Личность не определяется возможностями. Представьте себе, что вы спрашиваете о ком-то. "А кто этот человек?" А вам говорят его рост, его возраст, вам говорят сколько у него денег. Но если вы поверхностно с ним соприкасаетесь, он, как человек, вам не интересен, вы не собираетесь развивать с ним близких отношений, то в принципе может вам интересен его кошелек, может быть положение в обществе. Тоже самое мы переводим в формат отношений с Богом. Если Бог, как Личность, нам не интересен, а нам важны Его возможности: Он нам нужен как врач, как банкир, ну тогда вот такие отношения исключительно деловые. Но если вы серьезно хотите строить отношения, жизнь прожить с этим человеком или стать другом этому человеку, вы спрашиваете не о возможностях человека, вы спрашиваете о качествах человека. Вы всматривайтесь, вы говорите на сколько он верный, на сколько он отвечает за свои слова, на сколько он снисходительный, добрый, щедрый, завистливый - какой он этот человек, потому что вам важен человек. Так вот точно так и Бог, Он открывается как Личность (Исх. 34:5-7). Когда Он открылся Моисею, Моисей пришел с горы и ничего другого не говорил, как о качествах Бога. Он не говорил о размерах, о силе, возможностях, он говорил, что Бог человеколюбивый многомилостивый, строгий. Потому Господь открывается в качествах, если он позволяет человеку подойти к Себе близко, если происходят встречи на личном уровне, мы соприкасаемся с качествами Бога. Откуда у человека, рожденного свыше, радость, мир, кротость, воздержание? Эти качества не свойственны нерожденному от Бога человеку. Эти качества не развиваются усилием воли или хорошим воспитанием. Эти качества Духа Святого, это качества Бога. Они в человеке пробуждаются с новым рождением. Человек сам в шоке, он сам удивляется, сколько в нем умиления, кротости, нежности, любви, мира сердечного. Эти качества мы наследуем от времени, проведенного с Богом, если точнее сказать, от встречи с Богом. Потом мы возвращаемся в нашу жизнь, работу, суету. Мы можем опять раздражаться, искушаться, то есть мы на земле, но в нас есть начаток Духа, в нас произошел сдвиг в основе нашего естества. Мы обрели опыт, которого раньше не имели. В нас появляется тоска, постоянное желание, стремление, чтобы эти качества в нас развивались, росли. Если мы теряем мир, нам плохо, мы метаемся, мы хотим выйти, мы ищем причину, почему я потерял сердечный мир, "где я оскорбил Тебя, Господь?" Человек нерожденный свыше, он не знает о чем, я говорю. Нерожденный от Бога человек в основном оперирует законом. "Я то не делаю, то не делаю, что мне там сделать еще доброго, чтобы иметь жизнь вечную?" Человек, рожденный свыше, он ориентируется на отношения, и Дух Святой имеет доступ к его духу и на уровне духа дает человеку ощущать или иметь чувствование Христово. Человек внутренне ориентируется на Бога Самого.

Из проповеди Александра Шевченко, пастора церкви "Дом Хлеба".

В последний раз я участвовала в конкурсе через интернет лет 10 назад...тогда на киевском христианском радио устраивали какой-то опрос о вере. За участие мне подарили футболку с логотипом радио)) до сих пор ношу с большим удовольствием, хотя радио уже такого нет..
И вот вижу, что на сайте, который я часто посещаю russian-odb.org, организовали конкурс на мини-рассказ о том, как помогает их служение. Решила внести свою лепту:) и получила памятный подарок:) Делюсь с вами письмами-свидетельствами от победителей данного конкурса:)

Вероника Семенова, Россия
Через жизненные истории других верующих людей я учусь применять Слово в своей жизни – своего рода наставничество. Я благодарна Богу за молитвы этих людей в конце каждого рассказа. Бог касался моего сердца во время прочтения. Одним из последних сильных свидетельств для меня стала статья о передаче наследия, о той вере, которая есть во мне и которую я смогу передать моим будущим детям.

Татьяна Мурсалова, Россия
«Хлеб Наш Насущный» мы с мамой читали с 90-х годов, выписывали тогда по почте. Была очень рада, когда несколько лет назад нашла версию в интернет-ресурсах. Для меня места из Священного Писания и жизненные примеры из этого чтения «звучали» актуально и поддерживали в разные времена. Я и сейчас с удовольствием обращаюсь к этому чтению, а теперь уже и слушаю (так как появилась аудиоверсия). Думаю, каждый, кто хоть раз обратится к этому чтению, найдет для себя что-то полезное 😊

Вера Гончарова, Россия
«Хлеб Наш Насущный» стал неотъемлемой частью моей жизни! Прекрасно начинать день с чтения Божьего слова, да еще с размышлением и историей, которые помогают взглянуть на Писание в другом свете. Недавно прочитала статью «Светлый лик», в которой автор напоминает, что мы очень часто просим что-то у Бога между делом, «не глядя» на Него... В молитве отвлекаемся, уходим в свои мысли, заботы… Но Бог хочет, чтобы мы непрестанно искали лица Его! Здорово, что есть подобные напоминания, которые, я уверена, не только меня делают лучше.

Надежда Волкова, Беларусь
Больше всего мне запомнилась история «Пляж в Калифорнии». Она пришла в очень нужный момент, и могу сказать, что я ее вряд ли когда-то забуду. В тот момент все, что было дорого в моей жизни, разрушилось – таким образом Бог расставлял приоритеты, Себя на первое место, а все остальное – на второстепенное. И хотя это было, конечно, правильно, больно тоже было. Как раз в это неспокойное время в моей жизни один хороший друг рассказал про эту статью, а потом я ее сама нашла и прочитала. Это история о том, как все, что нам кажется сломанным и разрушенным, Бог превращает в красивое и полноценное. Как камушки на пляже Калифорнии, некогда бывшие стеклами от бутылок, разбившихся о волны, а впоследствии – ставшие прекрасной гладкой цветной галькой и местной достопримечательностью. Наш Бог такой великий – умеет из ничтожного извлекать драгоценное! И я рада, что была однажды осколком стекла, который через волны испытаний Он сделал гладким полезным камнем.

Карина Газаматова, Россия
Мое знакомство со служением «Хлеб Наш Насущный» началось около 10 лет назад, а может, и раньше. Копаясь на полках с книгами у родителей, нашла книгу «Хлеб Наш Насущный» 2007 года выпуска. Начала читать. На страницах этой книги описано много жизненных историй различных авторов с параллельными местами из Библии, что помогает глубже понять Священное Писание. На тот момент я не собиралась читать Библию каждый день и через время забыла о книге. Прошло несколько лет. Переехала в другой город. Отучилась, стала работать. Книгу ту я забрала с собой. И потом решила поискать, а может, это служение есть в интернете, и как оказалось, да. В 2017 году дала себе установку за год прочитать Библию, и сайт служения «Хлеб Наш Насущный» стал хорошим помощником в этом. Цель я выполнила. Было очень интересно познакомиться чуть ближе с авторами этих кратких историй и встретить знакомые лица из той старенькой книжки :) «Хлеб Наш Насущный», спасибо за ваш кропотливый труд и вдохновляющие посты в инстаграм :)

Владислав Рябцев, Беларусь
В 2012 году, отдыхая в санатории, решил взять что-нибудь почитать в библиотеке. На глаза попалось годовое издание «Хлеб Наш Насущный», не помню точно, за какой год. Меня поразило, как, казалось бы, обыденные вещи и события перекликаются со Словом Божьим. Менее чем за две недели я прочитал эту книгу, а вернувшись домой, первым делом подписался на «Хлеб Наш Насущный». Вот уже более 5 лет каждый мой день сопровождает эта книга, которая помогает лучше понимать Библию, обращать внимание на постоянное присутствие Бога в моей жизни и становиться, хоть совсем на чуть-чуть, лучше себя вчерашнего.

Мария Гарцунова, Украина
«Хлеб Наш Насущный» помогает мне расти духовно маленькими шажками день за днем. Читая книгу, понимаешь, насколько важно доверять Богу и отдавать ему все свои заботы. Я уже не раз замечала, что когда в моей жизни бывали трудности, истории из ХНН поддерживали и вдохновляли меня именно в тот день, когда мне это было нужно.

Евгений Ильяшенко, Украина
Хочу поделиться одним открытием из прошлого (оно тесно связано с историей «Хлеб Наш Насущный»). Это было в 90-е годы, я – новообращенный молодой человек, военный офицер, увидел у одного брата необычную брошюру. Это был сборник христианских историй из жизни людей, подкрепленных цитатами из Библии («Хлеб Наш Насущный»), и был он не печатного формата, а рукописный, написанный красивым мелким почерком страниц на 200. Мне это все напомнило ветхозаветные времена, когда книжники переписывали СЛОВО из года в год, из века в век. В те годы у нас было трудно с христианскими брошюрами, и мне она очень понравилась, я хотел выпросить ее, выменять, купить за любые деньги, но для брата она была бесценна. И мне пришлось переписать себе некоторые статьи из этой рукописи. А в 2002-м году я встретил то, что искал уже так долго, – книгу «Хлеб Наш Насущный», и с тех пор мы с семьей не пропускаем ни одного номера.

