В журнале «STORY», который читаю от корки до корки, прочел отрывок из книги Вячеслава Недошивина «Прогулки по Серебряному веку. Дома и судьбы», посвященный Анне Андреевне Ахматовой. Заинтересовался судьбой художника Бориса Анрепа (в Интернете встречается и транскрипция Антреп), которому Ахматова посвятила почти 40 стихотворений. Кроме любовной связи, о которой пишет автор, меня интересовала, прежде всего судьба Анрепа, как художника.

Интернет меня не порадовал большой информацией (все больше встречается статей о связи Ахматовой с художником (хотя и связи, как таковой не было , скорее платоническая любовь и привязанность!!)). По крохам удалось собрать материалы о художнике, которые я разделил на 2 части. Фотографий Бориса Анрепа тоже нашлось не густо, поэтому помещаю их все сразу (тем более они все в мизерном разрешении).




ЧАСТЬ 1. АХМАТОВА И АНРЕП

Борис Анреп - русский художник и витражист, возлюбленный А.А.Ахматовой
Борис Васильевич Анреп родился в 1885 году в Санкт-Петербурге, по другим сведениям в 1883 году в Ярославской губернии.
Корни его родословной уходят к временам Петра Великого, когда один из фон Анрепов был захвачен в плен в числе воинов шведского короля Карла XII. С тех пор предки Анрепа занимали видное место в жизни России. Их имена упоминаются в русских энциклопедиях, особенно отца Бориса, ученого медика и государственного деятеля.
Почти вся жизнь Анрепа связана с Францией и Англией, так как жил он и работал попеременно то в Лондоне, то в Париже.

Впервые попал в Лондон шестнадцатилетним юношей, куда родители послали его на год. Вернувшись в Петербург, поступил в Императорское Училище Правоведения, а после окончания училища — в университет. Но вдруг бросил «юристику», решив посвятить жизнь искусству.

Мастерству мозаики учился первоначально в Санкт-Петербургском университете. Затем продолжил обучение в Италии и на Ближнем Востоке.
В 1908 году поступил учиться в Парижскую академию “Academie Julienne”.
Следующий этап — Лондон. С 1910 по 1912 учился в Эдинбургском колледже “College of Art”.

Благодаря английскому другу, известному художнику Огастасу Джону, перед графом Анрепом (он первый в семье отбросил аристократическую частицу фон) открылись двери в элитные художественные салоны. Вошел в круг друзей Вирджинии Вульф. Он — модный, засыпанный заказами художник. Приобрел широкую известность как мастер мозаики, особенно церковной.

В 1908 г. в Ницце женился на русской аристократке Юнии Хитрово. А год спустя в их парижском доме поселилась другая дама сердца, Эллен Мейтленд, которая родила ему двоих детей. И жена терпела этот треугольник. Кроме того, у него была еще одна пассия, сестра Вирджинии Вульф, Оттолин Морелл. Анрепу всё сходило с рук, даже в чопорном лондонском высшем свете.

Анреп был одним из организаторов Второй выставки пост-импрессионизма, в которой выставлялись такие русские художники, как Н. Гончарова, М. Ларионов, К. Петров-Водкин.

В 1914 году он выполняет заказ мозаичной крипты и фресок в Вестминстерском соборе (“Westminster Cathedral”) в Лондоне, оформляет мозаики в богатейших частных домах, впоследствии перевезенные в галерею Бирмингема, создает мозаичный пол в зале Блейка, в галерее Тейт. Его работы можно видеть и в Ирландии, и в Шотландии.

В 1914 году жена Юния Анреп уехала в Россию, и Анреп женился на матери детей, Эллен Мейтленд.

Познакомил Ахматову с Анрепом его ближайший друг, поэт, литературный критик и теоретик стиха Николай Васильевич Недоброво, с которым Антреп дружил еще с гимназической скамьи и с которым Ахматову связывала в 1914-15 годы интимная дружба-любовь.



Натан Альтман Портрет Ахматовой 1915 г.

