СЕМЬ МИЛАНСКИХ МАСТЕРОВ: В ТЕНИ ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ Рассматривать творчество живописцев миланс...
История "Сикстинской Мадонны" - (0)✨История одного шедевра. "Сикстинская Мадонна" История одного шедевра: что скрывает &q...
Рисунки Леонардо да Винчи - (0)РИСУНКИ ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ (1452-1519), ЧАСТЬ II За всю жизнь Леонардо да Винчи создал лишь ок...
Рене Магритт - (0)РЕНЕ МАГРИТТ: ЗАГАДКИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ + 11 КАРТИН Рене Магритт (1898-1967). Сын человеческий, 19...
Осенний джаз - (0)✨ Идеальный осенний джазовый маршрут Добро пожаловать на Jazz-музыка, постоянну...
Памяти Фёдора Михайловича Достоевского |
Фёдор Михайлович Достоевский не просто писатель, который стал явлением в русской словесности. Он один из немногих писателей, которые смогли вписаться в контекст мировой литературы. Фёдор Михайлович открыл главные законы существования человека в целом и законы существования русского человека в частности. Можно с уверенностью сказать, что Достоевский –наш национальный архетип. Он дал анализ русского человека, его исторической природы. До Достоевского никто из русских писателей этого не делал.
Актуальность творчества Достоевского в своё время точно сформулировал В. В. Розанов в своей книге «Мысли о литературе». Он писал в статье «О Достоевском»:
«Теперь, когда с нумерами «Нивы», полное собрание сочинений Достоевского будет разнесено по самым далёким и укромным уголкам России, действие его на умственное и нравственное развитие нашего общества получит, наконец, те размеры, к каким оно способно по внутренним своим качествам, без всяких внешних задерживающих обстоятельств».
В 1857 году Достоевскому восстанавливают дворянский титул. А в 1859 году он возвращается в Петербург. Он отсутствовал десять лет и полностью выпал из светской и литературной жизни. За время его отсутствия разгорелась жаркая полемика между западниками и славянофилами .Безусловно, Достоевский разделял позиции славянофилов, но к его возвращению это уже был вчерашний день. Жизнь не стояла на месте. Вокруг журнала «Время», которым заведовал старший брат Михаил, начинает формироваться общество почвенников, куда входили братья Достоевские, Апаллон-Григорьев и многие другие. Они будут отстаивать русский, самобытный путь развития России.
В 1860–80-х годах Федор Достоевский написал романы, которые потом назвали «великим пятикнижием» — «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток» и «Братья Карамазовы». Все они, кроме «Подростка», вошли в список «100 лучших книг всех времен» по версии Норвежского книжного клуба и Норвежского института имени Нобеля.
В конце 1875 Достоевский вновь возвращается к публицистической работе — «моножурналу» «Дневник писателя» (1876 и 1877), имевшему большой успех и позволивший писателю вступить в прямой диалог с читателями-корреспондентами.
Автор так определял характер издания: «„Дневник писателя» будет похож на фельетон, но с тою разницею, что фельетон за месяц естественно не может быть похож на фельетон за неделю. Я не летописец: это, напротив, совершенный дневник в полном смысле слова, то есть отчет о том, что наиболее меня заинтересовало лично».
«Дневник» 1876—1877 — сплав публицистических статей, очерков, фельетонов, «антикритик», мемуаров и художественных произведений. В «Дневнике» преломились непосредственные, по горячим следам, впечатления и мнения Достоевского о важнейших явлениях европейской и русской общественно-политической и культурной жизни, волновавшие Достоевского юридические, социальные, этико-педагогические, эстетические и политические проблемы.
Большое место в «Дневнике» занимают попытки писателя увидеть в современном хаосе контуры «нового создания», основы «складывающейся» жизни, предугадать облик «наступающей будущей России честных людей, которым нужна лишь одна правда».
Критика буржуазной Европы, глубокий анализ состояния пореформенной России парадоксальным образом сочетаются в «Дневнике» с полемикой против различных течений социальной мысли 1870-х гг., от консервативных утопий — до народнических и социалистических идей.
