В минуту отчаяния надо помнить: если судьба внезапно
все отняла, она так же внезапно может все вернуть...


Иногда человек падает в яму.

Иногда человек падает в яму.

Только что он летал и все шло просто прекрасно. Казалось, что так будет всегда. А потом он падает с высоты на самое дно, совершенно неожиданно и моментально. Все рухнуло! Человек сидит на дне ямы и ему кажется, что так будет всегда. Всегда надо помнить, что жизнь переменчива. Но если ты летал, значит, ты умеешь летать. И можешь снова взлететь. Раз ты был счастливым и успешным, ты снова можешь им стать. Мозг помнит программу, навигатор помнит путь, а судьба — сам видишь, судьба переменчива. Если она затолкала тебя в яму ни с того ни с сего, может неожиданно и вытащить. Если ты приложишь немного усилий. Все может сложиться к лучшему. Хотя в это трудно поверить.

Наверное, Ив Сен Лоран и не поверил бы, когда оказался в дурдоме, извините уж. Ну, в психбольнице. Немудрено, что он там оказался и немного сошел с ума. Погрузился в такую депрессию, что весил всего сорок килограммов, это вес костей. Сначала было счастливое детство, ласковая мама и любящие сестры, первая выставка моделей в девятнадцать лет, потом работа в модном доме Диора, овации и восторженные отзывы в прессе, деньги, вечеринки, светское общество…А потом раз! — и призвали на войну в Алжир.

А до этого коллекция провалилась с треском. Вот ни с того ни с сего. В армии чувствительный юноша сошел с ума и погрузился в депрессию. В настоящую. И оказался в сумасшедшем доме. И тут его пришел навестить друг, Пьер Берже. Друг сообщил, что Сен Лорана уволили из «Диора». Кому нужен психически больной неудачник?

Вот это падение. Все потеряно, совершенно все. Остается лечь и умереть. Но именно с этого момента начался настоящий путь к славе и деньгам. Ив Сен Лоран так возмутился, что пришел в себя и подал в суд на компанию «Диор». Ведь его уволили несправедливо, просто решили, что с ним покончено. Он выиграл хорошие деньги, на эти деньги открыл свой модный дом и прославился по-настоящему. И разбогател по-настоящему.

Только стал немного суеверным, как ему пеняли материалисты. Он ни одного показа не начинал, пока не надевал собственноручно на девушку-модель сердце из красных рубинов. Оно должно было защитить от недобрых взглядов и принести милость судьбы. Ив Сен Лоран верил в судьбу. Которая может внезапно бросить на дно ямы. А может вознести под облака. В любой момент может произойти все, что угодно, — вот об этом надо помнить.

И еще об одном надо помнить: если вы летали, скорее всего, вы снова полетите. В вас встроена эта функция: летать. Вы умеете. И надо ждать милости судьбы, предпринимая меры для собственного спасения, даже если яма и депрессия очень глубоки. Как только вы достигнете дна, надо от этого дна оттолкнуться, как учили древние мудрецы.

Когда терять будет больше нечего, когда останется вес костей, так сказать, можно взлететь снова. Если судьба ваша переменчива, если счастливая полоса сменилась черной полосой отчаяния, скорее всего, потом произойдут новые перемены. А у Ив Сен Лорана и психика была переменчива: он то впадал в депрессию, то испытывал необычайный прилив сил и воодушевление, создавая самые прекрасные коллекции.

В минуту отчаяния надо помнить: если судьба внезапно все отняла, она так же внезапно может все вернуть. Это, конечно, не про окончательные утраты, не про потерю близких, а вот про такое падение. Которое может стать началом нового пути, если приложить усилия для своего спасения и восстановления справедливости.

© Анна Кирьянова


ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ НАУКИ:
АСТРОЛОГИЯ, ПСИХОЛОГИЯ, КАББАЛА...