Сохранились письма Недоброво к Анрепу. В одном из них от 27 апреля 1914 года Н.Недоброво, в частности, писал: «Попросту красивой ее назвать нельзя, но внешность ее настолько интересна, что с неё стоит сделать леонардовский рисунок, генсборовский портрет маслом, и икону темперой, а пуще всего поместить ее в самом значащем месте мозаики, изображающей мир поэзии».
В те годы Б.В. Анреп был баловнем судьбы и любимцем женщин. Он был очень высокого роста, атлетического телосложения, темпераментный, жизнерадостный, самоуверенный и в то же время очень романтичный человек, увлекающийся искусством, тонко чувствующий поэзию.

Ахматова вспоминала о первой встрече с Антрепом так:
«1915 г. Вербная Суб. У друга (Недоброво в Ц.С.) офицер Б.В.А. Импровизация стихов, вечер, потом еще два дня, на третий он уехал. Провожала на вокзал».
То есть, познакомились они накануне отъезда Б.В. Анрепа в армию.

Когда началась Первая мировая война, Анреп, как офицер запаса, вернулся в Россию и два года провел на фронте, участвуя в боях в Галиции и Закарпатье.
Он приезжал с фронта в командировки и в отпуск, встречались, знакомство переросло в сильное чувство с ее стороны и горячий интерес с его. Это были романтические встречи – катания на санях, разговоры, стихи... Оба они не были свободны, но какое это имело значение, они так тянулись друг к другу.

В 1915 году Анне Андреевне Ахматовой было 26 лет. Она была в расцвете красоты и в зените славы. Вышли уже ее сборники «Вечер» (1912) и «Четки» (1914).



Ольга Делла-Вос Кардовская Портрет Ахматовой 1914 г.

Муза Ахматовой после встречи с Антрепом заговорила сразу же. Читаешь стихи поэта и диву даешься, какой мощный поток вдохновения пробудил Борис Анреп. Совершенно беспримерный случай в поэзии.
Художнику Борису Анрепу посвящено едва ли не больше всего ахматовских стихотворений (по одним подсчетам, тридцать три, по другим, тридцать шесть), в том числе, самые счастливые и светлые стихи Ахматовой о любви из "Белой стаи".
Только в «Белой стае» ему посвящено 17 стихотворений и 14 — в «Подорожнике».
Антрепу посвящен также единственный в ее творчестве акростих:

Бывало, я утра молчу
О том, что сон мне пел.
Румяной розе и лучу
И мне – один удел.
С покатых гор ползут снега,
А я белей, чем снег,
Но сладко снятся берега
Разливных мутных рек.
Еловой рощи свежий шум
Покойнее рассветных дум.
("Песенка", март 1916)

Из бесед Ахматовой с Лукницким:
«Когда началась революция, он под пулями приходил к ней на Выборгскую сторону.
А.А.: «… и не потому что любил — просто приходил. Ему приятно было под пулями пройти»…
Я: «Он не любил Вас?».
А.А. «Он… нет, конечно, не любил. Это не любовь была… Но он всё мог для меня сделать, — так вот просто…».

Судьба не подарила им много времени вместе, но те считанные дни или даже часы, отпущенные им, оставили неизгладимый след в их жизни. Как сказала Ахматова: «Семь дней любви и вечная разлука».



Елена Лисовская Анна Ахматова

В то же самое время Антреп ездил в командировки в Лондон, где в доме О. Морелл познакомился с известным английским писателем Олдосом Хаксли, и тут же начал волочиться за Марией Нис, ставшей впоследствии женой Хаксли. Конечно, писатель жутко ревновал, завидовал, даже мечтал «стать хотя бы на неделю Анрепом». И, в конце концов, написал в 1921 г. сатирический роман «Желтый Кром», в котором прототипом главного героя предположительно явился Анреп.