Елена Крутикова, Россия
Хочу поделиться небольшой историей, как «Хлеб Наш Насущный» по сей день меняет наши жизни. В 2009 году я посвятила свою жизнь Христу, тогда же и познакомилась с «Хлеб Наш Насущный» через мою наставницу, она уже с Господом. С тех пор все свои домашние группы провожу только с «Хлебом». Все женщины, которые на них приходят, очень благодарны вам за ваш огромный труд. Мы читаем «Хлеб» не только в электронном виде, также многие из нас выписывают его по почте. Мой муж читает с удовольствием. Также я являюсь детско-подростковым служителем, и «Хлеб» не раз приходил мне на выручку при подготовке занятий. Спасибо вам большое, правда, вы очень драгоценны для нас.

Оксана Михайлюта, Украина
Мне очень нравятся прекрасные рассказы, которые учат, как правильно, а главное, по-христиански поступать в разных случаях, обстоятельствах. Это здорово – каждый день читать и узнавать что- то новое. Служение «Хлеб Наш Насущный» очень помогает по-новому смотреть на жизнь. Каждый день читаю и стараюсь становиться лучше. Также изучение Библии становится легче и понятнее. Сердечное спасибо всем, кто выставляет каждый день свежий христианский рассказ, и через это каждый может задуматься о своей христианской жизни.

Елена Галимская, Беларусь
У моей дочери в жизни был сложный, нелегкий период. На тот момент мы получили от вас книгу «Сломанные вещи» и брошюру «Якоря во время бури». И каждый день, пока читали эти материалы, приходило все большее и большее понимание того, как Господь работает в жизни каждого из нас. Моя дочь вспомнила один момент из жизни: по приезде в Израиль она помогала археологам расчищать древнюю пещеру и находила много разных осколков от сосудов, которыми черпали воду из этой пещеры. Эти осколки очень аккуратно и бережно подбирали по соответствию и составляли сосуд. Затем отдавали на дальнейшую обработку в археологический институт для придания сосуду прекрасного вида. О! Как это было похоже на пример из книги «Сломанные вещи» о разбитых кувшинах армии Гедеона. Моя дочь претерпела страдания, но сейчас мы видим и понимаем, что Господь сокрушил ее старый сосуд, разбил состояние ветхого человека, и изнутри засиял Свет Господа. Сейчас в Израиле она служит людям с разбитыми сердцами и поломанной судьбой. Она помогает им восстановиться, опираясь на Господа, и ваша литература очень полезна в этом.


Если и вы на пути поисков Бога, вы изучаете драгоценное Божье письмо - Библию, то сайт russian-odb.org отличный помощник.

Среди победителей:)


Та самая книга, с которой все началось


Вот и моя кружка

Таинство любви

Беседа о христианском браке

«Чрезвычайно важно помнить, что любовь реалистична до конца, что она объемлет человека всецело и что она видит, она зряча, но вместо того, чтобы осуждать, вместо того, чтобы отрекаться от человека, она плачет над изуродованностью и готова жизнь положить на то, чтобы все болезненное, испорченное было исправлено и исцелено. Это – то, что называется целомудренным отношением к человеку, это – настоящее начало любви…

…Надо помнить, надо твердо знать, что телесное единство двух любящих друг друга людей – не начало, а полнота и предел их взаимных отношений…

Монахом может стать только такой человек, который осознал и воспринял достаточно глубоко трагизм мира; для которого страдание мира настолько значительно, что он готов о себе позабыть совершенно для того, чтобы помнить о мире, находящемся в страдании, в оторванности от Бога, в борении…

Материнство…Нам надо помнить, что единственный способ возродить человека, единственный способ дать человеку возможность раскрыться в полноте – это его любить».

Митрополит Сурожский Антоний

Митрополит Сурожский Антоний (Блум) (1914-2003): «Я решил эту беседу посвятить вопросу о семье и браке. Мне кажется, что в мире, законом которого сейчас является разъединенность, противоположение, напряженное отношение между отдельными людьми, общественными группами и народами, эта тема чрезвычайно важна.

Брак – чудо на земле. В мире, где все и всё идет вразброд, брак – место, где два человека, благодаря тому, что они друг друга полюбили, становятся едиными, место, где рознь кончается, где начинается осуществление единой жизни. И в этом самое большое чудо человеческих отношений: двое вдруг делаются одной личностью, два лица вдруг, потому что они полюбили и приняли друг друга до конца, совершенно, оказываются чем-то большим, чем двоица, чем просто два человека, – оказываются единством.

Над этим каждому надо задумываться, потому что жить врозь мучительно, тяжело, а вместе с тем – легко и привычно. Умственные интересы, вкусы расходятся, и потому очень легко сказать себе: я хочу жить тем, что меня интересует. Кто живет для прибыли, кто живет для культуры, кто ищет идеал, но я – самодовлеющая единица, мне хватает меня самого… А на самом деле от этого получается распыление общества, распыление человечества. В конечном итоге не остается ничего от того дивного, чудного единства, которое могло бы существовать между людьми. И брак, как я уже сказал, является чудом восстановления единства там, где оно не может быть восстановлено человеческими силами.

Но для этого надо понять, что такое любовь и как мы друг с другом можем связываться любовью, потому что любовь бывает разная. Мы это слово употребляем в очень различных обстоятельствах. Мы говорим, что любим Бога, что любим родителей, что любим жену, мужа, детей; но мы также говорим, что любим самые незначительные вещи. Мы это святое, изумительное слово принижаем, говоря: я люблю мороженое, я люблю прогулки, я люблю футбол, я люблю театр… И этим мы снижаем качество самого слова и сами оказываемся пленниками этой запутанности.

Любовь
Любовь – удивительное чувство, но оно не только чувство, оно – состояние всего существа. Любовь начинается в тот момент, когда я вижу перед собой человека и прозреваю его глубины, когда вдруг я вижу его сущность. Конечно, когда я говорю: “Я вижу”, я не хочу сказать “постигаю умом” или “вижу глазами”, но – “постигаю всем своим существом”. Если можно дать сравнение, то так же я постигаю красоту, например, красоту музыки, красоту природы, красоту произведения искусства, когда стою перед ним в изумлении, в безмолвии, только воспринимая то, что передо мной находится, не будучи в состоянии выразить это никаким словом, кроме как восклицанием: “Боже мой! До чего это прекрасно!..” Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы на него смотрим без желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания каким бы то ни было образом воспользоваться его дарами или его личностью, – только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась.

Свет очей моих Душа моя
Когда я нахожусь лицом к лицу с человеком, которого вижу глазами любви, не глазами безразличия или ненависти, а именно любви, то я приобщаюсь этому человеку, у нас начинается нечто общее, общая жизнь. Восприятие человека происходит на глубине, которая за пределами слов, за пределами эмоций. Верующий сказал бы: когда я вижу человека в этом свете, в свете чистой любви, то я вижу в нем образ Божий, икону. Знаете, каждый из нас представляет собой икону, образ Божий, но мы не умеем этого помнить и не умеем соответственно относиться друг к другу.

Если бы только мы могли вспомнить, что перед нами икона, святыня!.. Это совсем не значит, что такая икона во всех отношениях прекрасна. Мы все знаем, что порой случается с картиной великого мастера, или с иконой, или с любым произведением искусства, с любой формой красоты: любая красота может быть изуродована – небрежность, обстоятельства, злоба могут изуродовать самый прекрасный предмет. Но когда перед нами произведение великого мастера, картина, которая была отчасти изуродована, осквернена, мы можем в ней увидеть либо испорченность, либо сохранившуюся красоту. Если мы смотрим на эту картину, на любое произведение искусства глазами изумленной любви, то видим прекрасное, а об остальном можем горевать, плакать. И мы можем решить, порой, всю жизнь отдать на то, чтобы все поврежденное в этом образе, в этой картине, в этом произведении искусства – восстановить. Это дело любви: посмотреть на человека и одновременно и увидеть в нем его неотъемлемую красоту – и ужаснуться тому, что жизнь сделала из него, совершила над ним. Любовь – это именно и есть крайнее, предельное страдание, боль о том, что человек несовершенен, и одновременно ликование о том, что он так изумительно, неповторимо прекрасен. Вот если так посмотреть на человека хоть один раз, можно его полюбить, несмотря ни на что, вопреки всему, что бросается в глаза другим людям.

Как часто бывает, что любящему другого кто-нибудь скажет: “Что ты в нем нашел? Что ты в ней нашел?” – и человек дает совершенно бредовый ответ: “Да разве ты не видишь, до чего она прекрасна, до чего он красив?..” И оказывается: да, так оно и есть, этот человек прекрасен, потому что любящий видит красоту, а нелюбящий, или безразличный, или ненавидящий видит только раненность. Вот об этом очень важно не забывать. Чрезвычайно важно помнить, что любовь реалистична до конца, что она объемлет человека всецело и что она видит, она зряча, но вместо того, чтобы осуждать, вместо того, чтобы отрекаться от человека, она плачет над изуродованностью и готова жизнь положить на то, чтобы все болезненное, испорченное было исправлено и исцелено. Это – то, что называется целомудренным отношением к человеку, это – настоящее начало любви, первое серьезное видение.

