В начале зимы 1857 года граф Алексей Уваров переселяется из Петербурга в Москву, так как был назначен помощником попечителя Московского учебного округа, и поселяется в Мертвом переулке в особняке напротив дома, который снимало большое семейство Щербатовых. Об Уварове говорили уже как об ученом, называли его членом Академии наук и рассказывали о его достижениях. В первое время граф был занят устройством своих дел и не показывался в обществе. Однако потом он все же выбрался на традиционные зимние балы и там увидел свою соседку – юную княжну Прасковью Щербатову (1840 – 1924).

Прасковья Щербатова, неизвестный художник

Юная Прасковья не обладала классической красотой, но имела живость и обаяние, а потому многим нравилась. В ту же зиму на балах она часто пересекалась с Львом Толстым, а потому не исключено, что Прасковьей ему и навеян образ Кити Щербацкой в романе «Анна Каренина».

«Платье не теснило нигде, нигде не спускалась кружевная берта, розетки не смялись и не оторвались; розовые туфли на высоких выгнутых каблуках не жали и веселили ножку. Густые косы белокурых волос держались как свои на маленькой головке. Пуговицы все три застегнулись, не порвавшись на высокой перчатке, которая обвила её руку, не изменив её формы. Чёрная бархотка медальона особенно нежно окружала шею… Глаза блестели, и румяные губы не могли не улыбаться от сознания своей привлекательности».

Л. Н. Толстой «Анна Каренина»

Правда, о великом писателе Прасковья Сергеевна оставила другие впечатления. Цитирую по ее воспоминаниям. Кстати, рекомендую книгу к прочтению.

«Появился среди наших кавалеров и граф Лев Николаевич Толстой, вернувшийся с Кавказа и уже создавший свое «Детство» и «Отрочество» и роман «Казаки». Он усердно танцевал, знакомился, ухаживал, носился сам с собой и искал везде и во всех, по собственному признанию, героев и героинь для будущих своих произведений. Много мазурок просидела я с ним, спорила без конца о его героях и героинях, о суете мирской, о призвании человека, о соблазнах, вносимых в народные массы нашею роскошью и балами, и остаюсь при своем мнении, что у него на чердаке уже и тогда не все было в порядке».

П. С. Уварова воспоминания «Былое. Давно прошедшие счастливые дни»

Граф не скрывал, что ходил страдать на балы ради юной княжны, а потому вскоре стал навещать семью Щербацких дома. Его принимали родители и приглашали Прасковью для беседы с гостем. Незаметно для всех, граф стал выбирать те дни для визитов, на которые назначались очередные танцы, и юная Прасковья лишалась удовольствия. Ее это смешило. К осени граф уже не давал повода сомневаться в серьезности его намерений, и когда родителям оставалось только ждать его на пороге с объяснением, мать княжны решила поговорить с дочерью. Этот разговор Прасковья Сергеевна описала в своих воспоминаниях. Матушка обращала ее внимание на большую разницу в возрасте с графом, его увлечение наукой и совершенное равнодушие к светскому обществу.

«Я сердечно поблагодарила мать за ее ко мне сердечное отношение и ответила, что, выросшая в многолюдной богобоязненной семье, я давно поняла, какие требования предъявляет нам жизнь, что граф мне нравится своей серьезностью, и что я горжусь тем предпочтением, которое он мне оказывает».

П. С. Уварова воспоминания «Былое. Давно прошедшие счастливые дни»

Прасковья Сергеевна описывает массу забавных ситуаций, которые происходили в период ухаживаний богача-историка: подосланный негр с розаном, доставка персиков на роскошных тройках и сцена в парке, где у нее понесла лошадь. Граф прогуливался пешком и был одним из тех, кто увидел, как княжна попала в сложную ситуацию, но удержалась в седле. От скачки она растеряла сумочку и шляпку.

