Цитата сообщения Полковник_Баранец ВЕЧЕР ПОЭЗИИ (мои стихи, призванные на сборы)


Сегодня наконец-то собрал разбросанные по домашним архивам свои стихи разного возраста. Некоторые их них уже забыл начисто. Есть слюнявые груднички (хотя им уже за 40 лет), другие написаны года три-четыре назад, - но уже поседевшие. Странная штуковина: иных я стыжусь, хотя это же мои родные дети. Уже давно мечтаю засесть на недельку у друга на даче в домашних тапочках, в кабинете с видом на старинную липу и хорошенько отшлифовать (ой, не то сказал!) вещицы.
Если, конечно, на соседнем, затопленном солнцем участке, на зеленой лужайке не будет стоять в наклонной позе над веселеньким пластмассовым тазиком (что-то стирая) Фриске в отважном купальнике... При виде ее позы, казалось мне, даже древний, наполовину засохший тополь, начинал крякать и раскачиваться так, что куски старой, мертвой коры слетали с него, как стая серых ворон...
Был период, когда я долго не поэзничал. Пришло понимание, что рифмованная демагогия - это не Поэзия. Да и вообще - пришло иное понимание этого искусства. Строгая теория стала возвышаться над практикой, как Эйфелева башня над пыльным лопухом. И на белую пустыню листа долго не падал сперматозоид вдохновения...
Ну да ладно, много чего еще хочется сказать, но надо идти на вечеринку к дамам (где-то бренчит гитара и молодые, упругие тела жаждут акульей страсти и волшебного ублажения - прощайте барышням тайные грехи. Надо лишь поменьше болтать языком...).
Много, ох, как много я теперь бы написал по-иному.
Но ведь наивность и неуклюжесть тоже имеют свой паспорт и свой возраст.
Зачем их припудривать?
Пусть живут так, как они родились и 40, и 5 лет назад.
Править, - это все равно, что рихтовать юные лебяжьи крылья тяжеленным молотом опыта...
- Да иду, иду! - подождите...
Всем - доброго вечера!
Какой вечер, какой вечер!
Я бы этот вечер запечатывал в бутылки продавал, как "Боржоми"...


БУХГАЛТЕРСКИЙ СПИСОК ЛИЧНОГО СОСТАВА

1. Франзузские духи.
2. Поезд в Петербург.
3. Грешница.
4. Мимолетная женщина.
5. Мурманск.
6. Ужин с королем.
7. Полковник запаса.
8. Осень.
9. Дома.
10. N.
11. Дебютант.
12. Тоска.
13. Снегопад.
14. Астры.
15. Русский путь.
16. Дальний берег.
17. Гимн «Комосомлки».
18. Осенние костры.
19. Женщина.
20. Съемки.
21. Собачий сон.
22. На моглие Высоцкого.
23. Исповедь древней артистки.
24. Суворовский парк.



1. ФРАНЦУЗСКИЕ ДУХИ

Что мне делать в этом ресторане?
Визг трубы, холодный взгляд девиц.
Я хочу домой, к любимой маме,
К сковородке жареных яиц!

Голые пупки кругом роятся
И натренирован платный смех.
Здесь умеют наскоро влюбляться, -
Навсегда бывает не у всех.

Временно обманутые лица,
Как же ваши годы хороши!
Многое у вас из-за границы,
Нет лишь только импортной души.

А еще у вас татуировки, -
Это явно тоже неспроста.
Будто филиалы Третьяковки
Самые интимные места.

У одной дракон залег в ложбинке,
У другой гадюка на спине,
Нежить эти злобные картинки
Видимо, теперь уже не мне...

Приглашу на танец эту даму.
Дама без наколок и в летах.
Дама не фальшивая ни грамма -
С лютым одиночеством в глазах.

У меня предчувствие такое -
Неизбежны жаркие грехи.
Что же вы наделали со мною
Честные французские духи?!

У нее закутанные плечи
И она не ходит от бедра.
С нею повстречались мы навечно
Или, может, только до утра?...

Ресторан Art-Garbage.
Июль-2003.


2. ПОЕЗД В ПЕТЕРБУРГ

Давайте же, звезда моя, решаться!
Не надо вам пытать себя испугом.
А вы опять к вискам стремите пальцы
И всполошенным двигаетесь кругом.