Я уже говорил о любви как о созерцательном состоянии, при котором человек, глядя на другого, видит в нем, за пределами его внешних черт, невзирая на звуки его голоса, невзирая ни на что, какую-то глубину, которая является для него иконой, которая для него является красотой. Эта красота отчасти повреждена жизнью, прошлым, обстоятельствами, но она тут, и единственно она и важна в этом человеке; хотя, конечно, и поврежденное должно быть принято во внимание.

Но если говорить о созерцании, то можно ли говорить и о том, чтобы создать какие-то живые человеческие отношения? Созерцать Бога, созерцать икону, созерцать красоту природы, вглядываться в картину, переживать глубоко музыку – это все понятно; но каким же образом такое созерцание может привести к каким-то настоящим, подлинным человеческим отношениям?

Мне кажется, ответ в том, что созерцание это открывает и того, и другого, обоих, к состоянию, когда они могут на самой глубине своей слиться в единство, могут за пределами всяких слов друг друга понимать и чувствовать. Мы все это знаем на опыте, но так легко забываем. Кто из нас не сидел с дорогим ему человеком – матерью, женой, мужем, другом – в вечерний час, когда спускались сумерки, когда все затихало вокруг. Вначале идет разговор, потом он замирает, но остается какая-то тишина; мы прислушивались к звукам: к потрескиванию дров в камине, к тиканью часов, к внешним отдаленным шумам; потом и эти звуки исчезают, и наступает глубочайшая тишина, безмолвие души. И вот в этом безмолвии души вдруг чувствуешь, что стал так близок своему другу, тому человеку, который рядом находится. Это, конечно, не слияние в том отношении, что один человек делается другим, но оба соединяются на такой глубине взаимного переживания, где слов больше не нужно: они вместе, и если любовь достаточно глубока, они стали одним целым.

И это относится к браку во всех отношениях, не только к чувству, не только к общению в мысли, но и к телесному общению. Только надо помнить, надо твердо знать, что телесное единство двух любящих друг друга людей – не начало, а полнота и предел их взаимных отношений, что лишь тогда, когда два человека стали едины сердцем, умом, духом, их единство может вырасти, раскрыться в телесном соединении, которое становится тогда уже не жадным обладанием одного другим, не пассивной отдачей одного другому, а таинством, самым настоящим таинством, то есть таким действием, которое прямо исходит от Бога и приводит к Нему. Один из отцов Церкви в древности сказал, что мир не может существовать без таинств, то есть без того, чтобы какие-то состояния, 3какие-то взаимоотношения были бы сверхземными, небесными, чудесными; и – продолжает он – брак как единство двоих в разрозненном мире является таким таинством, чудом, превосходящим все естественные взаимные отношения, все естественные состояния.

И телесный брак тоже, по учению одного из отцов Церкви, предстает таинством, подобным Евхаристии, причащению верующих. В каком смысле? В том смысле, что в Евхаристии силой Божией, чудом соединяющей любви и веры друг во друга верующий и Христос делаются едиными. И в браке (конечно, на другом уровне и по-иному), благодаря взаимной вере и взаимной любви, два человека перерастают всякую рознь и делаются единым существом, одной личностью в двух лицах. Это является одновременно полнотой брака душевно-духовно-телесного и полнотой целомудрия, когда два человека друг ко другу относятся как к святыне и все свои отношения, включая и телесные, превращают в таинство, в нечто превосходящее землю и возносящее в вечность.

В Священном Писании брак предстает выражением предельной радости, предельной полноты. Это полнота не успокоенности, а торжества радости и любви…

Венчание
Кто такая невеста? Невеста, по существу, это девушка, которая нашла в себе такую глубину и такую крепость, что она сумела, смогла полюбить единственной, неповторимой любовью одного человека с готовностью оставить все и быть с ним; последовать за ним, куда бы он ни пошел…

В одной древней рукописи Евангелия [1] есть место, где спрашивают Христа: “Когда придет Царство Божие?” И Христос отвечает: “Царство Божие уже пришло там, где двое – уже не двое, а одно…”

Можно тогда поставить вопрос: если Царство Божие на самом деле пришло в браке, то каково отношение этого Царства к человеку, выбирающему одинокую жизнь? В Церкви существуют два института, которые кажутся противоположными друг другу: это брак и монашество. Вместе с тем для всякого человека, который принадлежит Церкви, является ее членом, живет ее жизнью, совершенно ясно, что противоречий в ее бытии, ее сущности быть не может. И на самом деле, если продумать вопрос о браке и монашестве в их существе, делается ясно, что брак и монашество – как бы два лика одной и той же Церкви. В браке единство бросается в глаза: двое соединяют свою судьбу так, чтобы весь свой земной путь пройти вместе. В монашестве человек отходит от той личной человеческой близости, которая составляет радость и полноту брака, как бы в предвкушении того времени, когда Бог победит, когда победит все, что есть лучшего в человеке.

Да, монах от этого отказывается, но он не отказывается от любви: во-первых, от любви к Богу, во-вторых, от любви к человеку. Монахом может стать только такой человек, который осознал и воспринял достаточно глубоко трагизм мира; для которого страдание мира настолько значительно, что он готов о себе позабыть совершенно для того, чтобы помнить о мире, находящемся в страдании, в оторванности от Бога, в борении; и для того, чтобы помнить о Самом Боге, распятом по любви к миру. И поэтому уход в монашество далеко не означает бегства из мира. Мне вспоминается послушник Валаамского монастыря, о котором рассказывал мой духовник. Он пятьдесят лет пробыл в монастыре, но так и не согласился на постриг. Он прошел целую жизнь подвига, но считал себя неготовым к монашеству. Мой духовный отец, тогда еще мирянин, искавший свой путь, спросил его: “Что же такое монашество, кто такой монах, что ты не можешь стать им, хотя ведешь монастырскую жизнь?” И тот ответил: “Монах – это человек, который всем сердцем скорбит и плачет над горем мира, и к этому я еще не пришел”.

Как видите, и в монашестве, и в браке корень всего – в любви, притом личной, живой, конкретной любви к миру, в котором мы живем, в сознании его трагичности, а вместе с тем (и это сказывается, может быть, более ярко, более зримо в браке) – в радости о том, что в этом трагическом мире есть любовь, есть единство, есть дружба, есть такие человеческие отношения, которые делают его не адом, а возможным раем.

И здесь большую роль и в монашестве, и в браке играет надежда, понятая не просто как мечта, но как акт ликующей веры, уверенности.

Священное Писание нам говорит, что надежда – это уже предвкушение будущего, как вера – уже уверенность в невидимом. Надежда – не мечта о том, что, может быть, в будущем станет лучше.

Исходя из опыта сегодняшнего (несмотря на его мрачность и, порой, ужас), видя, что среди этого дня, полного жути, сияет свет, горит любовь, что свет во тьме действительно светит и тьма никакой силой его не может победить, – мы, благодаря надежде, преисполняемся уверенностью, что, в конце концов, победит свет. Это – надежда наша, и это – вера наша, и на них может вырасти победа любви, как в монашестве, так и в браке.

Верующие, как и неверующие, встревожены в наши дни неустойчивостью браков и горем, которое эта неустойчивость приносит как супругам, так и детям. Многие озабочены раздробленностью семей и безрадостностью семейной жизни, которая царит сейчас повсеместно. Это происходит отчасти потому, что идеал брака, когда-то существовавший, сейчас оказался для людей непонятным. Многие рассматривают брак просто как частный договор.

Они ощущают себя отдельными людьми, вне общества, и поэтому имеющими право вести себя как им хочется.

Многие рассматривают брак с чисто общественно-государственной точки зрения. В таком случае семья делается не чем иным, как частичкой, очень малой частичкой общегосударственного аппарата, который налагает на нее большую тяжесть, и эта тяжесть иногда оказывается непосильной. Если всмотреться в причины этого, или в то, как люди сейчас вступают в брак, мне кажется, можно разделить людей на несколько категорий.

Измена
Некоторые вступают в брак, вернее, я бы сказал, в сожительство, потому что они нравятся друг другу, потому что между ними существует физическое или психологическое притяжение. Они не ищут в браке осуществления какой-либо цели, не хотят чего-то достигнуть, им кажется, что если они могут удовлетворить один другого телесно или психологически, то все уже достигнуто. Для этого они не ищут ни Божьего благословения, ни того, чтобы включить себя в человеческое общество и внести в него что-то новое.

Другие ищут брака, потому что между ними есть согласованность душевная, телесная, но, вместе с этим, и общность какого-то идеала. Они хотят стоять не лицом к лицу, а плечом к плечу, они не хотят провести жизнь во взаимном созерцании и взаимном удовлетворении, они хотят вместе вступить в жизнь и творить жизнь. В зависимости от того, каковы их убеждения, одни – неверующие – будут строить общество без Бога, но искать в нем всю доступную им глубину по отношению к человеку; другие – верующие – будут искать какого-то иного измерения.

Некоторые верят просто в какое-то неопределенное божество, в какую-то высшую силу и будут, с одной стороны, искать благословения этой силы, доброго слова, сказанного от имени этого божества, а, с другой стороны, будут вдумываться: как можно создать брак, который был бы больше человека, был бы настолько велик, чтобы стать всечеловеческим.

Венчание
Те, кто верит в определенного Бога (сейчас я буду говорить с точки зрения христианина), будут искать осуществления брака по таким образцам, которые нам даны в христианской Церкви: брак как единство, брак как образ вечной жизни. О браке как единстве я уже упоминал. И, кроме того, есть вечное измерение в браке, которое, может быть, лучше всего выразил французский писатель Габриель Марсель [2].