В последние годы жизни возрастает популярность Достоевского. В 1877 он был избран членом-корреспондентом Петербургской АН. В мае 1879 писателя пригласили на Международный литературный конгресс в Лондон, на сессии которого он был избран членом почетного комитета международной литературной ассоциации.
Активно участвует Достоевский в деятельности Петербургского Фребелевского общества. Часто выступает на литературно-музыкальных вечерах и утренниках с чтением отрывков из своих произведений и стихотворений Пушкина. В январе 1877 Достоевский под впечатлением «Последних песен» Некрасова навещает умирающего поэта, часто видится с ним в ноябре; 30 декабре произносит речь на похоронах Некрасова.
Деятельность Достоевского требовала непосредственного знакомства с «живой жизнью». Он посещает (при содействии А. Ф. Кони) колонии малолетних преступников (1875) и Воспитательный дом (1876). В 1878 после смерти любимого сына Алёши совершает поездку в Оптину пустынь, где беседует со старцем Амвросием. Особенно волнуют писателя события в России.
В марте 1878 Достоевский находится на процессе Веры Засулич в зале Петербургского окружного суда, а в апреле отвечает на письмо студентов, просивших высказаться по поводу избиения лавочниками участников студенческой демонстрации; В феврале 1880 присутствует на казни И. О. Млодецкого, стрелявшего в М. Т. Лорис-Меликова.
Интенсивные, многообразные контакты с окружающей действительностью, активная публицистическая и общественная деятельность служили многосторонней подготовкой к новому этапу творчества писателя. В «Дневнике писателя» вызревали и опробовались идеи и сюжет его последнего романа. В конце 1877 Достоевский объявил о прекращении «Дневника» в связи с намерением заняться «одной художнической работой, сложившейся … в эти два года издания „Дневника» неприметно и невольно».
Роман «Братья Карамазовы», как его называли «житие великого грешника, стал последним произведением Достоевского. Он был дописан в ноябре 1880 года.
"Братья Карамазовы"— итоговое произведение писателя, в котором художественное воплощение получили многие идеи его творчества. История Карамазовых, как писал автор,— это не просто семейная хроника, а типизированное и обобщенное «изображение нашей современной действительности, нашей современной интеллигентской России».
Философия и психология «преступления и наказания», дилемма «социализма и христианства», извечная борьба «божьего» и «дьявольского» в душах людей, традиционная для классической русской литературы тема «отцов и детей» — такова проблематика романа. В «"Братьях Карамазовых"» уголовное преступление связано с великими мировыми «вопросами» и вечными художественно-философскими темами.
В январе 1881 Достоевский выступает на заседании совета Славянского благотворительного общества, работает над первым выпуском возобновленного «Дневника писателя», разучивает роль схимника в «Смерти Иоанна Грозного» А. К. Толстого для домашнего спектакля в салоне С. А. Толстой, принимает решение «непременно участвовать в пушкинском вечере» 29 января.
Он собирался «издавать „Дневник писателя» … в течение двух лет, а затем мечтал написать вторую часть „"Братьев Карамазовых", "где появились бы почти все прежние герои…".
Дневник писателя (1876) — Достоевский Ф.М.
Январь
Глава первая
I. Вместо предисловия
О Большой и Малой Медведицах, о молитве великого Гете и вообще о дурных привычках
…Хлестаков, по крайней мере, врал-врал у городничего, но всё же капельку боялся, что вот его возьмут, да и вытолкают из гостиной. Современные Хлестаковы ничего не боятся и врут с полным спокойствием.