Ну вот и все, не надо милой чуши...
(Как сложен ваш бюстгальтерный замок!)
Двухместное купе, двухпалубные души,
Две колеи, два тела поперек.

И все уже не может быть как прежде,
К чему теперь ваш выцветший обет?
Нет ангелов, витающих в одежде
И высших чувств без обнаженья нет!

Остервенели зачехленные объятья.
Щенячья дрожь вагона, сердца, рук.
Коротенькая молния на платье
Длиннее, чем дорога в Петербург!!!

Армянская бутылка со звездАми,
Как зелье от ненужного стыда.
А вам случалось ехать поездами
Из ниоткуда ехать в никуда?

И жаркими колдуя словесами
Изысканно приличья забывать,
И алчными срастаясь телесами
Взаимовосхищенье добывать.

А поутру, склоняясь к сонной даме,
Блеснуть эпитетом гусарским наугад.
И видеть под раскисшими глазами
Счастливые слезинки напрокат...

Москва-С-Петербург.
2006.


3. ГРЕШНИЦА

Ах ты тихая, скромная женщина,
Что-то в жизни твоей не сошлось,
Было много тебе обещано,
Только мало пока сбылось.

Стали вялыми ночью движения
И супруг механический груб,
Нет былого уже отрешения
На резине немнущихся губ.

Завернувшись в чужие простыни
Запрещенное пьешь вино,
И частенько каешься Господу,
Что грешна перед ним давно.

Но едва получив прощение
Ждешь восторгов опять и роз,
Ты немножечко Анна Каренина,
Но не ждущая паровоз.

Уходя по ажурной лестнице
Рассыпаешь мои цветы.
Я уже на девятом месяце.
На каком же месяце ты?
Ларюшино. 2008.


4. МИМОЛЕТНАЯ ЖЕНЩИНА

Я помню звон хрустального бокала
И терпкий вкус волшебного вина
И женщину, которая вздыхала,
Которая немножечко пьяна,

Она мне что-то кроткое сказала
И я ей что-то смелое сказал.
Нас мимолетно ночка повенчала,
Я жадный стон уже не замечал.

Мы принимали выспренные позы
И говорили дерзкие слова
И страх разоблачительной угрозы
Нас обжигал, - трезвели мы едва.

Зверели ее бархатные руки
Бледнело обручальное кольцо.
Я был приговорен к жестокой муке -
Лишь издали ласкать ее лицо.

С тех пор я к ней не приходил на ужин,
Свиданья мне навек запрещены.
Она выходит в свет обычно с мужем
(Плешив и толст, и куцые штаны).

Когда же мы встречаемся глазами,
Меня бросает в сладостную дрожь.
Ее малыш с амурными кудрями
Красив как Бог.
И на меня похож...
Москва. ул. Правды. 1991 г.


5. МУРМАНСК

Актрисе Н. Абриковосовой.

В вашем городе был проездом
И в гостинице ночью томясь
Будто сладко порезанный лезвием
Хмельновато вспомнил про вас.

И шептала потертая книжка мне
Телефонные номера.
И вдувал я в пузырь гаишников
Возмущение до утра.

В лобовом стекле будто фрески
Обсыпались чужие улицы.
Адрес ваш я искал по-зверски.
Я звонил. Но вы не проснулись.

Самолет прогудел комариком.
Над горячей вашей подушкой.
И сквозняк занавеской марлевой
Не достал до вашего ушка...



6. УЖИН С КОРОЛЕМ
(М. Захарчуку)

Приснилось мне, что я поэт придворный
И короля неистово люблю,
Что оды восхитительное притворные
Без устали кропаю королю.

Презрев неприхотливые приличия,
И день и ночь, а также поутру
Без устали хвалю его величие,
А в сущности - величесвтенно вру

Пишу о том, что сыт народ счастливый,
Что стража больше взяток не берет,
Что спикер потрясающе смекливый
Закон справедливые кует.

Что депутаты все единодушны
И не воруют больше ни рубля.
Налоги собираются послушно
И недра - под присмотром короля.

Пишу о том, что все мечтают с детства
К подножью трона с возгласом припасть:
Да здравствует владыка королевства
И вечная его десницы власть!