Он пишет: “Сказать человеку: “Я тебя люблю” – то же самое, что сказать ему: “Ты будешь жить вечно, ты никогда не умрешь…”

В таком отношении брак для христианина не является чем-то статическим, а богослужение, обряд венчания – общественной формой.

Брак – это динамическое явление, строительство, вся его сила – в движении, целеустремленности и в его всечеловеческом значении. А обряд его совершения в обществе христиан – не религиозная форма “регистрации”, а глубокий, поучительный способ, которым Церковь хочет нам открыть, что такое любовь и как глубоки человеческие отношения. В этом смысле всякое христианское богослужение, с одной стороны, является лирическим, личным выражением человеческих чувств, но, с другой стороны, имеет и символическое значение.

Что такое символ? Это не образ, не притча, не картина, не иллюстрация. Разница между символом и определением вот в чем: определение старается как бы положить пределы тому, о чем оно говорит. Оно старается все уловить и выразить, насколько это вообще выразимо. Символ, наоборот, всегда указывает вне себя. Проще всего было бы так пояснить смысл символа: если мы человеку показываем отображение неба в воде, его первое движение будет не в том, чтобы вглядеться в это озеро, а в том, чтобы, отвернувшись от него, посмотреть ввысь. Это принцип символа: показывается что-то земное для того, чтобы указать на что-то небесное; показывается нечто, что можно уловить чувствами, для того, чтобы указать на то, что можно познать только в самых глубинах человека и самым глубоким восприятием.

Служба, обряд, который мы совершаем в Церкви, в этом отношении очень многое говорит о том, каковы человеческие, глубинные отношения любви и взаимности; и над ними, мне кажется, надо задуматься и верующим и неверующим.

Верующим – потому что всем нам надо на основании приобретенного опыта заново передумывать то, что, как нам кажется, мы знаем уже давно. А если в этом обряде есть что-то ценное (он не устоял бы в человеческом обществе, если бы в нем не было глубины и значительности), может быть, верующие и неверующим откроют что-то не только о Боге, но и о человеке, о тех отношениях, которые составляют самую сердцевину человеческой жизни: о любви, о браке, о семье.

Как я уже сказал, одна из целей этих бесед – не только прояснить для верующих глубину и значительность обрядов, но сделать эти обряды понятными и для неверующего. И не просто ради того, чтобы верующий стал более приемлемым и более понятным для людей нерелигиозных, а потому, что обряды Церкви, уходящие своими корнями в опыт и веру тысячелетий, образно, картинно, символами часто раскрывают перед нами такие глубины человеческого опыта любви, радости, горя, которые могут не только быть полезны верующему, но и неверующему раскроют какую-то глубину его собственной души и его собственной жизни.

06Мы все думаем, будто знаем, что такое любовь, и умеем любить. На самом деле очень часто мы умеем только лакомиться человеческими отношениями. Мы думаем, что любим человека, потому что у нас к нему ласковое чувство, потому что нам с ним хорошо; но любовь – нечто гораздо большее, более требовательное и, порой, трагичное.

В любви есть три стороны. Во-первых, человек любящий дает, хочет давать. Но для того, чтобы давать, для того, чтобы давать совершенно, давать, не делая получающему больно, нужно уметь давать. Как часто бывает, что мы даем не по любви, настоящей, самоотверженной, щедрой любви, а потому, что, когда мы даем, в нас нарастает чувство своей значительности, своего величия. Нам кажется, что давать – это один из способов утвердить себя, показать себе самому и другим свою значительность. Но получать от человека на этих условиях – очень больно.

Любовь только тогда может давать, когда она забывает о себе; когда человек дает, как один из немецких писателей сказал, как птица поет, от избытка своего: не потому, что требуется, вынуждается у него дар, а потому, что давать – это песнь души, это радость, в которой можно себя забыть для радости другого человека. Такая любовь, которая умеет давать, гораздо более редка, чем мы воображаем.

С другой стороны, в любви надо уметь получать; но получать, порой, гораздо труднее, чем давать. Мы все знаем, как мучительно бывает получить что-нибудь, испытать благодеяние от человека, которого мы или не любим, или не уважаем; это унизительно, оскорбительно. Мы это видим в детях: когда кто-нибудь ими не любимый, кто-нибудь, в чью любовь они не верят, дает им подарок, им хочется растоптать подарок, потому что он оскорбляет самую глубину их души. И вот для того, чтобы уметь давать и уметь получать, нужно, чтобы любовь дающего была самозабвенной, а получающий любил дающего и верил безусловно в его любовь…

Но даже там, где и давать, и получать – праздник, радость, есть еще одна сторона любви, которую мы забываем. Это – жертвенность.

Не в том смысле, в котором мы обычно о ней думаем; например, что человек, который любит другого, готов на него работать, лишать себя чего-нибудь, чтобы тот получил нужное; что родители могут себя лишать необходимого ради того, чтобы дети были сыты и одеты и иногда получали радость от подарка. Нет, та жертвенность, о которой я говорю, более строга, она относится к чему-то более внутреннему. Она заключается в том, что человек готов по любви к другому отойти в сторону. И это очень важно. Ведь порой бывает так между мужем и женой: они друг друга любят сильно, крепко, ласково, радостно. И один из них ревнует мужа или жену – не по отношению к кому-нибудь, который вот тут, теперь может поставить под вопрос их любовь, а по отношению к прошлому. Например, отстраняются друзья или подруги детства; отталкиваются куда-то в глубь воспоминаний переживания прошлого. Тому, кто так безумно, неумно любит, хотелось бы, чтобы жизнь началась только с момента их встречи. А все то, что предшествует этому, все богатство жизни, души, отношений кажется ему опасностью; это что-то, что живет в душе любимого человека помимо него. Это одна из самых опасных вещей. Потому что человек не может начать жить с какого-то, даже самого светлого дня встречи с любимым, дорогим человеком. Он должен жить с самого начала своей жизни. И любящий должен принять тайну прошлого как тайну и ее уберечь, ее сохранить, должен допустить, что в прошлом были такие отношения любимого человека с родителями, с друзьями, с подругами, такие события жизни, к которым он не будет причастен, иначе как оберегающей, ласковой, почтительной любовью. И здесь начинается область, которую можно назвать областью веры: веры не только в Бога, а взаимной веры одного человека в другого.

Человек начинает любить другого, потому что вдруг, неожиданно для себя самого, видит в нем что-то, чего он раньше никогда не видел. Бывает: молодые люди, девушки принадлежат к какому-то общему кругу, живут бок о бок, работают вместе, принимают участие в общественной жизни. И вдруг тот, кто до сих пор никем не был замечен, делается центром интереса для одного из этого круга; в какой-то момент один человек другого увидел не только глазами, но каким-то проникновением сердца и ума. И этот человек, который был просто одним из многих, вдруг делается единственным. Человек тогда предстает с новой красотой, новой глубиной, новой значительностью. Такое видение может длиться годами, может продолжаться всю жизнь. Но порой, по прошествии какого-то времени, это видение тускнеет (как бывает, когда солнце отойдет от окна и вдруг сияние этого окна тускнеет). И вот в этот момент вступает вера. Вера вот в каком смысле: вера как уверенность, что то, что было когда-то увидено, а теперь стало невидимым – достоверно, несомненно. Такой верой мы все живем, более или менее. Бывают моменты особенных встреч, глубоких, волнующих; потом мы возвращаемся к обычной жизни: но снова оказавшись лицом к лицу с человеком, связанным с этим переживанием, мы знаем, что видимое нами – не весь человек; что в нем есть такая глубина, которую мы теперь больше не можем прозреть. И мы относимся к этому человеку по-новому…

Говоря о браке, о взаимоотношениях мужа и жены, я упоминал, что кроме любви, то есть ласкового, пламенного и тихого влечения одного человека к другому, этим Венчание взаимоотношениям еще присуща вера. В начале службы обручения [3] мы молимся о том, чтобы Господь послал тем, кто собирается венчаться, не только взаимную любовь – совершенную, мирную, не только Свою помощь, но еще единомыслие и твердую веру. И, конечно, первое, что приходит на ум верующему, это: “Дай нам, Господи, крепкую веру в Тебя, и тогда все будет хорошо…”

Это правда; но есть еще другая сторона в этом. Не может быть истинных, подлинных взаимных отношений, если нет между мужем и женой, между невестой и женихом взаимной веры, то есть, с одной стороны, настоящего доверия, с другой стороны, верности. Это очень важно, и это раскрывается очень ясно дальше в службе, когда читается молитва, где упоминается блудный сын. Он ушел из отчего дома, прожил блудную, некрасивую жизнь, раскаялся под давлением обстоятельств и вернулся домой. И что же случилось? – Отец его Притча о блудном сыне 1встречает, он к нему бежит навстречу, его обнимает, целует, и когда сын говорит отцу: “Я согрешил против неба и перед тобой, я недостоин называться твоим сыном…” – отец ему не дает сказать последних слов, которые были приготовлены кающимся сыном на пути. Он хотел сказать: “Прими меня хоть как одного из твоих работников…” – отец не дает ему этого сказать, потому что недостойным сыном он может быть, но не может быть ничем меньшим, чем сыном.

