В 1958 году Анна Ахматова сделала на сборнике своих стихов дарственную надпись: «Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу, в чью эпоху я живу на земле».
Виктор Шкловский в одном из своих мемуаров зафиксировал диалог Александра Глазунова с Луначарским, к которому ректор консерватории и знаменитый композитор обратился за материальной помощью для юного Шостаковича.
- Сколько ему лет? - осведомился Луначарский.
- Пятнадцатый. Он композитор.
- Нравится?
- Отвратительно! Это первая музыка, которую я не слышал, читая партитуру.
- Почему пришли?
- Время принадлежит этому мальчику, а не мне.
В начале 1929 года Мейерхольд решает поставить музыкальный спектакль “Клоп” по одноимённой пьесе Маяковского, и Шостакович согласился написать музыку к спектаклю. Рассказывают, как его, совсем юного музыканта, знакомили с Маяковским. Поэт протянул ему, не глядя, два пальца. Рукопожатия не последовало, и удивлённый Маяковский посмотрел, наконец, в сторону юноши. Тот, отвернувшись в сторону, протягивал в ответ один палец. Как говорили очевидцы, Маяковский внимательно посмотрел на композитора и сказал: “О, молодой человек, вы, кажется, далеко пойдёте”. И подал ему полную ладонь.
Популярность Шостаковича в мире была феноменальной. Как-то композитор забежал в нью-йоркскую аптеку за аспирином. Пробыл там минут десять. А выходя на улицу, замер — один из продавцов устанавливал в витрине рекламный плакат: «У нас покупает Дмитрий Шостакович!»
Как-то газетный репортер долго допытывался у Дмитрия Дмитриевича:
- Ну как же все-таки вы сочиняете?
- Очень просто, - отмахивался Шостакович.
- Но как - “просто”? Такие сложные музыкальные произведения разве могут быть написаны просто? Расскажите, как у вас происходит сам процесс?..
- Ах, процесс!.. Процесс, молодой человек, у меня происходит так: я беру бумагу, перо и чернила, сажусь, макаю и пишу, макаю и пишу...
Сравнивая свою жизнь с легкой старостью композитора Сибелиуса, Шостакович иронизировал:
«Последние многие годы своей жизни он ничего не сочинял и занимал лишь должность Гордости финского народа. Эта должность превосходно оплачивалась: квартира, дача, достойная субсидия и т. п. Сам же Сибелиус хлестал коньяк и слушал разного рода музыку на пластинках. Вот мне бы так. А забот у меня много. Очень много. Сил мало»
(Из письма Исааку Гликману от 24 января 1967 года)
«Много думаю о жизни, смерти и карьере. Так, вспоминая о жизни некоторых известных (я не говорю великих) людей, прихожу к заключению, что не все они вовремя померли. Напр[имер]: Мусоргский умер преждевременно. То же можно сказать и о Пушкине, Лермонтове и некоторых других. А вот П. Чайковский должен был умереть раньше. Он немного зажился и потому смерть, вернее, последние дни его жизни были ужасны.
То же относится к Гоголю, Россини, может быть, к Бетховену. Они, а также и многие другие, как известные (великие), так и неизвестные люди пережили тот рубеж жизни, когда она (жизнь) уже не может приносить радость, а приносит лишь разочарование и ужасные события.
<…> … Я, несомненно, зажился. Я в очень многом разочаровался и жду очень много ужасных событий.
Разочаровался я в самом себе. Вернее, [убедился] в том, что я являюсь очень серым и посредственным композитором. <…>
<…> Однако мысль, которую я сейчас изложил, ужасная мысль. Т. к. мне осталось жить еще 10 лет, то тянуть эту ужасную мысль в течение этих лет… Нет! Не хотелось мне быть на моем месте».
(Из письма Иcааку Гликману. Москва, 3 февраля 1967 года).
В отсчитанном себе десятилетии композитор ошибся на два года — он умер 9 августа 1975 года.