Министры все честны и благородны,
Отважно множат валовый продукт.
Газеты удивительно свободны,
Продажные редакторы не лгут.

И тут король, сойдя внезапно с трона,
Убрал с лица значительность и грим.
И молвил он немного отрешенно:
- Давай-ка по душам поговорим.

Я так устал от лицемерья свиты
И подхалимов жутко не люблю.
И среди всех угодливых пиитов
Скажи хоть ты всю правду королю.

Из-под полы достал он вдруг бутылку
И снял предупредительно венец.
А взявши позолоченную вилку, -
Сам (!) наколол соленый огурец.

Мы осушали кубки вдохновенно
И говорили яростное: "Ху-ууу",
И разную критическую скверну
Я излагал, как будто на духу.

Я говорил, что рейтинги раздуты
(Отважен я особо во хмелю!)
Что воины, которые разуты,
Покорны лишь условно королю.

Я говорил, что свита воровата,
А спикер хоть и преданный, но туп
И верхнюю парламента палату
Возглавил верноподданейший дуб.

Еще сказал нетрезво я монарху:
Министры облапошили казну,
Налоги умыкают олигархи,
А генералы продали войну.

Ублюдочно покорны журналисты,
И депутаты грубо славят вас.
Кто ранее стремился в теннисисты,
Тот рвется в горнолыжники сейчас!!!

И тут рассвирипел самодержавец,
Давай ногами топать и кричать:
- Ты почему ж без выпивки, мерзавец
Не мог об этом раньше рассказать!

Я понимаю: есть льстецы по штату
Они меня дурачат без конца.
Преемники - глупы и трусоваты,
Но жаждут королевского венца!

Тебя бы надо засадить в темницу,
Противен мне неискренний пиит.
Кто правду мне сказать боится,
Тот королю всех больше и вредит!

С тобою я не выпью на дорожку,
Вновь и ноги твоей не будет тут.
Кому я верил раньше хоть немножко,
Те больше всех вытийствуют и лгут!

Уже в Рассее нефти маловато,
Что ни богач, - то просится в тюрьму!
Какой там хрен делить дуумвирату,
Когда уж мало даже одному!...

***
И вот стою наиcкосок от ГУМа.
И думаю, что сон мой неспроста...
Вороны сверху какают угрюмо
Пикируя на Лобные места.

Кто там сказал, кого играет свита
Согласно троном розданный ролей?
Чем больше безбоязненных пиитов,
Тем меньше поумневщих королей...


7. ПОЛКОВНИК ЗАПАСА

Полковник запаса
Седого окраса
Пустая бутылка
Отчаянный взгляд
Огурчик в рассоле
На коврике - колли
А в банке консервной
Окурки дымят

Супруга в больнице
А дочь его в Ницце
А сын на границе
Страну сторожит.
Во тьме антресоли
Подальше от моли
Папаха с кокардой
Советской лежит

Холодная печка
С тушенкою гречка
Сырые поленья
Слюняво шипят
Сухие страницы
Военные лица
В военной газете
Отменно горят

В бушлате кургузом
У карты Союза
Полковник запаса
Печален и строг
А печка на даче
Смеется и плачет
И выброшен белый
Над крышей дымок

Полковник запса
Седого окраса
Матерый служака
Есть что рассказать
Но толко собака
Не знает собака
Не зает, собака
Что значит предать...
Соколово.
Август-2007.



8. ОСЕНЬ
Усталость лета есть начало осени.
Визитки желтые срываются с ветвей.
И паутинки - призрачные проседи
В ветвях дерев и на душе моей.
А кто-то там, вдали, по горизонту,
Который день, на медленном коне
Вьезжает в старый лес багряно-желтый
И осторожно бродит по листве...
Воронеж.
1997.

9. ДОМА
На рассвете будите меня,
Петушиные песни звонкие,
Сяду я на лихого коня,
Полюбуюсь родной сторонкою.
Полечу по степи седой,
Поднимая холодную пыль,
А потом закипит подо мной
Белобрысый шептун-ковыль.
А потом повторится детство -
Шарик лука и ломоть хлеба,
И стозвонная по-над лесом
Голубая поляна неба.
И рябая бахча у Донца,
(И от сторожа - злой перегар),
И медовый настой чабреца,
И арбуза холодного жар.
Белый конь барабанит снова
КопытАми по сонной земле,
Я вьезжаю в рассвет лиловый,
Колыхаясь в древнем седле.
Я вьезжаю пропахший ветром
И тугим ароматом сена,
А за тихою рощей где-то
Померещится мне Есенин...
Барвенково.
1970.

