«Великая страна нуждается не в ярких красках, а в ярких людях. Величие в простоте. А самый простой и естественный цвет — серый, цвет обычной земли, которую истоптал башмак фермера, чье лицо, как и землю, выветрили ветра и лишил колорита пот того, кто трудится на земле.»

 

«Я убеждён в том, что искусство художника способно преодолеть лишь такое расстояние, какое способна преодолеть его любовь»

Что ж, его искусство покорило не только планету, но и время.

Ветер с моря, 1947

«Там было жарко, я открыл окно, и вдруг, ветер вздул занавеску, которая не шевелилась, наверное, лет 30. Боже, это была фантастика! Тоненькая тюлевая сеть взлетела с пыльного пола так стремительно, словно это был не ветер, а привидение, дух, которому открыли выход. Потом я полтора месяца ждал западного ветра, но, к счастью, в памяти жил этот волшебный взмах, от которого – холод по спине.»

 

«Самая важная вещь в искусстве — это эмоции, ноони должны быть вашими собственными, так же как ваши затруднения, ваши мучения, когда вы создаете картину. Это большая опасность знать, как подать лицо, изобразить ель. Натура никогда не может быть формулой. Я должен почувствовать модель, чтобы ее написать.»

«Господи, когда я начинаю по-настоящему во что-то вглядываться, в простой предмет, и осознавать его сокровенный смысл, если я начинаю ощущать его, этому нет конца.»

«Дочь Магги», 1966

«Я добиваюсь чувства отчужденности модели от зрителей. Для меня важно сохранить долю тайны внутри картины.»

«Я ищу реальность, реальное чувство предмета, всей структуры вокруг него… Я всегда хочу видеть третье измерение чего-то… Я хочу ожить с объектом.

 

Дневные грёзы (1980)

«Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы все, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нем оставалась частица тебя.»

«Сюжету я уделяю слишком много места. Если я в конце концов и стану действительно стоящим художником, то только тогда, когда откажусь от него.»

«Вы можете увидеть тот же самый предмет в любое время дня или в вашем воображении в мириадах тоновых изменений. Вообще говоря, мне скучно писать новые для меня предметы. Мне гораздо интереснее представить вещь, которую я видел многие годы, в новом свете.»

Christina Olson (1947)

«И тут на вершине холма показалась маленькая фигурка в зеленом немодном пальто с пелериной. Покрытый жухлой прошлогодней травой, освещенный слепящим зимним светом бесконечный этот холм вдруг приблизился. В этой худенькой женщине, рука которой повисла в воздухе, я увидел себя, свою мятущуюся душу.»

"У меня действительно нет студий. Я блуждаю по чердакам людей,в полях,в подвалах, везде я нахожу что-то, приглашающее меня.»

«Отец говорил: «Чтобы жизнь ребенка была творческой, он должен иметь собственный мир, принадлежащий только ему». Я очень рано начал рисовать, и отец считал, что колледж художнику не нужен: меня учили приходивший на дом преподаватель, сам отец и его друзья-художники. И он добился своего. Еще немного, и я навсегда остался бы в Шервудском лесу Робин Гуда. Оттуда я все-таки выбрался, но ушел в свой мир.»

 

«Я весьма скептически отношусь к настроению картины, если это настроение придается ей сознательно.»

«У меня сильно развита романтическая фантазия по поводу вещей, и именно это я изображаю. Но я делаю это в реалистической манере. Если вы не можете подкрепить свои фантазии правдой, то получается очень, я бы сказал, сутулое искусство.»

Omen (1997)

«Стараюсь реагировать на все – сделаться вроде резонатора, всегда готового вибрировать в тон колебаниям, исходящим от чего-то или от кого-то. И я часто схватываю уголком глаза беглое впечатление виденного, волнующую вспышку…»

«Я не могу передать какое-то чувство без связи с данным местом. В самом деле, я думаю, ваше искусство будет тем выше, чем глубже вы любите то, что изображаете.»

 

«Я видел массу портретов, люди на них как живые – все написаны без доли страсти. Детали точно скопированы. Это ужасно. Вы никогда не сможете понять изображенных, в картинах нет жизни.

Есть художник, который хочет продемонстрировать собственную личность. Для меня все, что я пишу, обретает значение большее, чем я сам. Только полоумный может подчеркивать свою ценность, как создателя.»

Парящие (1950)

 

Public Sale, 1943

 

Сборщик ежевики. 1943

«Я рисую эти холмы вокруг Чедз-Форда не потому, что они лучше, чем холмы в других местах, а потому, что я родился здесь, жил здесь, – для меня они полны смысла.»

The Hunter (1943)

 

 

 

"Мир Кристины", 1948

«Понимаете, важно постоянное присутствие на месте действия. Мне надо жить в окружении того, о чем я пишу. Тогда в какой-то момент можно ухватить смысл. Когда я писал «Мир Кристины», я пять месяцев работал над полем… Я хотел бы написать только поле без Кристины и заставить почувствовать ее присутствие. Делать фон – это как строить дом, чтобы потом там жить… Если сдержать себя, дождаться правильного момента, он может решить все дело.»