«Подошел граф с моей шляпой в руках. Подавая ее мне, он взволнованно и сурово вскричал: «Что за ужас, никогда не позволю моей жене ездить на подобных бешеных лошадях». — «Надеюсь, граф, — сказала я ему в ответ, — что Вы будете более ласковым голосом обращаться к жене вашей, если пожелаете, чтобы желания Ваши были исполнены». Он подошел ближе и, сняв шляпу, тихо проговорил: «Извините меня, княжна».

П. С. Уварова воспоминания «Былое. Давно прошедшие счастливые дни»

В конце ноября 1857 года граф Уваров посватался к княжне Щербацкой и получил согласие. Уже в январе 1858 года они повенчались.

Сорт чайной розы «Графиня Уварова» заказал знаменитому французскому селекционеру Жаку Жюльену Марготтену русский граф для своей жены, когда они проводили медовый месяц в Европе.

За первые 10 лет семейной жизни графиня родила семерых детей, из которых выжило шесть.

Жизнь Уваровых – сплошная круговерть экспедиций, заседаний, раскопок, ученых съездов, собирания коллекций для музея, земских хлопот. Эти двое сделали так много для становления российской археологии и истории, что их имена стоило бы произносить чаще, а память увековечить. Прасковья Сергеевна полностью разделяла дело мужа, поддерживала его и постепенно стала равноправной соратницей.

В своих воспоминаниях она описывает краткие приезды с мужем в Карачарово – это место привлекало их именно как археологов. В овраге рядом с усадьбой в 1877 году граф открыл палеолитическую стоянку, то есть первым нашел «каменный век в России». Следов стоянки теперь не найти. Видимо, она оказалась под дамбой, соединившей склоны оврага. Именно карачаровские раскопки стали главным аргументом графа Уварова в споре с западными историками о том, жили ли люди в средней полосе России в каменном веке. При этом жить длительное время Уваровым тут не приходилось – из всех имений они предпочитали Поречье в Можайском уезде – там был шикарный дом, парк, коллекции.

В 1884 году граф Уваров скончался от болезни сердца. О душевной скорби графиня писать в воспоминаниях не стала. Прасковья Сергеевна считала напряжение и хлопоты, связанные с организацией Исторического музея в Москве главной причиной «той болезни сердца, которая мало-помалу подтачивала здоровье мужа и унесла его в могилу». Теперь ее жизнь была посвящена только детям и науке. Расцвет научной и организаторской деятельности Уваровой пришелся на последние 15 лет XIX и начало XX века. В это время она «вышла из тени» своего знаменитого мужа, выступала как самостоятельный и весьма авторитетный деятель, во всяком случае, именно так оценивала ее труды научная общественность. Она стала бессменным председателем Археологического общества, почётным членом Российской Академии наук, автором 174 работ по истории и археологии. Её называли «второй Дашковой».

В 1891 году, когда ее младший ребенок достиг совершеннолетия, Прасковья Сергеевна решила разделить имущество между детьми, отписав каждому имение и финансовую долю. Себе она оставила Карачарово, и переехала туда с незамужними дочерями Прасковьей и Екатериной.

«Когда мы переехали в Карачарово, то дом оказался без полов и оконных рам, и нам пришлось довольствоваться одним из флигелей, предоставляя второй кухне и прислуге. Контору же и управляющего конторой, занимавшего этот флигель, перевели в лес, где выстроены для них помещения. Мы очень скоро привыкли и полюбили свое Карачарово, несмотря на то, что там не было ни великолепного многодесятинного парка, ни великолепных оранжерей, ни всех художественных богатств Поречья, о которых нередко вспоминалось; полюбили и наслаждались в самом Карачарове великолепием вида на могучую многоводную Оку, на восходы и заходы солнца, на лунные вечера, а в Лесном (так назвали поселок, который основался в нашем лесном царстве) — дивным лесом, соснами, дубами и богатством флоры в более низменных местах по речке Велетьме, той самой, которая была открыта мужем среди дебрей еще не разработанного леса, Велетьме, которая вливалась в речку Тешу, приток Оки, дала возможность разрабатывать лес, сплавляя его в безлесные местности нашей великой России».