10. N.
Жаркий август - усталое лето,
Из московской бежим духоты.
В акварелях вагонного света
Снова мне улыбаешься ты.
Я могу рассказать лишь глазами
(И ты это сумеешь понять):
Все, что будет еще между нами
И чему никогда не бывать...
Мамонтовка.
1992.

11. ДЕБЮТАНТ.
Концерт окончен.
Зрители уходят.
Пианист сегодня дебютант,
Пианист сегодня очень моден
И талантлив явно - это факт.
Он сияет тульским самоваром
В ярких бликах магниевых вспышек,
Про него в газетах по "подвалу"
Журналисты бойкие напишут.
Зрители ушли, а я сижу
В шелухой заплеванном ряду.
Я на сцену тускулю гляжу
И, наверно, долго не уйду...
Музыка, печальная как осень,
Всхлыпнула минором журавлиным,
Сторож парка - добрый дяд Костя
Медленно играл на пианино.
Он - глухой,
Он был в войну контужен:
В том окопе стихли Бах и Лист -
Стал оркестру славному не нужен
Непослушный Музе пианист...
Набегали звуки, звуки, звуки
И вцеплялись в ночь, в листву, в меня,
И бросались звуки, словно руки
На свинец кинжального огня.
Рота поредела и споткнулась,
У стралея пусто за спиной,
А ракета ало встрепенулась
Перед неотбитой высотой.
Я - в атаке. Мчусь, что было мОчи,
А вокруг грохочет канонада...
И старик стоит, над ней хохочет
На подмостках парковой эстрады.
Я тянусь к нему, сжимаю руку:
- Браво, дядя! Браво, дядя Костя!
Он замолк - в ответ ни звука,
Только лишь глаза о чем-то просят.
В музыке печальной повторились
Черный взрыв, окопы и война.
Мы уходим.
В темноте простились.
На эстраде - ночь и тишина.
Львов.
Зеленый парк.
1969.


12. ТОСКА
Что мне делать в этом ресторане?
Визг трубы, жеманный смех девиц...
Я хочу домой - к любимой маме,
К сковородке жаренных яиц.
Львов.
1970.


13. СНЕГОПАД.
Попробуйте проснуться до рассвета
Без прежних уважительных причин
И угадав знакомый проблеск света
Содрать с окна чадру гардин.

И, может, повезет вам среди ночи
(Но если будет зимнее окно)
Увидеть сотворенье непорочное
Что спящим увидать не суждено.

Нет серых шрамов взрыхленных дорожек
Нет синей каши слякотных дорог
А первых гуталиновых прохожих
Штрихует снегопад наискосок

Двор обсыпает первозданным снегом
Потеряна вчерашних дней печать
А новый день с бесшумного разбега
Мечтает что-то светлое начать.

По белому бумажному пространству
Пружинки слов разложены в строку
Четверостишье начинает появляться
Как лестница на тающем снегу.
Декабрь-2004.




14. АСТРЫ
Неслышно, как разведчик из спецназа
Подполз разоблачительный рассвет
И мудрая фарфоровая ваза
Свой черный разукрасила букет.

Отважно увядающие астры
Бледнели обреченною гурьбой
Я их купил рублей за полтораста
Неброской восхитившись красотой

Печальны нежно-пыльные вуальки
А лепестки - изысканная жесть
Палачески нахмурен взгляд хозяйки
И не слышна восторженная лесть

В квадратной пасти мусоропровода
Исчез остаток летней красоты
Убого без презента от природы
Фарфоровое горло пустоты...
Декабрь-2004.


15. РУССКИЙ ПУТЬ.

Как же много у нас мороки
На особом русском пути
Мы частенько нажремся водки
И не знаем, за кем идти.

Под короною были - вякали
Обзывали царя палачом
Шуганули к черту монархию
И решили быть с Ильичем.

Порубили полки мы белые
И порвали имперский стяг
Вот такие мы были смелые
С сатанинским блеском в глазах.