После Февральской революции Керенского, будучи убежденным западником, он покинул Россию навсегда. Он пришел к Ахматовой попрощаться, сняв погоны, потому что у мостов стояли баррикады, и офицерам появляться на улицах было небезопасно.
"Будет то же самое, что было во Франции во время Великой революции, будет, может быть, еще хуже", – сказал он.
Анреп уехал в последних числах февраля 1916 года. И надо добавить, что не один. На сей раз его сопровождала Мария Волкова. И опять новый семейный треугольник. На этот раз — жена Эллен, Мария и он. И вот такому-то ловеласу и сердцееду Ахматова посвятила столько стихов!

После отъезда Анрепа на Запад тональность и лексика стихов Ахматовой, посвященных Антрепу, резко меняется. Теперь он не долгожданный царевич, ласковый жених, а изгнанник, отступник, выбравший спокойную жизнь на чужбине, не пожелавший разделить судьбу родной земли.

Об их встречах и расставаниях, об их любви, кроме стихов Ахматовой, нам говорят и воспоминания Бориса Анрепа, озаглавленные «О черном кольце» (Звезда. 1989. № 6).

По словам Б. Анрепа, Анна Андреевна всегда носила черное кольцо и приписывала ему таинственную силу. Заветное "черное кольцо" было подарено Анрепу в 1916 году:

Как за ужином сидела,
В очи черные глядела,
Как не ела, не пила
У дубового стола.
Как под скатертью узорной
Протянула перстень черный...

Сам Б.В. Анреп рассказал о том, как Анна Андреевна подарила ему кольцо, так:
«В начале 1916 года я был командирован в Англию и приехал на более продолжительное время в Петроград для приготовления моего отъезда в Лондон. Недоброво с женой жили тогда в Царском селе, там же жила Анна Андреевна. Николай Владимирович просил меня приехать к ним 13 февраля слушать только что законченную им трагедию «Юдифь». Анна Андреевна тоже будет — добавил он. …Стихотворные мерные звуки наполняли мои уши, как стук колес поезда. Я закрыл глаза. Откинул руку на сиденье дивана. Внезапно что-то упало в мою руку: это было черное кольцо. «Возьмите, — прошептала Анна Андреевна, — Вам». …Через несколько дней я должен был уезжать в Англию».

Гумилев, узнав, что Анна Андреевна подарила Анрепу это кольцо, и тот увез его с собой, сказал полушутя: «Я тебе руку отрежу, а ты свези ее Анрепу — скажи, если кольцо не хотите отдавать, так вот вам рука к кольцу…». Николай Гумилев знал, что она любила Анрепа.



Владимир Сысков Николай Гумилев и Анна Ахматова 1989 г.

В последний раз они увиделись в 1917 г. накануне его окончательного отъезда в Лондон.
«Видимо, она была тронута, что я пришел. Мы прошли в ее комнату. Она прилегла на кушетку. Некоторое время мы говорили о значении происходящей революции. Она волновалась и говорила, что надо ждать больших перемен в жизни.
- «Будет то же самое, что было во Франции во время Великой революции, будет, может быть, хуже».
- «Ну, перестанем говорить об этом».
Мы помолчали. Она опустила голову.
- «Мы больше не увидимся. Вы уедете».
- «Я буду приезжать. Посмотрите, Ваше кольцо».
Я расстегнул тужурку и показал ее черное кольцо.
- «Это хорошо, оно вас спасет».
Я прижал ее руку к груди.
- «Носите всегда».
- «Да, всегда. Это святыня», — прошептал я.
Что-то бесконечно женственное затуманило ее глаза, она протянула ко мне руки. Я горел в бесплотном восторге, поцеловал эти руки и встал. Анна Андреевна ласково улыбнулась.
- «Так лучше», — сказала она».

Летом 1917 года в Слепневе Ахматова поминала его, навсегда оставившего Россию "лихого ярославца", русским певучим анапестом, молясь уже не о спасении его тела, а о душе:

Да, не страшны ни море, ни битвы
Тем, кто сам потерял благодать.
Оттого-то во время молитвы
Попросил ты тебя поминать.