А дальше отец не спрашивает ни о чем; ему достаточно того, что сын вернулся домой. Он его не спрашивает, кается ли тот, жалеет ли, стыдится ли своего прошлого, не спрашивает его, готов ли он измениться; ему достаточно, что сын вернулся, для того, чтобы верить в него до конца [4].

И вот мы просим Господа о такой вере, о таком доверии, просим, чтобы оно сохранилось на всю жизнь между мужем и женой. Чтобы, если будет что-нибудь между ними: ссора, непонимание, даже неверность, и один из них вернется и скажет: “Я пришла к тебе, я к тебе пришел”, тот, который остался верен, раскрыл бы объятия и сказал: “Наконец! Я так тебя ждала, я так тебя ждал…” И если виновный скажет: “Можешь ты меня простить?” – чтобы тот его только обнял, поцеловал и даже не упомянул о прошлом. Тут нужна вера, такая вера, которая может родиться только из той любви, о какой я говорил в других беседах: любви зрячей, любви созерцательной, любви проникновенной, которая способна видеть всю красоту человека даже в тот момент, когда эта красота затмилась или когда что-либо в этой красоте померкло. Потому что нет красоты, которая изуродована до конца в человеке: любовь к нему, вера в него может восстановить то, что, казалось, никто и ничто не может восстановить ни наказанием, ни поучением. И это мы видим все время в Евангелии. Мы видим, как Христос встречает грешников: Он их ни в чем не упрекает, Он им не ставит вопросов о их прошлой или настоящей жизни, Он их любит, и в ответ на любовь, которая дается даром, которая дается как подарок, человек зажигается благодарностью и ради благодарности становится достойным этой любви. Он может быть любим, но не потому, что он достоин: он может научиться быть достойным, потому что он любим…

Я уже говорил о том, что человека любят не за что-нибудь, а что, наоборот, он может стать значительным, прекрасным человеком, потому что он любим. Во второй молитве чина обручения говорится о том, что Бог выбрал Церковь, как чистую деву из среды язычников. Если мы задумаемся над этим и представим себе: кто эта Церковь?

Престол Божий
Церковь – мы с вами: и я, и ты, и все наши друзья; как же мы можем сказать, что Бог нас выбрал как чистую деву. Мы все грешные, у всех нас недостатки, мы все в значительной мере испорчены, – как же Бог мог на нас посмотреть и выбрать как деву чистую?

Дело в том, что Бог на нас смотрит, видит возможность красоты, которая в нас есть, видит в нас то, чем мы можем быть, и ради того, что Он видит, Он нас принимает. И потому, что мы любимы, потому, что с нами случилось это чудо: что кто-то в нас увидел не дурное, а прекрасное, не злое, а доброе, не уродливое, а чудесное – мы можем начать расти, расти из изумления перед этой любовью, расти из изумления перед тем, что этой любовью нам показана наша собственная красота, о которой мы не подозревали. Я говорю, конечно, не о той внешней, поверхностной красоте, которой мы все кичимся: чертами лица, умом, чуткостью, талантом – нет, о другой красоте.

Иисус и Самарянка Ин.4,5-11
И вот нам надо помнить, что единственный способ возродить человека, единственный способ дать человеку возможность раскрыться в полноте – это его любить; любить не за его добродетели, а несмотря на то, что он несовершенен, любить просто потому, что он человек, и потому, что человек так велик и так прекрасен сам по себе. В это мы можем верить всегда. Мы не всегда можем это видеть, только глаза любви могут нам позволить прозреть это. На человека можно смотреть безразличным взором – и тогда мы ничего не видим, мы замечаем только внешние проявления, черты лица, расцениваем человека так же, как мы расцениваем все прочее: собаку, лошадь или предмет, который мы хотим купить. Нам надо учиться видеть человека таким, какой он есть в самой своей глубине, в самой своей сущности, и соответственно к нему относиться. Так относится к нам Бог. Бог нас любит не потому, что мы хороши, Бог к нам милостив не потому, что мы заслуживаем милость или любовь: Он нас просто любит. Если мы способны быть благодарными за то, что нас кто-то – Бог или человек – может полюбить без всякого основания, просто потому, что его сердце через край переливается к нам, мы можем стать другими людьми. И в браке это так важно; так важна эта вера в человека и эта способность помнить, что только любовью можно из него сделать – нет, не из него – можно ему помочь стать всем, чем он только может быть, каким его задумал Бог, можно раскрыть всю его красоту.

Примечания:

[1] Евангелие и другие новозаветные писания сохранились в виде рукописей разного объема и целостности. Содержание некоторых фрагментов таких рукописей не было включено в окончательно признанный Церковью полный, так называемый канонический, текст Священного Писания.

[2] Марсель, Габриэль (1889-1973) – франц. католический философ, драматург и критик.

[3] Обручение, венчание – отдельные части церковного чина бракосочетания; объяснение их дается далее по тексту.

[4] См. Лк. 15, 11-32.

По материалам Интернет — издания Электронная библиотека «Митрополит Сурожский Антоний» (mitras.ru).

По совету хорошего друга приобрела сию книгу. Книга написана простым языком без заумных теологических терминов, человеком, который действительно ищет...он идет, спотыкается, падает, но снова встает, снова ищет. Ищет Бога.

1.


2.


3.


4.




"Словно правда вошла в комнату и присела с нами рядом. Я ощутил, будто Иисус мягко коснулся моей головы, чтобы достать соломинку из моего глаза. Все встало вдруг ясным, чистым, кристальным. Я вмиг понял, что заслужил своих ложных божков потому что Иисус не станет плясать под мою дудку, [...] моя вера была воображаемой и эгоистичной, не имея ничего общего с духовной практикой".

Как только встало солнце, очертания гор за пределами мира растворились в нем. Осталась только волна, да синее небо за ней.
Дети вышли из лодки и побрели по мелководью - не к волне, а на юг, оставляя волну слева от себя. Они не смогли бы объяснить вам, отчего они так сделали: это была судьба. На Рассветном Путнике они чувствовали и вели себя совсем, как взрослые. Но теперь они испытывали совершенно противоположное чувство и предпочли взяться за руки, пробираясь через лилии. Они не ощущали усталости. Вода была теплой. С каждым шагом становилось все мельче и мельче. Наконец они выбрались на сухой песок а потом и на траву. Во все стороны, куда ни глянь, почти вровень с Серебряным Морем простиралась огромная равнина, поросшая тонкой невысокой травой. Она была удивительно ровной: нигде не было даже кротовой норки.
И, конечно же, им казалось, что впереди небо встречается с землей, как всегда бывает на абсолютно ровном месте, где нет деревьев. Однако, чем дальше они шли, тем сильнее становилось чрезвычайно странное ощущение, что здесь и впрямь небо наконец встретится с землей, что оно лишь синяя стена, очень яркая, но вполне реальная, и сделана из какого-то твердого вещества.
Больше всего это походило на стекло. Вскоре они были совершенно уверены в этом. Они подошли совсем близко.
Но между ними и краем неба на зеленой траве лежало что-то настолько белое, что даже их сильные глаза едва могли вынести эту ослепительную белизну. Они подошли ближе и увидели, что это Ягненок.
- Подойдите, позавтракайте, - произнес Ягненок. Голос его был сладок, как молоко.
Только тогда они заметили, что в траве горел костер, а на нем жарилась рыба. Они уселись на траву и съели рыбу, почувствовав голод в первый раз за много дней. Эта рыба показалась им вкуснее всего, что они когда-либо пробовали.
- Пожалуйста, Ягненок, скажите нам, - попросила Люси, - здесь ли лежит путь в страну Аслана?
- Не для вас, - ответил Ягненок. - Для вас дверь в страну Аслана открывается лишь из вашего мира.
- Как! - удивился Эдмунд. - Разве из нашего мира тоже есть путь в страну Аслана?
- В мою страну ведут дороги из всех миров, - ответил Ягненок, и, когда он сказал это, его белоснежная шерстка превратилась в рыже-золотую, он увеличился в размерах и оказался самим Асланом. Лев возвышался над детьми, грива его излучала сияние.
- О, Аслан! - воскликнула Люси, - ты расскажешь нам, как попасть в твою страну из нашего мира?
- Я постоянно буду вам рассказывать это, - ответил Аслан. - Но я не скажу вам, долог или короток этот путь: скажу лишь, что он лежит через реку. Но не бойтесь этого, потому что я - Великий Строитель Мостов. А теперь пойдемте: Я открою дверь в небе и отправлю вас в ваш собственный мир.
- Аслан, прошу тебя! - взмолилась Люси, - прежде, чем мы уйдем, не мог бы ты нам сказать, когда мы снова попадем в Нарнию? Пожалуйста, скажи нам это. И я очень прошу тебя, сделай так, чтобы это произошло скорее.
- Дорогая моя, - очень мягко ответил Аслан, - ты и твой брат никогда больше не вернетесь в Нарнию.
- Ах, Аслан! - хором вскричали в отчаянии Эдмунд и Люси.
- Дети, вы стали уже слишком взрослыми, - объяснил Аслан. - Вы должны теперь начинать приближаться к вашему собственному миру.
- Но, понимаешь, дело не в Нарнии, - всхлипывала Люси. - Дело в тебе.
Ведь там мы не сможем встретиться с тобой. И как же мы будем жить, никогда не видя тебя?
- Но ты встретишь меня там, дорогая моя, - ответил Аслан.
- Разве... разве Вы есть и там, сэр? - спросил Эдмунд.
- Я есть повсюду, - ответил Аслан. - Но там я ношу другое имя. Вы должны узнать меня под этим именем. Именно для этого вам и позволили посетить Нарнию, чтобы, немножко узнав меня здесь, вам было бы легче узнать меня там.
- А Юстас тоже никогда больше не вернется сюда? - спросила Люси.
- Дитя мое, - промолвил Аслан, - зачем тебе знать о том? Пойдем, я открываю дверь в небе.
Затем все произошло в одно мгновение: синяя стена разошлась, как рвущаяся занавеска, откуда-то с неба полился ужасающий белый свет, дети почувствовали прикосновение гривы Аслана и поцелуй Льва на своем лбу, а затем они вдруг очутились в задней спальне в доме тети Альберты в Кембридже.