С красным флагом пошли куда-то
За врагами народа бдя
Не жалели сестру и брата
Плохо пикнувших про вождя.

А когда схоронили Сталина
Оказалось, что бдили зря
Осудить ЦК приказало нам
Кровожадного главаря.

И пошли костерить мы батеньку
В Мавзолее трещал саркофаг
Всю страну кукурозной фабрикой
Чуть не сделали впопыхах.

Мудака облысевшего сбросили
И за новым чубатым шли
Целовали его, засосили
Но и этого - прокляли

Двух других мы зарыли бойко
У кремлевской святой стены
Стали бредить мы перестройкой
Невезучей своей страны

Вождь твердил нам: "Идут процессы!
Свежий ветер необратим!".
И без всякого интереса
Неохотно плелись за ним

Отобрал поллитровку Мишка
На бюстгальтер всучил талон
Мы его невзлюбили слишком
Оказался неверным он.

Стало нам от обмана горько
Дело даже дошло до путча
Тут явился нетрезвый Борька
И позвал нас к житухе лучшей.
1991.

16. ДАЛЬНИЙ БЕРЕГ.

Чем ближе берег дальний
Тем видится ясней
Что друг мой все печальней,
А недруг - веселей.

Чем ближе дальний берег
Тем явственней причал
Тем больше женам верим
А меньше лишь врачам.

Чем дальний берег ближе
Тем реже взмах руки
Тем чаще чутко слышим
Ненужные звонки.

Чем ближе дальний берег,
Тем глуше голос наш.
Милее суеверья
И ненавистней фальшь.






17. ГИМН «КОМСОМОЛКИ»

Мы достали из сейфов знамена, -
Их не тронули годы и моль,
Нынче праздник - огурчик соленый,
И в избытке большом алкоголь.

Мы не раз наступали на пробку,
Под ногами штормила земля, -
Били в морду и чмокали в попку,
Тех, кто правил страной из Кремля.

Ненавидели нас и любили,
Попрекали не раз желтизной,
А мы были такими, как были, -
Просто были мы сами собой.

Тут под вечер гудят, как в трактире,
Но сначала сдают репортаж, -
"Правды" улица, двадцать четыре
И шестой суетливый этаж.

Наши строчки - из пуль и рассола,
В наших строчках свирепость и лесть,
И хотя больше нет комсомола -
"Комсомолка" по-прежнему есть!!!

Помним всех, кто поднял наши стяги,
Помним всех, кто добыл ордена,
Много в мире газетной бумаги -
"Комсомольская правда" одна!!!

И уже почитай что столетье
С нами в ногу идут времена;
Мы на парусе нашей газеты
Оставляем свои имена.

А за тех, кого нет больше с нами,
Кто и жил, и писал в полный рост,
Мы не чокнемся водкой в стакане, -
Потому что за них - третий тост.

Перед теми, кого мы сменили,
Не опустим бессовестных глаз.
Будут помнить, какими мы были,
Репортеры, сменившие нас!




18. ОСЕННИЕ КОСТРЫ.

Опять костры подпаливают дворники
И метлами Вселенную скребут
А женщина склонилась к подоконнику
И замерла на несколько минут.

То ли грустна, то ль чем-то заворожена
Задумчиво на сизый дым глядит
Одеты по-осеннему прохожие
И листопад как Млечный путь лежит.

А женщина рассеянно-загадочна
И теплый лоб к холодному стеклу
Домашние опять забыты тапочки,
Стоит босой на каменном полу

Я ухожу под липы опустевшие
А оглянусь пред каменным углом
Я знаю, - осенила меня женщина
Украдкою молитвенным крестом

Я ей махну, я знак подам взаимности
И попрошу Всевышнего о том
Чтоб женщина моя не простудилася
Застывшая босою за окном

Вот я иду,- нетрезвый сильно, кажется,
Мое окно полночное горит
И добровольно преданная стражница
У занавески тюлевой стоит

По пятницам у друга день рождения
Но почему-то все мне прощено
Тридцатый год горят костры осенние
И светится крестящее окно.

Я редко наливаю ей шампанское
А в спальню кофе вовсе не ношу
Но каждый день у женщины у ласковой
Я за любовь прощения прошу.
2001.