"Потерял благодать" – игра слов, потому что Анна по-древнееврейски и значит "благодать".
«В Херсонесе три года ждала от него письма. Три года каждый день по жаре, за несколько верст ходила на почту, и письма так и не получила» - вспоминает позже Ахматова.

В цикле «Из черных песен» (1961 г.) Ахматова пишет:

Всем обещаньям вопреки
И перстень сняв с моей руки,
Забыл меня на дне…
Ничем не мог ты мне помочь.
Зачем же снова в эту ночь
Свой дух прислал ко мне?



Юрий Анненков Портрет Ахматовой 1921 г.

Анреп в это время живет в Лондоне, вступает в ассоциацию “Bloomsbury Group”.
Мозаичные произведения, выполненные в ирландском католическом соборе “Cathedral of Christ the King” в графстве Вестмит (Westmeath), в городе Муллингар (Mullingar) подтверждают широкую известность Бориса Анрепа, как мастера церковной мозаики. Внутри этого громадного собора, строительство которого было завершено буквально перед началом Второй Мировой Войны, есть несколько алтарей, включая импозантных размеров алтари “Святая Анна” (St. Anne), и “Святой Патрик” (St. Patrick).



Мозаика "Святая Анна"



Мозаика "Святой Патрик"

В 1924 году создает мозаику в церкви “St. Oliver Plunkett”. Его работы также есть в католической гарнизонной церкви “Sandhurst” в Англии, в “Национальной Галереи” в Лондоне, в православной греческой церкви в Лондоне, в церкви “Keir” в Шотландии.
В 1926 году он возвращается в Париж.
Начиная с этого периода, Борис Анрип проявляет незаурядные способности художника и мозаика.
Через несколько лет после завершения мозаик в Национальной галерее, в 1954 году, Борис Анреп получил заказ от Собора Христа Владыки (Christ the King) в маленьком ирландском городке Маллингаре.
1954-й год в католическом мире был объявлен годом, посвященным Святой Марии, и многие церкви заказывали украшения в ее честь. Борис Анреп выполнил мозаику, изображающую Введение Богородицы во храм. В центре композиции – Святая Анна с большим нимбом вокруг головы и крупной надписью: S. ANNA. По мнению самих маллингарцев, черты Святой Анны на мозаике Анрепа имеют портретное сходство с Анной Ахматовой.
Свою последнюю работу с мозаикой он выполнил в соборе “Blessed Sacrament Chapel”, в 1962 году.

Мозаичные работы Бориса Анрепа



Мозаики в Вестминстерском кафедральном соборе





Рисунок Бориса Анрепа



Наступил 1965 год. Анну Андреевну чествовали в Оксфорде, а потом в Париже.

Из воспоминаний Б. Анрепа:
"В 1965 году состоялось чествование А. А. в Оксфорде... Я был в Лондоне, и мне не хотелось стоять в хвосте ее поклонников. Я просил Г. П. Струве передать ей мой сердечный привет и наилучшие пожелания, а сам уехал в Париж... Я оказался трусом и бежал, чтобы А. А. не спросила о кольце..."

Через пятьдесят лет – какой стыд, какой страх из-за потерянного кольца! А ведь не как-нибудь по небрежению потерянного, а пропавшего во время бомбардировок Лондона, когда дом Б. Анрепа был разрушен и сам он чудом остался жив.

И все-таки они увиделись. 48 лет спустя коварная судьба подарила им еще одну встречу. На пути из Лондона в Москву Ахматова на несколько дней остановилась в Париже и позвонила, позвала к себе. Оба изменились до неузнаваемости. Анреп помнил Ахматову «очаровательной, свежей, стройной и юной», а в кресле перед ним сидела дама, похожая, как ему показалось, на Екатерину Великую.
Разговор не клеился, он задавал глупые, банальные вопросы, а сам думал только об одном: «А вдруг спросит о кольце, что ей сказать?». Но она не спросила. По сравнению с «величественной Екатериной» Анреп оказался просто пигмеем.



Мартирос Сарьян Анна Ахматова 1946 г.