Хроники Нарнии. Покоритель зари, или плавание на край света. К. С. Льюис.

1.


2.

Все это произошло в самый удивительный момент… момент, непохожий на все другие. В этот отрезок времени произошло нечто поразительное.
Бог стал человеком. Бог пришел. Небо открылось и вложило свое самое драгоценное в человеческую утробу.
Вездесущий в один миг стал плотью и кровью. Тот, Кто был больше вселенной, стал микроскопическим эмбрионом. И Тот, кто держит мир своим словом, избрал зависеть от заботы молодой девушки.
Бог стал близко.
Он пришел не как яркая вспышка или недоступный Завоеватель, но как тот, чей первый крик услышали деревенская девушка и сонный плотник. Мария и Иосиф были кем угодно, но только не царями. Тем не менее, небо доверило свое самое большое сокровище этим простым родителям. Это случилось в яслях, в тот важный момент.
Величие посреди мира. Святость в грязи овечьего навоза. Этот Младенец управлял вселенной. Пеленки, согревшие Его, одели вечность. Его золотой тронный зал был оставлен ради грязного загона для овец. А поклонение ангелов заменили собой добрые, но смущенные пастухи.
Посмотрите этот царский тронный зал. Нет гардин на окнах. Нет бархатного облачения на придворных. Нет золотого скипетра или сверкающей короны. Послушайте звуки во дворе. Мычание коров, топот копыт, колыбельная матери, причмокивание младенца.
Она могла начаться где-то в другом месте, история царя. Но, удивительно, она началась в яслях в хлеву. Переступи через порог или загляни в окно:
Он здесь.

Макс Лукадо

И Джон знал. Знал всегда. Многие годы он не обращал на это особого внимания, едва ли сознательно размышлял об этом, но он всегда знал, что надежда есть - подобная спасательному кругу на корабле, мимо которого проходишь каждый день, но не используешь.
И иногда - лишь иногда - он тоже взывал о помощи, как эти голоса, и тоже только потому, что знал: его услышат.
- Ты знаешь, - сказал Джон городу, - ведь это действительно ответ. Я имею в виду, вот я здесь стою и говорю о зле, о справедливости и несправедливости - и все мы громко сокрушаемся о том, сколь тяжела жизнь, и какие злые шутки она играет с нами, и какую боль причиняет нам - и знаешь что? Если бы нас некому было слушать, мы не стенали бы так. Если бы...если бы я не верил по-настоящему в некое совершенное Добро, то, несомненно, не имел бы никаких проблем со Злом. Я не пытался бы бороться с ним. Нет, я просто оставил бы его в покое, принял бы его, Я не искал бы ответов на вопросы, поскольку никаких ответов не было бы.
Джон прислонился к стене и напряженно всмотрелся в вечерний мрак. Слышат ли они его? Неважно.
- Но послушайте меня... Существует абсолютное Добро. Существует Бог, и Он заботится о нас; Он тревожится о нас, по своей воле попавших в беду. Если вы страдаете, что ж, Он страдает тоже, поскольку Он сыт по горло злом. Он сыт по горло страданием, и думаю, Он готов уладить все, если мы захотим последовать за Ним.
За спиной Джона открылась входная дверь - так тихо, что он не услышал. Он был так взволнован и расстроен, когда возвратился домой, что забыл запереть ее.
- Да, конечно, Господь терпелив, но Он и справедлив тоже. Он установил закон и сделал это для нашего блага - и единственное, что нам требуется, это прекратить играть по нашим правилам, объединить наши усилия и снова действовать в согласии с Его законом. Мы попали в заваруху по собственной вине!
Джону вдруг захотелось оплакать боль этого города. Он не знал, откуда появились эти чувства и мысли, да и не задумывался об этом, он просто должен был выразить их. Излить до конца.
- Он... Он - Бог, знаете ли. Но послушайте, Он сострадателен, Он милосерден, Он не спешит гневаться и полон любви...и верности тоже! Он верен нам. Он любит нас, и Он простит нас, если мы просто обратимся к Нему и поверим в Него. Конечно, мы восстали против Него, мы пошли собственным путем, и мы... да, мы грешили. Я так думаю. Мы грешили, и все мы чувствуем это сегодня, верно? Что ж, позвольте мне сказать вам следующее: Бог свят, и Он не оставит виновных без наказания. Просто посмотрите на нас! Наши отцы ленились общаться с Господом, и теперь все мы далеки от Него, а наши дети... они вообще не знают, на чем стоят! Не кажется ли вам, что мы расплачиваемся за свои грехи?
Джон плакал. Да, он мог сдерживаться, когда глубоко сострадал официантке Рэйчел, но сейчас не видел необходимости сдерживаться.
- Послушайте, нам нужно стать мудрее, поскольку Бог не станет помогать нам, покуда мы будем притворяться перед Ним, поминать Его имя всуе и делать вид, будто молимся, потому что это Его не устроит. Он просто отведет от нас глаза и не услышит нас, о чем бы мы ни молились, поскольку... - сейчас Джон понял это с предельной ясностью, - наши руки по локоть в крови! В крови Энни! В крови Папы! Как можем мы называть себя людьми порядочными, когда на наших руках кровь? Мы должны по-настоящему очиститься!
Кто-то вошел и тихо закрыл за собой дверь.
Джон не заметил этого. Он должен был выговориться, облегчить душу.
- В Библии Господь говорит: "Тогда придите - и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, -как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю". Мы грешили против Господа, но Его Сын принял наказание за нас. Иисус есть Агнец Божий, Который снимает грехи с мира. В Нем можем мы обрести покой и утешение, и Он может очистить нас...
Потом Джон заметил чье-то присутствие. Он резко повернулся, ожидая увидеть демона. Посреди гостиной стоял Карл, застыв на месте с таким видом, словно он только что увидел купину неопалимую.
Джон и сам застыл на месте, глядя на ошеломленное лицо сына, не в силах найти слова для более или менее связного объяснения.
Карл заговорил первым - тихим, дрожащим голосом:
- Ты... э-э... забыл свой плащ... Я ехал к... в общем, я проезжал мимо, и... вот твой плащ...
Джон взял плащ, а потом стал с ним в руках, глядя на город полными слез глазами. Карл подошел и стал рядом, тоже глядя на город и не произнося ни слова.
Джон знал, что должен сказать это. Он должен был признать это.
- Я прямо как Папа, - сказал он.

5 просмотров

Наткнулась в соцсети на хорошее размышление, с которым я полностью согласна и хочется этому придерживаться и в своей жизни. Ведь это мы нуждаемся в Нем каждый день, каждую минуту...

Сергей Сологуб

Эта тема крепко задела струны моего сердца. Брат Саша произнес фразу — «неспешное общение с Богом», и с этой фразой внутри меня зажегся ярко-красный индикатор «Сергей, у тебя с этим проблемы!». Действительно, мое сегодняшнее утреннее общение с Богом было очень спешным. Я читал историю о том, как Иисус сделал Свое первое чудо в Кане Галилейской. Обратил внимание на мысль о том, что Иисус разделил бытовую проблему с этой семьей – на свадьбе не хватило вина, и Иисус «выручил» эту семью из этой неудобной ситуации. Это и были все мои мысли. Иисус — Помощник. Эту мысль я вынес из нашего с Богом тихого времени. Я отложил Писание в сторону, помолился и отправился «в день». В гуще событий я поздравил сестру с днем рождения, напомнил ей об этой истории и о том, что Иисус – ее Помощник во всех вопросах, в том числе и в бытовых.

Понимаете, если оценить это время общения с Богом – внешне все выглядит даже неплохо. Чтение Библии не прошло для меня впустую. Мысль была ясна и я даже вспомнил ее на протяжении дня. Но что-то внутри не давало мне чувства удовлетворения этим утренним временем. Я определенно не могу назвать его «полнотой общения» с Богом! И вот лишь вечером, спустя десять часов, вдруг я услышал эту фразу «неспешное общение с Богом», и понял – мое утреннее общение было именно «спешным»!

