Поэзия моя!
Ты мне явилась
И утренней улыбкою младенца,
И соловьиной песней ночи лунной,
И тихим бормотаньем краснотала,
Намокшего под проливным дождем.
Навек в душе моей ты поселилась.
Мне без тебя и часу не прожить.
Ты кровь моя, питающая сердце,
И разум, позволяющий поверить
Мне в то, что в мире он восторжествует.

Так писала о своей поэзии Любовь Вассерман, жившая в нашем городе, любившая его, писавшая о нем. И город по-прежнему любит Любу, сохраняет память о ней, читает её стихи (правда, больше уже на русском языке). В этом году   исполняется 105 лет со дня её рождения. Мой пост о ней, хотя и не в день её рождения, но хотя бы в месяц. 

Родилась 5 декабря 1907 г. в польском местечке Славатиче в бедной семье. В юношеские годы работала прислугой в богатых домах, читать и писать выучилась самостоятельно и с пятнадцати лет начала сочинять стихи. В 1925 году уехала в подмандатную Палестину, работала в киббуце, на строительстве дорог в Тель-Авиве, затем санитаркой в больнице в Иерусалиме; стала членом Коммунистической партии Палестины, активисткой левого крыла рабочего движения страны. В 1931 году в Тель-Авиве вышел первый поэтический сборник Васерман «Фарнахтн» (Вечера), а в 1934 году она переехала в СССР и поселилась в Биробиджане.

Примерно так он тогда выглядел. Здесь Васерман влилась в формирующуюся литературную среду, публиковала стихи, рассказы, очерки в областной прессе, в журналах «Форпост» и «Биробиджан», газете «Биробиджанер Штэрн» (Биробиджанская звезда).

Здание редакции газеты "Биробиджанер Штерн", где работала Любовь Вассерман. Это на улице Ленина, как раз напротив моей работы и недалеко от садика, куда ходит мой сын.  Чуть дальше переулок, где стоит дом, в котором жила Люба. На ней помещена мемориальная доска с информацией об этом и барельефом поэтессы.

Здесь, в нашем городе она нашла и личное счастье - вышла замуж за иммигрировавшего из Аргентины актёра Биробиджанского государственного Еврейского Театра (ГОСЕТ) Мойше Бенгельсдорфа.

У неё родился сын, которого назвали Серго. (Такие сердечные, теплые строки, посвященные ему, вы можете прочитать ниже, в маленькой подборке стихов, которые я разместила после биографической справки).

Мы видим на этом фото такую счастливую, любящую друг друга семью талантливых, незаурядных людей. Но, к сожалению, счастье это было так недолговечно! В начале 1949 года все еврейские учреждения Еврейской автономной области были ликвидированы, школы, радиостанция и театр закрыты, книжные издания на идише из фондов местной библиотеки им. Шолом-Алейхема изъяты и уничтожены. В июле того же года по т. н. «Биробиджанскому делу № 68» были арестованы практически все еврейские литераторы области, включая главного редактора газеты «Биробиджанер Штэрн» Бузи Миллера, писателей Исроэла Эмиота, Гершл Рабинкова, Нохэма Фридмана, переводчика Бера Слуцкого и других. По этому же делу была арестована и Любовь Вассерман. После года предварительного следствия 31 мая 1950 года все арестованные были осуждены на 10 лет лагерей; Вассерман переправили в Тайшет, где она находилась до 1956 года.

После освобождения вернулась в Биробиджан, работала в единственной оставшейся в Советском Союзе еврейской газете «Биробиджанер Штэрн».

После смерти мужа переехала к сыну в Кишинёв, где провела последние годы жизни. В 1968 и 1987 годах в Хабаровском книжном издательстве вышли две книги стихов Л. Вассерман в переводе на русский язык. В 1980 году в московском издательстве «Радуга» вышел коллективный сборник еврейских поэтов Биробиджана «Родная земля» с переводом на английский язык, куда вошли и стихотворения Любы Вассерман.

В заключение фото отца Любовь Шамовны

* * *
Тоска по Вам — то боль, то исцеленье...
Рыдает сердце, тонет в бездне мрака,
идет ко дну, всплывает на мгновенье,
словно корабль... Кажусь себе собакой
бездомной, неприкаянной, что взвыла,
на лунный диск — он был когда-то светел.
Я вдовствую, я жизнь похоронила,
мне горе сыплет на голову пепел... / Перевод Ю. Павлова

ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ ЛЕТО

Я отворила окна, двери,
Прихлынь, поток тепла и света!
Пусть солнце светит, ветер веет,
Входи в мой дом и властвуй, лето!
Цветами твой простор усеян.
Цветет мой край, под солнцем нежась.
Твоя палитра — синь и зелень,
Твое дыханье — зной и свежесть.
Земля до глубины прогрета,
Ее любовно солнце холит,
И только в быстрых горных реках,
Как в ножнах сталь, таится холод...

