Ландыши Марка Шагала

Воскресенье, 20 Января 2013 г. 22:17 + в цитатник

Цитата сообщения Bo4kaMeda

Прочитать целиком В свой цитатник или сообщество!

Ландыши Марка Шагала

Марк Шагал

Марк Шагал «Ландыши»,1916

МАТВЕЙ ГЕЙЗЕР
ВЕЧНО ЖИВЫЕ ЛАНДЫШИ ШАГАЛА

А теперь о моей встрече с великим художником. Этому, быть может, самому знаменательному в моей жизни событию, я обязан А.П.Потоцкой, вдове Михоэлса.

Ранним утром 9 июня 1973 года, это был день моего рождения, Анастасия Павловна позвонила мне, поздравила и сказала, что какие бы подарки ни сулил мне сегодняшний день, все блекнут перед тем, что преподнесет мне она: «В 16 часов я еду в гостиницу “Россия” к Марку Захаровичу, моим кавалером на сегодня будете вы. Я предупредила его об этом. Заезжайте за мной не позднее 15 часов».

Я знал, что в Москве, в Третьяковской галерее, открылась выставка литографий Шагала, хотел побывать на этой выставке, но мысль о том, что могу встретиться с великим мастером, даже не приходила мне в голову.

Ровно в 16 часов мы с Анастасией Павловной были уже в номере гостиницы, где остановился Шагал. Никогда не забуду его изумительной красоты лицо, которую не могла затмить глубокая старость (ему тогда уже было за 85). Седая голова, лоб, изборожденный частыми морщинами, расположенными глубокими кривыми линиями, повторяющими очень выразительный рисунок темных густых бровей. Пожалуй, больше всего поражали глаза, очень грустные и внимательные, в какой-то момент показавшиеся мне даже отрешенными. Но это, наверное, от усталости, а не от возраста – слишком много людей хотели повидать Шагала и со многими хотел повидаться он.

М. Шагал с учителями художественной школы Витебска. 1919 год

Войдя в комнату с Анастасией Павловной, я не сумел скрыть ни своей растерянности, ни своего восторга. Марк Захарович заговорил с гостьей по-французски, не предполагая, видимо, что спутник графини Потоцкой может не знать этого языка. Но она тут же предложила перейти на русский «Во-первых, мой кавалер не учился французскому языку в гимназии моей мамы, во-вторых, – она обвела глазами стены, – те, кто захочет узнать, о чем мы здесь говорим, поймут нас на любом языке». Марк Захарович улыбнулся своей замечательной детской улыбкой. Мне показалось, что с Анастасией Павловной он видится в тот день впервые. Вероятно, желая уточнить ее возраст, он с юмором сказал: «Когда я расстался с Соломоном Михайловичем, вас, Анастасия Павловна, по-видимому, еще не было на свете». И вновь добрая, непосредственная, детская улыбка появилась на лице Шагала, когда он узнал, что Анастасии Павловне уже тогда было больше десяти лет и она была наслышана о гениальном художнике из Витебска, работающем в Еврейском театре. Разумеется, все это была игра взрослых людей, которых мгновенно сблизила общая любовь к Соломону Михоэлсу. Шагал рассказывал о своих встречах с Михоэлсом в 1928 или 1929 году в Париже. Незаметно перешел снова на французский, обращаясь за «свидетельскими показаниями» к своим спутницам, сопровождающим его в поездке. Потом достал фотографии, на которых он был запечатлен с Михоэлсом в 1943 году во время их встречи в США, вспоминал детали бесед, обещал когда-нибудь написать о них.

М. Шагал пишет эскиз для Еврейского театра. 1919 год

Анастасия Павловна подарила Шагалу сборник «Михоэлс (Статьи, речи, воспоминания)» в замечательном оформлении художника Тышлера. Поблагодарив за подаренные фотографии, она пообещала, если ей удастся переиздать книгу о Михоэлсе, непременно их опубликовать.

В свою очередь, Анастасия Павловна подарила Шагалу много хранившихся у нее фотографий. Рассматривая одну из них, Марк Захарович вдруг разрыдался, да так громко, что все в комнате растерялись. Он рыдал, причитал, всхлипывал, как ребенок, потерявший что-то самое дорогое и невозвратное: «Белочка, Белочка!» Какие-то секунды или минуты прошли буквально в гробовом молчании, которое нарушила Анастасия Павловна. Улыбнувшись, она прочла знаменитые ахматовские стихи: «Здесь не Темник, не Шуя»:

Город парков и зал.

Но тебя опишу я,

Как свой Витебск – Шагал.

Автопортрет. 1914 год.

Эти строки Ахматовой, которую Шагал любил бесконечно, как-то его успокоили. Он сказал, что в Витебск больше никогда не поедет – город этот навсегда остался в его сердце и на его полотнах.

Анастасия Павловна попрощалась с Шагалом, вскоре мы уже были на пути домой. Я спросил Анастасию Павловну, почему так плакал Шагал. Она показала мне фотографию – такую же получил в подарок от нее Шагал, на которой рядом с Михоэлсом, положив руку на его плечо, была незнакомая мне женщина. «Это Белла Шагал. Помните, мы с вами у коллекционера Костаки видели картину “Ландыши”? Ее Шагал написал в 1916 году, когда Белла родила ему дочь. Марк посетил жену в роддоме. На столе рядом с кроватью стоял букет ландышей. Белла ласково поглядывала то на дочь, ее назвали Идой, то на мужа, то на цветы. Глаза ее были наполнены слезами радости и счастья. «Как жаль, что красота эта такая хрупкая и мгновенная», – сказала Белла, имея в виду красоту цветов. «Дай Б-г, чтобы наша Идочка прожила столько, сколько просуществует эта красота», – ответил Марк и на следующий день принес Белле картину “Ландыши”. После отъезда Шагала из России картина эта побывала у разных коллекционеров... В настоящее время она находится в Третьяковской галерее».

М. Шагал со своими учениками в колонии для сирот в Малаховке. 1920 год

Давно уже нет Беллы, она умерла в Нью-Йорке в 1944 году. В 1995 году умерла Ида Шагал. А картина «Ландыши» продолжает жить. «Теперь вы поняли, почему так рыдал Марк Захарович? – спросила меня Анастасия Павловна. – Напишите когда-нибудь об этом. Даже если это легенда или семейное предание, все равно – напишите!»

Я читал, что после смерти Беллы Шагал долго не мог рисовать. Он перечитывал записки Беллы, ее стихи, и только после того, как ему сообщили, что картина «Ландыши» «жива» и находится в России, он вернулся к активной деятельности. Издал книгу, посвященную памяти Беллы, снова стал рисовать.

Книга Шагала «Моя жизнь» вышла в России совсем недавно. Отрывки из нее печатались в конце 80-х в журнале «Театр». Из этой замечательной, воистину исповедальной книги мы узнали, что еще в юности Шагал «...Имел успех у женщин. Но не умел им воспользоваться». Каждая новая любовь казалась ему единственной и последней. Ему шел 22-й год, когда он, увлекшись дочерью витебского врача Теей, решил, что «якорь брошен». Но, как нередко это случается, «в один прекрасный день» к Тее пришла ее подруга. «Эта некстати явившаяся подруга, ее мелодичный, как будто из другого мира голос отчего-то волнует меня. Кто она? Право, мне страшно... С ней, не с Теей, а с ней должен я быть – вдруг озаряет меня! Она молчит, я тоже. Она смотрит – о, ее глаза! Я тоже. Как будто мы давным-давно знакомы и она знает обо мне все... Я видел ее в первый раз. И я понял: это моя жена».