Дмитрий ФЕЛЬДМАН, Беэр-Шева

Писать о Толе Кобенкове в прошедшем времени трудно. Мы - одногодки, после тридцатилетней разлуки нашли друг друга, благодаря интернету…
И вот - опять разлука.

Впервые увидел Толю, стоящего на трибуне возле горкома партии г. Биробиджана, на День пионерии, не помню, сколько ему было лет, но на нём был пионерский галстук. Он читал свои стихи. А потом мы с ним занимались вместе в детской любительской киностудии, которой руководил мой отец – Ефим Николаевич Фельдман. Толя был у нас сценаристом и диктором. Он писал совершенно изумительные стихи к фильмам. Вспоминает Ефим Николаевич: - В детскую киностудию «Биробиджанский пионер » в 1961 году пришёл худенький и общительный мальчик – Толя Кобенков. Мы знали, что он пишет стихи, и иногда просили его почитать что-нибудь. Он с удовольствием это делал. Толя научился фотографировать, снимал на кинокамере, свободно мог смонтировать отснятый материал, записывал звук к фильму, случалось, что бывал диктором.

Но всё-таки главным его талантом была литература. Он написал много сценариев наших фильмов. А однажды сделал лирический фильм по своим стихам о природе.
Идеи сыпались из его умной головки в необыкновенных количествах и часто в зарифмованном виде.
В то время, сделав много документальных картин, ребята решили снимать первый наш мультфильм. Я - художник по профессии, на студии было много рисующих ребят, оставалась малость: придумать, о чём снимать. Расселись ребята за столом, думали, спорили, кто-то сказал: «однажды». Толя тут же в ответ: «…а может, не однажды». Все замолчали и смотрели на нашего поэта, и он продолжил: « в одном каком-то городе, а может, не в одном, все члены комитета, а может быть, совета, а может быть, актива сидели за столом. И так: тик –так, тик-так…».
Все согласились, что это хорошая схема для фильма, и поручили Толе написать сценарий, что он с блеском и сделал. Фильм рассказывал о безполезном времяпрепровождении в пионерских организациях. Говорят, говорят, льётся вода из графина, а дел никаких.
Фильм «Однажды» на Всесоюзном фестивале любительских фильмов в Москве получил Диплом 1 степени и первую премию.

А 2004 году, когда Ефиму Николаевичу исполнилось восемьдесят лет, Толя написал мне:
«Скажи отцу, что я его никогда не позабывал: он многое мне дал - помню, как показал нам фильм "Человек идет за солнцем", и я впервые в жизни сообразил: кино, да и литература - это не сюжет, а язык: у первого - язык кадра, у второй - язык звука; может быть, из-за него же я всю жизнь вожусь с молодыми поэтами, и некоторые из моих учеников сегодня очень звучат».

Я тогда уже начинал писать стихи, и Толя стал для меня любимым поэтом с тех пор, когда я прочитал в « Биробиджанской звезде » его стихи: 

Я ухожу в осенний грустный дождь.
В осенний дождь, нагих деревьев дрожь.
В глаза Вселенной, как в твои глаза,
В холодный парк, как на пустой вокзал…
Меня секут хвосты комет, как розги,
Глаза мне колют голубые звёзды,
И заставляют лужи обходить
Продрогшие, усталые ботинки.
Я слышу, как Земля моя дрожит,
Вертясь долгоиграющей пластинкой.
Я слышу, как гудит её аорта,
Как под ногами бьётся её сердце…
А в тёплой комнате ещё гудят аккорды
Сюиты «Детство».

Ему в это время ещё не было пятнадцати лет, а в 1966 в Хабаровске у восемнадцатилетнего поэта вышла первая книжка. Я храню её и перевожу с собой на каждое новое место жительства. Она побывала со мной в Средней Азии, в Украине, а теперь лежит передо мной на столе в Израиле. Толя подписал её мне и моей жене Светлане. «Я вас люблю», - эти слова он говорил часто и всегда искренне. Легче перечислить людей, с которыми он общался и не любил их, чем тех, которых любил. И его любили. Он был далеко не ангел, но если он и причинял боль своими поступками, то, в основном, себе. Уже после смерти Толи наш общий друг Володя Месамед привёз мне  из Москвы последнюю книжку А. Кобенкова, за которую я безмерно благодарен Толиной жене (не поворачивается язык сказать – вдове) Оле. Для меня это не просто книга, это нечто большее. Это часть бесконечно доброй души моего любимого друга. В Израиле у Толи много друзей, он писал мне, что надеется как-нибудь приехать и со всеми увидеться, а в конце написал слова, которые я вынес в заглавие. В 2004 году в красноярском журнале «День и Ночь» были опубликованы мои стихи, одним из них я хочу завершить это короткое воспоминание о Толе.

 ПАМЯТИ  М. А. СВЕТЛОВА
Шестьдесят четвёртый год,
мне шестнадцать, всё в порядке,
всё ещё произойдёт
и опишется в тетрадке.
Я с собой её ношу,
в ней свои стихи пишу,
а по улице бредёт
шестьдесят четвёртый год.
Шестьдесят четвёртый. Слов –
жжёт скорбящая отрава:
умер Михаил Светлов.
Михаил Аркадьич, право,
в шестьдесят один-то год
разве умирают люди
те, которых очень любят,
а вокруг шумит народ.
Шестьдесят четвёр... таков
памятный и високосный...
Плачет Толя Кобенков
у газетного киоска.