/Перевод Р. Добровенского

СЫНУ

Люблю тебя кормить я утром, мальчик мой!..
Еще в твоих глазах — лишь первый отблеск света,
Но сна уж нет — и кровь поет во мне самой,
приливом свежих сил и нежностью согрета.

И pеет тишина — прозрачна и легка.
Когда склонюсь к тебе я в трепете счастливом,
И алый ротик твой, как лепесток цветка,
Опять к моей груди приникнет торопливо.

Мне так легко с тобой, привольно и светло,
Дыхание твое — сочнее винограда.
Твой взгляд — как песня для меня, твое тепло
Во мне — как вешний сок, животворящ и сладок!..

Когда впервые ты меня познал, любя,
Зажглись твои глаза, чтоб никогда не гаснуть,
И в первый раз тогда, взяв на руки тебя,
Увидела я мир в твoeй улыбке ясной.

Перевод Л. Школьника

СНЕГ

Все бело в этом мире.
Даже звёзды белы.
Ухожу из квартиры
В тихий сумрак Биры.
Звёзды падают с неба
И не тают в руке,
Словно искорки снега
На янтарной реке.
Замечтавшись о чём-то,
Что вздыхаешь, поэт?
Может, вспомнил девчонку
Восемнадцати лет?
Может, глаз её тайна
В некий час у реки
Подсказала случайно
Две земные строки?
Впрочем, я тебя старше,
Да и жизнь посложней.
Не одни только марши
И симфонии в ней.
Но за каждой бедою,
За любой из потерь
Видеть жизнь молодою —
Суть лишь в этом, поверь.
Не снежинки, а камни?
Снегопад молчалив?
Тронь снежинку губами —
И услышишь мотив.
Будет музыка литься
С высоты на Биру
И высвечивать лица,
Приобщая к добру…

* * *
Снегопаденье, как акаций цвет,
Охватывает все деревья разом,
И свежим ароматом будит разум,
И прибавляет жизни десять лет.
И небо после снега голубей.
Он пал на землю и ещё не стаял.
Он радостен, как трепетная стая
Взлетевших в поднебесье голубей.
Так неужели ж ты ему не рад?
Забудь свои заботы и печали.
Идём со мной. И пусть нас закачает
В ладонях улиц первый снегопад.

* * *
Становится сердце нежней
И тает, как снег у дороги.
Стряхну, как усталость, под ноги
Всю боль молчаливых ночей.
Все горькие ветры долой,
Морозов крутых не желаю,
И я, как река, оживаю.
И птицы стремятся домой.
Играет заря серебром,
И снега почти не осталось.
Весна постучалась в мой дом
И в сердце моё постучалась.

В ПУТИ

Несётся поезд вдаль, борясь с ночною тьмой.
Звезда уже горит рассветным перламутром.
Летит состав туда, где новый город мой,
Где в сопках над тайгой широко всходит утро.
И всё прозрачней высь, путь краше и ясней.
Мелькает ширь степей, байкальские тоннели…
Встаёт моя страна в сплошной голубизне,
И струи мчит Амур у пограничных елей.
Среди зелёных рощ, среди долин и гор
Стремглав летит состав… И за оконным светом
В последний раз моих воспоминаний скорбь
Всплывает, как туман, дробясь в лучах рассвета.
В пути ещё, минуя
Речной изгиб у Вятки,
Я вспомнила внезапно
Мрак нашей жалкой хатки.
И с ней местечко в Польше —
Как ветхое кладбище.
Я провела в нём детство
Без крова и без пищи.
Кляня и кровь погромов,
И чёрные руины,
Оттуда я бежала
Под небо Палестины.
Но здесь всё тот же голод
Грозил своим оскалом.
И воспалённым взором
Я жадно путь искала.
С толпою демонстрантов —
Тот путь мой был суровым.
Тюрьма глухая стала
Моим невольным кровом.
Но дух мой не был сломлен —
И снова я бежала…
Теперь передо мною —
Огни Биробиджана.
Приводит путь мой к счастью —
С трудом и звонким пеньем.
И юность расцветает
Вторым моим цветеньем.
В раскрытое окно кропят росой кусты
И свежестью ветвей, расставшихся с дремотой.
Как дни мои опять, пройдя сквозь ночь, листы
Горят, озарены рассветной позолотой.
За маревом тайги и голубых дымов
Уже несет Бира течение сквозное.
Над нею город мой растёт грядой домов,
И солнце льёт лучи сверкающего зноя.