19. ЖЕНЩИНА.

Я помню звон хрустального бокала
И терпкий вкус волшебного вина,
И женщину, которая вздыхала,
Которая немножечко пьяна.

Она мне что-то кроткое сказала,
А я ей что-то жгучее сказал,
На полчаса нас ночка обвенчала,
Я нежный стон уже не замечал.

Мы принимали ласковые позы
И говорили сладкие слова,
И страх разоблачительной угрозы
Нас обжигал, трезвели мы едва.

Пал лунный блик на бархатные руки,
Блестело обручальное кольцо.
С тех пор для сердца нет страшнее муки
Лишь издали ласкать ее лицо.

С тех пор я к ней не приходил на ужин,
Свиданья мне навек запрещены.
Она выходит в свет обычно с мужем:
Плешив и толст, и куцые штаны.

Когда ж мы с ней встречаемся глазами,
Меня бросает в бешеную дрожь,
Ее малыш с амурными кудрями
Красив, как Бог, и на меня похож.


20. СЪЕМКИ

Красные дорожки,
Желтые столы
Белые бумаги
Черные стволы.
Лейтенант небритый,
Кислый "Беломор".
Машинистка Рита -
Быстрый приговор.
Палачи усталые,
Стертые курки.
Тоненькие папки
Бантиком шнурки.
Гильзочки горячие
Звякают в траве
Выстрелы удачные
Пули в голове
Следопыты тросточкой
Шарят по лесам
Ни фанерных досточек
Ни могильных ям
Завершен сценарий
Потен режиссер
В рощице под Нарвой
Пьяный разговор
Палачи с убитыми
Вдохновенно пьют
И глазенки Ритины
К лейтенанту льнут.
Лейтенант искусственный
Трижды был женат
А мыслишки куцые
Взяты напрокат.
И хохочет девушка -
Лейтенантик мил
Лейтенантский дедушка
Бабушку любил.
Лейтенантский дедушка
Мухи не убил.
Он на дачу к Берии
Девочек возил.
А одна прелестница
Смелою была
На девятом месяце
Сына родила.
Лейтенанту грешница
Бабушкой была.




21. СОБАЧИЙ СОН.
Утро холодное.
Дождь за окном.
Собака спала
И виляла хвостом.
И очень хотелось
Бессонному мне
Узнать, что видала
Собака во сне.
Быть может,
Котлета пригрезилась суке,
Хозяин обнял
После долгой разлуки.
А может кобель
Элегантный ей снился,
Который под вечер
Однажды явился.
И мордою тронул,
И нежно лизнул,
И теплым глазком
На прощанье мигнул.
Кто знает, что может
Присниться собаке,
Которая визгнула
Сладко во мраке.
Собака хвостом
Энергично виляла
И лапой когтистой
Скребла одеяло.
Собака спала
И виляла хвостом.
Собака гналась
За мечтою-щенком...
Москва-2003.
Светлой памяти моей
любимой догини Шерри.

22. НА МОГИЛЕ ВЫСОЦКОГО.
На бронзовой гитаре бдит ворона гордо,
А гитарист в железной простыне.
Он докричался до кровавого аккорда
И замолчал в голодной тишине.
Кто головой холуйственно не тряс,
Того лукавей у могилы славят.
Кого сильнее втаптывали в грязь,
Тому дороже памятники ставят.


23. ИСПОВЕДЬ ДРЕВНЕЙ АРТИСТКИ.

Я волшебной была прелестницей
Полной неги, любви, огня
И под темною дачной лестницей
Целовал гувернер меня.
Помню много своих романчиков
Но хотелось иной тоски.
Не слюнявых дрожащих мальчиков
А надежной мужской руки.
Перебрав юнкеров с кадетами
(Уж простите за прямоту)
Я и голая, и одетая
С гарнизоном жила во рту.
Я французской была искуссницей
Перепутав любовь и жизнь.
И кому я была попутчицей, -
Все по кладбищам разлеглись.
Петеребург. 2012.

24. СУВОРОВСКИЙ ПАРК.
Осколок счастья призрачной поры
В моей руке мелькнул, исчез, не выспев
И грустно курят тихие костры
Сырой табак отмаявшихся листьев.
Октябрь-2003.
Прогулка с Даней.