Что отличает «неспешное общение» от «спешного»? Первое мы хотим подольше затянуть. Второе – побыстрее завершить. Первое радует нас само по себе, нам нравится и Собеседник и сам процесс. Второе говорит нам о том, что Собеседник нам либо неприятен, либо находится в приоритете более низком, чем то, чем мы занимаемся в данный момент. Так вот, я вдруг осознал, что спешка во время моего утреннего общения с Богом прямо нам обоим о том, что общение с Богом для меня менее приятно, чем «вкус активности» и менее важно! Это острая пилюля которую мне просто необходимо проглотить, признать, если я хочу быть «исцелен» Богом в этой сфере. И понимаете, речь даже не в количестве проведенного времени, ведь бывает неспешный разговор, который длится две минуты и бывает спешный разговор, который длится десять минут. Речь о нашей скорости «внутри» разговора.

Каков ваша скорость общения с Богом? Не спешите ли вы? Если спешите, как и я – спросите тогда себя: «А Бог для меня – Кто Он?».

Я решил разобраться в этой теме детальнее. Интересно, а что говорит на эту тему Библия? Вспомнил пока только пару моментов: «Встаньте, пойдем…» говорит Христос в Гефисманском саду своим ученикам (см. Матф. 26:46, Мар. 14:42, Иоан. 14:31). Помню, как однажды Господь указал мне на этот момент, и я записал мысль у себя в блокноте: «Христос, а не я, должен руководить тем, когда мне нужно завершить молиться, т.е. общаться с Ним.»

Подобный момент мы читаем и в первом стихе 18 главы Иоанна: «Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его.» Слова «сказав сие» подразумевают Его «первосвященническую» молитву Отцу, которую мы читаем в Иоанна 17 главе. Иисус пообщался с Отцом в присутствии учеников и после чего, как лидер говорит ученикам «Все, нам пора идти.». Это озадачивает меня и сегодня – кто лидер в моем тихом времени с Богом: Бог или я? Кто определяет то, сколько времени мне нужно общаться с Богом? Он или я?

Касательно практической стороны вопроса, я подумал над тем, что я могу сделать, чтобы научиться общаться с Богом менее спешно, чем сейчас? Этим летом мы были в Германии, и я в очередной раз удивился привычке одного умудренного Христом старца. Пастор Реттинг, так его зовут, имеет регулярную привычку каждый день в 10:30 утра и в 15:30 утра останавливаться в бурном потоке дня и… неспешно пить кофе. Каждый раз, когда мы приезжаем к нему в гости, мы наслаждаемся этими особенными паузами. О чем мы говорим в тот момент? О разном, о том как проходит день, о планах, о наших семьях. Важна даже не сама тема разговора, но сама остановка в дне. Загнанный работой или служением человек просто не сможет себе позволить такую паузу! И наоборот, человек с размеренным внутри ритмом, тот, кто не является заложником внешних обстоятельств сможет остановиться и пол-часа попить кофе. Скажу еще более остро: раб не сможет сделать паузу, а свободный – сможет. Меня настолько вдохновил этот опыт «пауз посреди дня», что по возвращении из Германии я поставил себе будильник напоминание на это время.

В данный момент у меня не часто выходит прерваться и сделать паузу, но сегодня – получилось. Мы сели с семьей в 15:30 и попили вместе кофе. Мне пришлось отложить свою работу, и жене, и нашим детям. Эта пауза – чего то стоила сегодня каждому из нас. Она важна для нас чтобы вместе пообщаться, оценить проходящий день, что-то переосмыслить. Но в свете вечерней фразы про «неспешное общение с Богом» меня вдруг осенило – эта кофе пауза является шикарным упражнением для тренировки неспешности в моей жизни. Она, эта кофе-пауза — как «лежачий полицейский», знаете это такие горбики на дороге от превышения скорости? С их помощью в городе удается держать определенный ритм на дороге, чтобы водители не мчались по городу сломя голову.

Я решил, что буду стараться теперь понизить внутренний темп жизни с помощью таких «лежачих полицейских» на протяжении дня, в 10:30 и в 15:30. Возможно, удастся понизить темп жизни в целом? Нужно пробовать. Неспешное общение с Богом – стоит всего этого!

«ПРИДИ КО МНЕ, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ. ВСТАНЬ И ПРИДИ КО МНЕ».

Нежное тепло переполняло ее душу. Это была та любовь, о которой она мечтала, которую так ждала всю свою жизнь. И все же она не могла сдвинуться с места. «Михаил, если бы ты был со мной рядом сегодня! Если бы ты смог пойти со мной, тогда я бы набралась смелости».

Каждое воскресенье, когда приглашали к покаянию, она закрывала глаза, пытаясь справиться со страхом и ответить на этот призыв, но так и оставалась на месте. Она сидела, дрожа, зная, что не достойна, думая, что после всего, что она делала и говорила против Бога, она не имеет права быть Его ребенком.

На четвертое воскресенье Сюзанна наклонилась к ней и прошептала:

— Ты ведь хочешь выйти вперед, правда? Ты хочешь этого уже несколько недель.

В глазах Ангелочка стояли слезы, в горле застрял ком; она еле заметно кивнула и опустила голову, плотно сомкнув губы. Она боялась — боялась так сильно, что не переставала дрожать. Какое она имеет право представить себя Богу и обрести милость? Имеет ли она право на это?

— Я пойду с тобой, — сказала Сюзанна и крепко взяла ее за руку.

Когда они двинулись по проходу церкви, ей показалось, что это самый длинный путь, который она когда–либо проделывала. Они подошли к алтарю, где стоял пастырь, дожидаясь их. Он улыбался. Его глаза сияли. Она подумала о Михаиле и ощутила душевную боль. «Михаил, мне бы так хотелось, чтобы ты был рядом со мной сейчас. Мне бы так хотелось, чтобы ты увидел это. Узнаешь ли ты когда–нибудь, что выиграл эту битву и принес свет во тьму?» Ее сердце исполнилось благодарности. «О, Боже, он так Тебя любит…»

Она не плакала. За долгие годы она научилась сдерживать свои чувства, и сейчас она тоже не расплачется перед столькими людьми, даже стоя рядом с Сюзанной Эксэл, Она ощущала на себе взгляды прихожан церкви, которые наблюдали за каждым ее движением, прислушиваясь к ноткам ее голоса. Она не должна выставить себя дурой перед всем этим собранием.

— Верите ли вы, что Иисус Христос есть Сын Живого Бога? — спросил пастырь.

— Я верю, — ответила она смело, на секунду прикрыв глаза. «О, Боже, прости меня за неверие. И пусть моя вера станет больше горчичного зерна, Иисус. Пусть она вырастет. Пожалуйста».

— Готовы ли вы отдать свою жизнь Христу сейчас перед всеми этими свидетелями? Если вы готовы, скажите «да».

Это напомнило ей брачную церемонию. Ее лицо озарилось грустной улыбкой. Тогда, с Михаилом, она предпочла сказать «почему бы нет» вместо «да». Тогда ее силы пришли к концу, и она поняла, что у нее нет иного выбора. Она чувствовала это и сейчас. Она больше не может страдать и бороться за выживание в одиночку. Ей нужен Бог. Она жаждет Его. Он вытащил ее из прежней жизни, хотя у нее совсем не было никакой веры. И сейчас Он протягивает ей Свою руку и делает предложение.
«Михаил, ведь ты этого хотел для меня, верно? Ты говорил, что придет день, когда мне нужно будет принять решение, — ты ведь это имел в виду?»

— Ангелочек? — переспросил пастырь удивленно. Никто не двигался, прихожане сдерживали дыхание, стояла полная тишина.

— Да! — ответила она с сияющей улыбкой. — Я уверена, как никогда, что хочу этого.

Он рассмеялся. Попросив ее повернуться лицом к собранию, он заговорил:

— Это Ангелочек. Наша новая сестра во Христе. Поприветствуйте ее.

Все зааплодировали.

Но что–то еще в ее жизни должно измениться. Она это ощущала где–то в глубине себя. Она не должна до конца своих дней оставаться под покровительством Эксэлов, живя как в теплице. Когда–то ей нужно уйти от них и постараться выжить в одиночку.

Сначала ей следует понять, что делать со своей жизнью.


Сложив покупки в кухне, Ангелочек поднялась к себе в комнату. Сняв свою темную накидку, повесила ее на дверь. Присцилла настояла, чтобы она переехала в ту комнату, которую сначала занимали Шерри и Вера. Это была очень просторная, хорошо обставленная комната с камином в углу. Кто–то развел огонь. Ангелочек отодвинула шторы и выглянула в окно.

Надвигался густой туман, его клубы как будто хотели проникнуть через стекло в ее комнату. Из окна был виден порт и целый лес из мачт кораблей, стоявших в гавани. Их разбирали один за другим и пускали на строительные нужды.

Она вспомнила, как точно так же когда–то смотрела из окна второго этажа, провожая взглядом Михаила, который уезжал из Парадиза. Она вспомнила, как услышала его голос сквозь боль и забытье, когда лежала, избитая Магованом. Она вспомнила смех Михаила, когда он бежал за ней по кукурузному полю. Она вспомнила его сострадание, праведный гнев, нежное внимание и силу. Она вспомнила его всепоглощающую любовь. Она знала, как ей получить ответы на свои многочисленные вопросы. Молиться. Закрыв глаза, она тяжело вздохнула.