 

Мистик-домосед

Эндрю Уайет родился в 1917 году в Пенсильвании, в небольшом городке Чеддс-Форд. Отец его, известный книжный иллюстратор Ньюэлл Уайет, обучил сына своему ремеслу, и тот уже в возрасте двадцати лет открыл свою первую выставку акварелей.

Она имела успех, все картины, выставленные в Галерее Макбет, на удивление быстро раскупили восторженные ценители. Успех и дальше сопровождал молодого художника, и уже к 1955 году он становится членом Национальной академии дизайна и Американской академии искусств и литературы.

Не так быстро, но приходит к нему и международное признание. И хотя его картины и выставки колесили по всему миру, сам Уайет всегда отличался почти полным отсутствием интереса к каким-либо поездкам и путешествиям.

Всю жизнь он провёл там, где родился. А на летние месяцы переселялся в городок Кушинг, штат Мэн.

 

Рождественское утро(1944)

«Я сознательно не люблю путешествовать, — писал в своих дневниках Эндрю Уайет. — После путешествия вы никогда не возвращаетесь такими же — вы делаетесь более эрудированными... Я боюсь утратить что-нибудь важное для моей работы, может быть, наивность».

Неудивительно, что на всех его картинах — пейзажи всего двух мест, а герои полотен — соседи, живущие неподалёку. Выбор в качестве модели человека, с которым хорошо знаком, уважительное внимание к каждому — этому правилу художник почти никогда не изменял.

Да и рисуя природу, он, прежде чем взяться за кисть, стремился познакомиться с ней максимально близко и мог часами лежать на земле, вглядываясь в маленькую веточку или цветок, — «вживаться в их бытиё».

Окружающую действительность и повседневность Эндрю возвёл в ранг самого ценного, что может быть дано человеку. Порой кажется, что, погружаясь в любой объект своего творчества, художник старается проникнуть сразу в суть всех вещей.

И передаёт это на холсте настолько точно, что незаметно переходит грань между видимым внешним и внутренним миром. Не зря искусствоведы, описывающие его творчество, заговорили об Эндрю как о «мистическом гиперреалисте».

 

Ночной сон  (1979)

Вселенная Хельги

Каждое драматические событие в личной биографии всегда событие и в художественном пространстве Уайета. Одно из таких событий — встреча с Хельгой Тесторф. Трудившаяся на соседней ферме немка-эмигрантка, которую взяли на работу в дом соседи, стала человеком, через которого Уайет открывал и познавал на холсте, казалось, целую Вселенную.

Как итог — 247 картин за почти 15 лет с главной героиней — женщиной со скуластым, ничем не примечательным прусским лицом и широко расставленными глазами. Картины создавались в тайне от всех, даже от жены, и художник впоследствии никогда не комментировал ни историю возникновения этой серии, ни обстоятельства работы.

Лишь однажды, в дневнике, описал первый момент этой перевернувшей его жизнь встречи: «И тут на вершине холма показалась маленькая фигурка в зелёном немодном пальто с пелериной.

Покрытый жухлой прошлогодней травой, освещённый слепящим зимним светом, этот холм преобразился. В этой худенькой женщине, рука которой повисла в воздухе, я увидел себя, свою мятущуюся душу».

Когда цикл работ с Хельгой Тесторф открылся миру, журналисты просили хотя бы жену художника что-то сказать по этому поводу. Она ответила: «Ему повезло, что полотна оказались гениальны, иначе я бы его убила».

 

 

Искусство Эндрю Уайета — это искусство существовать в одиночестве. И оно знакомо каждому. Вот на холсте только пустые холмы и фигурка путника, двигающегося не покоряя, но подчиняясь и принимая пространство.

 

Взгляду современного зрителя, привычному к зовущим, ярким объектам, не за что зацепиться — и без этой опоры теряешь равновесие и погружаешься в себя. Тогда вибрирующая напряжённость живого поля, пронизывающего весь мир, завораживает зрителя.

«Я убеждён в том, что искусство художника способно преодолеть лишь такое расстояние, какое способна преодолеть его любовь»,

— писал Уайет. Что ж, его искусство покорило не только планету, но и время. А то что человек смертен, — так это только на Земле.

 

Художник прожил долгую жизнь, оставив тысячи полотен, и перешёл в иной мир в возрасте 91 года в своём доме, во сне.

«В искусстве важно не потерять чистоту. Я сознательно не люблю путешествовать.

После путешествия вы никогда не возвращаетесь такими же — вы делаетесь более эрудированными…

Я боюсь утратить что-нибудь важное для моей работы — может быть, наивность.»

 

obiskusstve.com›1090360920127310429…endryu-uajet/