Заканчиваются воспоминания Анрепа словами: «5 марта 1966 г. Анна Андреевна скончалась в Москве. Мне бесконечно грустно и стыдно». Под подписью рукой Бориса Васильевича, но другими чернилами, приписано:
Это просто, это ясно,
Это всякому понятно —
Ты меня совсем не любишь,
Не полюбишь никогда.
1917

Умер Борис Анреп в 1969 году.

Материалы взяты с сайтов:
Альманах "Ирландия-Россия".Судьбы
http://www.vavilon.ru/texts/prim/kruzhkov3-5.html
http://www.vestnik.com/issues/2004/0218/win/shteyn.htm

ЧАСТЬ 2. МОЗАИКА АНРЕПА Почти все мужчины из окружения Ахматовой были влюблены в эту «гибкую гитану». Не попались в ее сети, кажется, только Блок и Бунин. Хотя и бытовала легенда о романе Ахматовой с Блоком, ведь так хотелось соединить вместе двух самых известных поэтов того времени. А для Бунина она, судя по его стихотворению, была худа, бледна, нервна, притворна и бескровна. У него был другой идеал женщины. Модильяни, Сорин, Петров-Водкин, Анненков, Бруни и другие рисовали ее, самый поэтический портрет молодой Ахматовой был создан Натаном Альтманом, вероятно, в 1915 г. или немного раньше. В нем простые, почти геометрические линии повторяют сложные ритмы поэтических строк, а различные голубые оттенки фона картины передают глубину ее поэзии. Этот портрет стал сенсацией одной из художественных выставок в Петербурге в том же году. Амедео Модильяни Обнаженная (Анна Ахматова)1911 г. Кузьма Петров-Водкин Портрет А.А.Ахматовой 1922 г. Анна Андреевна оставила нам воспоминания о Модильяни, Моди, как она его называла, но об Анрепе — ничего. Забыла, не хотела бередить сердечные раны, чувствовала себя покинутой этим «отступником, за остров зеленый отдавшим родную страну», не приславшим «лебедя» за нею? Антреп оставил нам не только воспоминания, но и портрет Ахматовой на мозаике в вестибюле лондонской Национальной галереи. Совет своего друга Н.В. Недоброво поместить Ахматову в самом значимом месте мозаики, изображающей мир поэзии (об этом я написал в предыдущем посте), Антреп не забыл. Долгие годы, начиная с середины 20-х, он работал над этой мраморной мозаикой. Эта мозаика должна была состоять из четырех циклов: «Пробуждение муз», «Труды жизни», «Удовольствия жизни» и «Современные добродетели». В медальонах мозаики он воссоздал узнаваемые лица своих современников в виде мифологических и аллегорических фигур. Вирджиния Вулф представлена как Клио — муза истории, Грета Гарбо как Мельпомена — муза трагедии. Орел с лицом Уинстона Черчилля когтит свастику — это «Избавление». Вирджиния Вульф в образе музы Поэзии Клио Мозаика "Точные науки" Но нас, конечно, больше всего привлекает медальон под названием «Сострадание», созданный в 1952 г. На нем запечатлены руины города, по всей вероятности, Ленинграда, на земле лежит женщина с характерной ахматовской челкой, а над ней распростер свои крылья ангел, пытающийся защитить несчастную. Григорий КРУЖКОВ в книге «Ностальгия обелисков: Литературные мечтания» пишет: Все мозаики Анрепа в Национальной галерее – аллегорические, их названия можно прочитать на широких рамках-каемках. "Ахматовская" мозаика называется "Сompassion" ("Сострадание"). "Сострадание" 1952 г. Первое впечатление – от необычности позы. Ахматова лежит, как шахтер в забое, в низком и вытянутом (длина в три раза больше высоты) пространстве мозаики. Потом уже приходит в голову, что, может быть, это – не дол, а высь, и лежит ли она, как альпинист над краем обрыва; но первоначальное ощущение – туннеля, забоя – остается. Ахматова изображена очень юной и хрупкой, в каком-то голубом гимнастическом трико с короткими рукавами и низким (как на картине Альтмана) вырезом. Сходство большое, несомненное: челка, профиль, глаза. Ахматова лежит, чуть приподнявшись на не совсем ловко подогнутой