Почему-то никому не приходит в голову ходить
с вывихнутой ногой, зато жить с вывихнутыми
мозгами считается нормой...


Потом» ничего не бывает...

Жила-была я, и было у меня все плохо. Пишу прямо, потому что это и так все знают. Дома за мрачность меня дразнили Сарой Бернар, коллеги – Царевной Несмеяной, остальные просто недоумевали, чего это я все время так расстраиваюсь. А потом на моем пути мне встретился психолог. Его задачей было научить меня жить каждую минуту и получать от этого удовольствие.

Я вцепилась в психолога, как оглохшая старушка в последний слуховой аппарат, и в результате психотерапии стала слышать, видеть и обонять все, что происходит вокруг прямо сейчас. Как какая-нибудь пациентка Кашпировского, у которой рассосался рубец, заявляю: я лечилась, и психолог сделал свое дело.

И теперь некоторые недоумевают, чего это я такая активная, не могу успокоиться и сидеть тихо. Вместо того чтобы с тревогой смотреть в завтра, я стала с интересом смотреть в сегодня. Но этому, елки-палки, пришлось учиться. Собственно, релаксу можно только начать учиться, предела ему нет, как тому совершенству. И в оправдание себе скажу, что раньше не я одна, а целая страна боялась расслабиться.

Так, мои летние каникулы обычно заканчивались уже в первую неделю августа, когда мама многозначительно роняла: «Скоро в школу». Предполагалось, что к школе надо усиленно готовиться. Расчертить красной пастой поля в новых тетрадках, погладить галстук, повторить – о ужас! – пройденный материал.

В садике готовили к первому классу,
в школе – к ответственному выбору профессии,
в вузе – к «большой жизни»

Но все это было не главное. Главнее были установки: «отдыхай-отдыхай, да не забывайся» и «отдыхать надо с пользой». Потому что во главе любого угла в те времена стояла моральная готовность к грядущим испытаниям. В садике готовили к первому классу, в школе – к ответственному выбору профессии, в вузе – к «большой жизни». А когда жизнь началась, когда готовиться было уже не к чему и нужно было просто жить, оказалось, что мне это решительно не под силу.

И ведь раньше все так делали: на что-то копили, заводили сберкнижки, откладывали со своей несчастной сторублевой зарплаты на черный день (который тут же назавтра и наступал). Запасались макаронами на случай войны с американцами, чего-то боялись, каких-то «вдруг» и «мало ли что», каких-то запланированных трудностей и дополнительных несчастий.

Как хором пел Швондер в квартире над головой шокированного профессора Преображенского: «Суровые годы уходят, тати-та-тати-та-тата, за ними другие приходят, и они будут тоже трудны». Типа: расслабляться нельзя, ибо ни внутренний, ни тем паче внешний враг не дремлют. Строят козни. «Будь готов!» – «Всегда готов!». Сначала мы все превозможем, и уж тогда…

Перманентное ожидание светлого будущего десятками миллионов, несколькими поколениями людей уже кем только не осмеяно, но до сих пор жить умеют далеко не все. Генетика ли виновата или тяжелое детство, но некоторым, мне, например, в этом смысле мог помочь только специально обученный опытный специалист и длительный курс лечения. Так все запущено.

Сейчас что делают:
живут в долг, но живут уже сегодня

Хотя многие прекрасно обходятся своими силами. Дошли как-то сами, поняли: «Сейчас или никогда!» Это в духе времени. Поэтому сейчас что делают: берут кредиты, всего накупают, а потом либо отдают, либо нет. Живут в долг, но живут уже сегодня.

И некоторые еще сомневаются в правильности этой недальновидности. А также и легкомысленности. В легкости вообще. Которая, если брать сугубо человеческий, а не государственный, военный или бизнес-стратегический масштаб, – наш единственный шанс на счастье. И как выяснилось, в этом сходятся детские писатели, психологи, философы и даже священные книги. Счастье, покой, гармония, радость, сама жизнь возможны только здесь и сейчас. А потом ничего не бывает. «Потом» нет в природе.

