего лишь надо их человеку открыть, тогда за ними откроется устрёк - дорога, которая затянет куда-то, где хранятся переживания человека. Такие пространства назывались Космами. И пока человек там, он не совсем здесь.
Но если хочешь стать невидимкой, надо открыть не менее 9 торшаков, скрипнуть 9 раз, как говорил Дядька.
http://slavs.org.ua/forum/topic/1777/stykovka-poni...-spas-lyubki-znaniya-volkhvov/