кисти, и всматривается вперед, как спелеолог в открывшуюся за проходом пещеру. Может быть, в этой позе отразилось впечатление художника от их последней встречи. В воспоминаниях Анрепа есть такая деталь: говоря с ним, она прилегла на кушетку. Впрочем, она всегда любила это положение – горизонтальное – есть другие рисунки, фотографии, воспоминания. И костюм "гимнастки" можно оправдать мемуарно: в юности Ахматова гордилась своей гибкостью, "показывала, что может, перегнувшись назад, коснуться головой своих ног", а в детстве "лазала как кошка и плавала как рыба", запросто "могла вскарабкаться на крышу поговорить с луной". В самом деле, та площадка, на которой она лежит, своим резким краем больше напоминает крышу, чем облако. Перед ней – груда обломков, подсвеченных красным (пожаром?), а позади – черная яма, в которой копошатся какие-то изможденные полулюди-полускелеты. Хрупкая фигура в голубом, вглядывающаяся с обрыва, сама по себе ангелоподобна, но, не довольствуясь этим, Анреп изобразил за ней парящего и почти приникшего к ней ангела с тускло золотящимися крылами. Этот благословляющий ангел-хранитель композиционно смотрится, как крылья у нее за спиной, нечто неотделимое от основной фигуры. Положение Ахматовой между двумя ужасами – горящими зданиями впереди и ямой с жертвами позади, напоминающими о "Гернике" Пикассо, – полно неразрешенного конфликта. В своей аллегории Сострадания Анреп запечатлел главное – то, что Ахматова сама произнесет лишь много лет спустя в четверостишии, поставленном как эпилог к "Реквиему": Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, – Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был. (1961) В монографии Ангелины Моранж о Борисе Анрепе содержится очень интересное наблюдение. Оказывается, в своей работе Анреп процитировал известную картину Жака Луи Давида "Жозеф Бара", изображающую умирающего юношу, героя Французской революции. Жак-Луи Давид Умирающий Жозеф Барра 1794 г. У Давида он, приподняв голову, пристально всматривается во что-то, что может быть лишь предсмертным видением, ибо на картине ничего больше нет – одна темная земля и клубящийся над ней сумрак. Участника Французской революции, четырнадцатилетнего подростка Робеспьер почти наугад выхватил из хроники жертв и канонизировал, когда ему потребовался свежий пример героизма для очередной речи: "Окруженный бандитами, которые под угрозой смерти требовали, чтобы он кричал: "Да здравствует король!", он умер с возгласом: "Да здравствует республика!" Этот ребенок ведал лишь два чувства – любовь к матери и любовь к своей родине. Прекраснее примера или совершенней образца невозможно найти". Цитирование в живописи (то есть заимствование фигурных и композиционных элементов) – вещь весьма распространенная, и оно зачастую имеет не идейную, а чисто художественную функцию. Борис Анреп был мозаичистом, что сродни иконописцу, который находит свои образы не в природе, а в художественном каноне. Главные задачи, которые он решал, относились к отбору канонических фигур, композиции и цветовому решению своих произведений. Когда для образа Сострадания ему понадобилась выразительная лежащая фигура, он не стал сам создавать графический образ, а извлек его из запасников памяти, отнюдь не имея в виду привносить в свою работу всю идейную нагрузку цитируемой картины. Вот и все, что удалось найти о романе великой поэтессы и художника, о творчестве самого Антрепа. Кроме указанной монографии Ангелины Моранж вышла книга Аннабел Фарджен «Приключения русского художника: Биография Бориса Анрепа» (пер. с англ. Жутовской Н.) 2003 г. Материалы взяты с сайтов: Альманах "Ирландия-Россия".Судьбы http://www.vavilon.ru/texts/prim/kruzhkov3-5.html http://www.vestnik.com/issues/2004/0218/win/shteyn.htm