Опять-таки рекламисты (лучшие из которых просчитывают все) уловили тенденцию и юзают ее только так. В жизнерадостных роликах просто спасу нет от хулиганящих старушек, солидных менеджеров, решивших поозорничать, теток, отрывающих каблуки и купающихся в фонтанах...

Никто не работает, все живут, наслаждаются, то и дело устраивая передыхи. «Обувь для этой жизни!», «Живи – играй!», «Празднуй момент!», «Бери от жизни все!», «Попробуй жизнь на вкус», и самое простое и циничное с пачки сигарет: «Живи настоящим!». Короче, от всех этих призывов жить уже жить не хочется.

Кому-то, чтобы не страдать, нужно почитать философские книги, а мне пришлось долго и странно писать левой рукой

Впрочем, со мной всегда так. Чуть что – настроение роняется, и жить… нет, не хочется. Не хотелось. Я входила в противоречие с вечнопразднующим обществом, уже ухватившим самую суть невыносимой легкости бытия. Как ответила Мадонна на дурацкий для журналиста вопрос: «В чем смысл жизни?» – «В том, чтобы не страдать». И это правильно.

Только кому-то, чтобы не страдать, нужно почитать философские книги и выработать свой философский прищур, кому-то достаточно бутылки махачкалинской водки, а мне пришлось долго и странно писать левой рукой. Это такая методика. Писать левой рукой всякие вещи, в утвердительной форме. Пытаться достучаться до подсознания. Как будто заново учиться писать, как будто заново учиться жить. Похоже на молитву, на стихи. «Мне безопасно жить», «мне безопасно радоваться», «я счастлива здесь и сейчас».

Я в это вообще не верила. Все эти утверждения можно было отнести ко мне, только приставив к каждому громадную частицу НЕ: «Я НЕ свободна», «Мне НЕ безопасно жить». А потом как будто отпустило, мне стало легче дышать, запахи и звуки вернулись, как после обморока. Я стала любить свой завтрак, свои духи, свои недостатки, свои новые туфли, свои ошибки, свои любови и даже свою работу. И очень не любить тех, кто, прочитав «20 способов сделать себе красиво» в рубрике «психология» дешевого женского журнала, свысока замечает, что «все это бабские заморочки».

Почему-то никому не приходит в голову ходить
с вывихнутой ногой, зато жить с вывихнутыми
мозгами считается нормой.

«Я что, ненормальный, к психологу идти?» О да! Почему-то никому не приходит в голову ходить с вывихнутой ногой, зато жить с вывихнутыми мозгами, отравляя существование себе и другим, считается нормой. Как и жизнь в вечном ожидании беды и вечной неготовности к радости. Так ведь привычней: ощетинься – и тебя не застанут врасплох!

Ощетиненные люди, ощетиненные времена, ощетиненные отношения. Но я во все это больше не вернусь. Не хочу, чтобы моя жизнь, как те летние каникулы, оборвалась в самом разгаре наслаждения ею, только потому, что мозг привык готовиться к худшему.

«Чтобы жизнь медом не казалась», – любил повторять начальник, которому, чтобы справиться с моим хорошим настроением, приходилось нагружать меня дополнительной работой. «Этот ребенок не справится с тяготами жизни», – вздыхала мама, глядя на мою маленькую дочку, совершенно исключая тот вариант, что тяготы могут не наступить.

«Что-то много сегодня хохочешь, как бы не пришлось
завтра плакать», – замечала бабушка. У всех у них
были на это свои причины. У меня их нет.

И уж лучше прослыть ненормальной пациенткой
психолога и сутками писать левой рукой, чем снова
оглохнуть, ослепнуть и утратить радостные предчувствия.
Жизнь надо тратить. И если это кредит, то я согласна
на любые проценты.

Полина Санаева