— Я знаю, что не имею права чего–то просить у тебя, Господь, но Михаил сказал, что я должна просить. Поэтому я собираюсь это делать. Иисус, если Ты слышишь меня, не мог бы Ты сказать мне, куда мне идти отсюда? Я не знаю, что мне делать. Я не могу остаться здесь навсегда и использовать доброту этих прекрасных людей. Это неправильно. Мне нужно найти свой собственный путь в этом мире. Что мне сделать со своей жизнью, Иисус? Что Ты хочешь? Мне нужно что–то делать, или я сойду с ума. Я прошу Тебя, Иисус. Я умоляю Тебя. Что Ты хочешь от меня? Аминь».

Больше часа она сидела в ожидании.

Небеса не озарились божественным светом. Она не услышала голос. Ничего не произошло.

Как–то через несколько дней, после обеда Сюзанна зашла в ее комнату.

— Всю неделю ты была такая молчаливая, Ангелочек. Что тебя беспокоит? Ты озабочена своим будущим?

Ангелочек ничуть не удивилась тому, что девушка заметила ее беспокойство. Казалось, она обладает способностью читать людские мысли и чувства.

— Мне нужно что–то делать, — честно призналась она. — Я не смогу жить с вами вечно и пользоваться вашей добротой.

— Ну, конечно, ты и не будешь.

— Но уже шесть месяцев, Сюзанна, а я до сих пор не понимаю, что мне делать.

— Ты молилась об этом? Ангелочек густо покраснела.

Глаза Сюзанны сияли, и она рассмеялась. — Отлично, и тебе не нужно краснеть, словно тебя только что уличили в неблагоразумии.

— Не обольщайся, — сухо добавила Ангелочек, — Бог не ответил.

Сюзанна нахмурилась. — Может быть, Он пока не ответил. Бог всегда отвечает в Его время, а не в твое. Ты поймешь, что нужно делать, когда время придет.

— Хотелось бы мне иметь твою веру.

— Ты можешь попросить об этом, — усмехнулась Сюзанна.

Ангелочек ощутила прилив боли, — Ты напоминаешь мне Мириам.

— Сочту это за комплимент. — Ее лицо просветлело. — Ты знаешь, я не слишком легко пришла к вере в Бога, веришь ты этому или нет. — Она поднялась. — Пойдем, я хочу показать тебе кое–что, — сказала она, помогая ей подняться.

Они отправились в спальню Сюзанны, где так много ночей провели за разговорами. Девушка отпустила руку Ангелочка, встала на колени и полезла под кровать, доставая оттуда коробку.

— Вот так всегда приходится становиться на колени, чтобы ее достать, — сообщила она, вставая и отряхивая руки. — Однажды мне придется протереть там пыль. — Заправив выбившуюся прядь темных волос в узел на затылке, она села на кровать. — Давай, садись, — пригласила она Ангелочка, кладя коробку на колени. Ангелочек села рядом.

— Это моя молитвенная коробка, — сказала она. — Когда в моей голове поселяется слишком много проблем, я записываю их, сворачиваю в трубочку и кладу в эту щель. Как только они оказываются в коробке, они становятся Божьими проблемами, а не моими.

Ангелочек рассмеялась. Сюзанна сидела, без улыбки глядя на нее, и ее веселье утихло.

— Ты ведь шутишь, верно?

— Нет, я абсолютно серьезно. — Она положила руки на коробку. — Я знаю, что это звучит глупо, но это работает. Я стремлюсь все сделать сама, я всегда чем–то обеспокоена, мне трудно что–то выпустить из–под контроля. Если тебе так будет легче понять, скажу, что, другими словами, иногда я пытаюсь играть роль Бога. — Она улыбнулась, посмеиваясь над собой. — Всякий раз, когда я так делаю, все идет наперекосяк. — Она похлопала по коробке. — Ну, я и придумала эту коробку.

— Обычную коричневую коробку из–под шляпы, — сухо уточнила Ангелочек.

— Да, это обычная коробка из–под шляпы, но она напоминает мне, что надо полагаться на Бога, а не на себя. Награда приходит, когда я вижу ответы на свои молитвы. — Ее губы слегка дрогнули. — Ты думаешь, что эта девушка, наверно, совсем из ума выжила. Хочешь, покажу? — Она сняла крышку. Внутри лежали десятки аккуратно свернутых кусочков бумаги. Она порылась среди них и достала одну, наугад. Развернув ее, прочитала: «Шерри нужен дом». На записке стояла дата. — Мне нравится замечать, сколько времени потребовалось Богу, чтобы ответить. — Она рассмеялась. — Поскольку на эту молитву мы уже получили ответ, я уберу эту записку из коробки. — Аккуратно сложив кусок бумаги, она положила его рядом с собой на кровать и достала следующий.

— «Боже, дай мне терпения к папе. Если он приведет в дом очередного предполагаемого мужа, я уйду в монастырь. А Ты знаешь, что монахиня из меня получится не очень–то хорошая». — Обе девушки рассмеялись. — Эту я пока оставлю в коробке. — Она достала новую записку. Прежде чем прочесть ее, секунду помолчала. — «Пожалуйста, избавь Веру от ночных кошмаров. Защити ее от зла». — Свернув записку, положила обратно в коробку. — Понимаешь, что я имею в виду?

— Я думаю, да, — ответила Ангелочек. — А что, если Бог скажет «нет»?

Такой вариант не смутил девушку.

— Тогда, очевидно, у Него на этот счет Свои мысли, что–то получше, чем ты сама планируешь для себя. — Она нахмурилась и посмотрела на полную записок коробку. — Знаешь, это не всегда легко принять. — Закрыв глаза, она медленно выдохнула. — Однажды я все для себя распланировала. Как только мы со Стивеном встретились, я точно знала, чего я хочу и что сделаю. Он был такой красивый и энергичный. Он учился, чтобы стать служителем, и был полон огня и желания служить Богу. — Она улыбнулась. — Мы собирались поехать на Запад и распространять Евангелие среди индейцев. — Она покачала головой, в ее глазах отразилась печаль.
— Он оставил тебя?

— Можно сказать и так. Его убили. Это была такая бессмысленная смерть! Обычно он ходил по самым неблагополучным районам города и проповедовал там. Он считал, что люди там нуждаются в Боге гораздо больше, чем те, кто более удачлив. Он не собирался быть священнослужителем для богатых. Однажды вечером он шел по парку и увидел, что какого–то мужчину жестоко избивали. Он попытался остановить это. Его убили ножом. — Ее лицо исказилось от боли, и она закусила нижнюю губу.

— Я сожалею, Сюзанна, — сказала Ангелочек, чувствуя боль подруги, словно свою собственную.

Сюзанна сцепила руки, слезы медленно катились по ее бледным щекам.

— Я обвиняла Бога. Я была полна гнева. Почему Стивен? Почему он, такой хороший, который мог бы сделать столько полезного? Я злилась даже на Стивена. Почему он был настолько глуп, что спокойно ходил по всем этим опасным, страшным местам? Почему его так волновали эти люди? Они ведь сами решили, как им жить и что делать, верно? — Она вздохнула. — Во мне царила такая неразбериха, эмоции переливались через край. Меня совсем не утешало то, что Стивен отправился к Господу. Я хотела, чтобы он остался со мной. — Высказавшись, она долго молчала и лишь потом добавила: — И я все еще хочу этого.

Ангелочек взяла ее руку и крепко сжала. Она понимала, что это такое: страстно желать встречи с кем–то, понимая, что этой встречи никогда не будет. Сюзанна посмотрела на нее.

— Ты сказала, что еще не знаешь, как жить дальше. Что ж, мы с тобой в одной лодке. — Она опять улыбнулась. — Но ответ придет, Ангелочек. Я знаю, что ответ придет.

Крышка упала вниз, она бросилась поднимать ее и отпустила руку Ангелочка. Наклоняясь, она опрокинула коробку, и записки рассыпались по полу. Ангелочек встала на колени, помогая Сюзанне собрать их и сложить обратно в коробку. Так много кусочков бумаги, такое множество молитв!

Сюзанна взяла один из листочков и взглянула на него. Она уселась на пол и улыбнулась, бледность быстро покидала ее лицо, а в глаза возвращался свет. Она держала записку в руке, пока Ангелочек собирала оставшиеся и закрывала коробку.

— Иногда Он отвечает быстро. — Все еще улыбаясь, она протянула кусок бумаги Ангелочку. — Прочти это.

Ангелочек взяла записку и с трудом прочитала аккуратно выведенные слова: «Боже, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, мне так нужен друг, с которым можно было бы говорить обо всем».

На записке стояла дата. За день до появления Ангелочка.

1.


2.


3.

С тех пор как я пережила осаду Иерусалима в 1948 году, когда мне довелось быть под постоянной угрозой смерти, кажется, мои органы чувств стали намного восприимчивей к красоте, запахам и звукам природы, чем раньше. И это только часть наследия радости и благословений, дарованных мне в результате тех ужасных переживаний.
В былые времена, когда я еще девочкой приезжала в Швейцарию, меня сильно, особенным образом волновала красота природы. Я очень любила запахи соснового бора, мокрых шишек и хвои, ковром устилающей землю; распиленных бревен и покрытых мхом и лишайником камней. Но теперь все это имеет для меня невыразимо большее значение.
Мне открылось, что природа — это книга чудес, язык которой я только начинаю понимать и толковать. Итак, я шла в исступленном восторге, а вокруг меня красоты природы воздавали хвалу и прославляли характер своего Творца. Все провозглашало Его имя.

Из книги Ханны Харнард "Путь к высотам Твоим".