П. С. Уварова воспоминания «Былое. Давно прошедшие счастливые дни»

Карачарово было лесным имением, и графиня умело управляла имеющимися в ее руках ресурсами. Более того, она выступала за сохранение Мещерских лесов и была противником вырубки ради наживы. В эти годы в имении уже нет большего полевого хозяйства – перенаселенное Карачарово нуждалось в огородах, и Уваровы отдали крестьянам не только всю пахотную землю, но и часть заливных лугов на противоположном берегу Оки.

Встречаются сведения, что Прасковья Сергеевна охотно скупала землю в отдаленных углах узда и вскоре стала самой крупной муромской землевладелицей. Она уделяла внимание земским вопросам – особенно образованию и здравоохранению. Уварова тратила собственные средства на устройство школ и больниц, покровительствовала талантливым педагогам. Именно к ней убежал из селаЖайска (Муромский уезд) учитель Иван Губкин, будущий основоположник советской нефтяной геологии и академик СССР. Его педагогическая карьера чуть было не оборвалась из-за конфликта с попечителем Жайской школы Быковым, который настаивал не на науках в школе, а на молитвах.

Получить работу у графини можно было, только имея безупречную репутацию порядочного и трезвого человека. Наверное, поэтому на фото ее служащих такие умные приятные лица.

Кстати, Навашинский судостроительный завод “Ока” начался с инициативы Прасковьи Сергеевны: это она выделила земельный участок и лес для строительства Липнинской судоверфи – филиала Кулебакского горного завода.

Разумеется, графиня Уварова все также выезжала на все мероприятия, связанные с ее научной деятельностью, поэтому ее нахождение в Карачарове не было постоянным. Однако, судя по сохранившимся старым фото, дом был приведен в полнейший порядок. Фасад со стороны реки очень прост, и главным его архитектурным украшением являлись пышные лестницы, поднимающиеся на балкон второго этажа параллельно фасаду с заворотом в сторону реки, и широкая центральная лестница, ведущая к входам первого этажа, находящимся под центральным балконом. Две террасы, расположенные уступами к воде, с широкими каменными лестницами продолжают начатый от входов во дворец спуск к реке и дают возможность видеть фасад целиком как издали, так и от самого обреза водной глади.

Муромские окрестности продолжали благодарить графиню редкими археологическими находками, обнаруженными столь случайно, что начинаешь верить в провидение.

«Лето 1910 года памятно мне неожиданной находкой огромного мерянского могильника почти под самым Муромом. Собирались проложить шоссе из Мурома в Меленки, начали с насыпи, для которой, чтобы не портить крестьянских полей, решено было под лопату снимать землю по сторонам пути и с первых же ударов лопаты открылся сплошной огромный могильник с сохранившимися костяками, украшенными с головы до ног бронзовыми бляхами, цепками, кольцами, колокольцами, с расшитыми головными уборами и такою же обувью. Костяки лежали в полном порядке, очень близко один от другого и видимо не были никем и никогда тронуты. За мной прислали в Карачарово, и по осмотру этой удивительной находки я просила инженера, заведующего проведением дороги, принять меры для сохранения его целости, пока не рассмотрим и не запишем подробностей. Я телеграфировала в Москву, и к нам на помощь приехал Городцов с музейным служителем, и нам удалось вырезать для музея целую женскую могилу, вдвинуть под нее доску, прикрепить к ней разные подробности (размещение костяка и вещей), упаковать и перевезти в Московский музей. Большая часть остальных вещей были разобраны любителями, а большая часть могильника, вероятно, хранится еще до сих пор под землею».

П. С. Уварова воспоминания «Былое. Давно прошедшие счастливые дни»