Нынче все с полным спокойствием. Спокойны и, может быть, даже счастливы. Вряд ли кто дает себе отчет, всякий действует «просто», а это уже полное счастье. Нынче, как и прежде, все проедены самолюбием, но прежнее самолюбие входило робко, оглядывалось лихорадочно, вглядывалось в физиономии: «Так ли я вошел? Так ли я сказал?» Нынче же всякий и прежде всего уверен, входя куда-нибудь, что всё принадлежит ему одному. Если же не ему, то он даже и не сердится, а мигом решает дело; не слыхали ли вы про такие записочки:
«Милый папаша, мне двадцать три года, а я еще ничего не сделал; убежденный, что из меня ничего не выйдет, я решился покончить с жизнью…»
И застреливается. Но тут хоть что-нибудь да понятно: «Для чего-де и жить, как не для гордости?» А другой посмотрит, походит и застрелится молча, единственно из-за того, что у него нет денег, чтобы нанять любовницу. Это уже полное свинство.
Уверяют печатно, что это у них от того, что они много думают. «Думает-думает про себя, да вдруг где-нибудь и вынырнет, и именно там, где наметил». Я убежден, напротив, что он вовсе ничего не думает, что он решительно не в силах составить понятие, до дикости неразвит, и если чего захочет, то утробно, а не сознательно; просто полное свинство, и вовсе тут нет ничего либерального. И при этом ни одного гамлетовского вопроса:
Но страх, что будет там ...
И в этом ужасно много странного. Неужели это безмыслие в русской природе? Я говорю безмыслие, а не бессмыслие. Ну, не верь, но хоть помысли. В нашем самоубийце даже и тени подозрения не бывает о том, что он называется я и есть существо бессмертное. Он даже как будто никогда не слыхал о том ровно ничего. И, однако, он вовсе и не атеист. Вспомните прежних атеистов: утратив веру в одно, они тотчас же начинали страстно веровать в другое. Вспомните страстную веру Дидро, Вольтера… У наших — полное tabula rasa, да и какой тут Вольтер: просто нет денег, чтобы нанять любовницу, и больше ничего.
Самоубийца Вертер, кончая с жизнью, в последних строках, им оставленных, жалеет, что не увидит более «прекрасного созвездия Большой Медведицы», и прощается с ним. О, как сказался в этой черточке только что начинавшийся тогда Гете! Чем же так дороги были молодому Вертеру эти созвездия? Тем, что он сознавал, каждый раз созерцая их, что он вовсе не атом и не ничто перед ними, что вся эта бездна таинственных чудес божиих вовсе не выше его мысли, не выше его сознания, не выше идеала красоты, заключенного в душе его, а, стало быть, равна ему и роднит его с бесконечностью бытия…. и что за всё счастие чувствовать эту великую мысль, открывающую ему: кто он? — он обязан лишь своему лику человеческому.
«Великий Дух, благодарю Тебя за лик человеческий, Тобою данный мне».
Вот какова должна была быть молитва великого Гете во всю жизнь его. У нас разбивают этот данный человеку лик совершенно просто и без всяких этих немецких фокусов, а с Медведицами, не только с Большой, да и с Малой-то, никто не вздумает попрощаться, а и вздумает, так не станет: очень уж это ему стыдно будет.
— О чем это вы заговорили? — спросит меня удивленный читатель.
— Я хотел было написать предисловие, потому что нельзя же совсем без предисловия.
— В таком случае лучше объясните ваше направление, ваши убеждения, объясните: что вы за человек и как осмелились, объявить «Дневник писателя»?
Но это очень трудно, и я вижу, что я не мастер писать предисловия. Предисловие, может быть, так же трудно написать, как и письмо. Что же до либерализма (вместо слова «направление» я уже прямо буду употреблять слово: «либерализм»), что до либерализма, то всем известный Незнакомец, в одном из недавних фельетонов своих, говоря о том, как встретила пресса наша новый 1876 год, упоминает, между прочим, не без едкости, что всё обошлось достаточно либерально.[7] Я рад, что он проявил тут едкость. Действительно, либерализм наш обратился в последнее время повсеместно — или в ремесло или в дурную привычку. То есть сама по себе это была бы вовсе не дурная привычка, но у нас всё это как-то так устроилось. И даже странно: либерализм наш, казалось бы, принадлежит к разряду успокоенных либерализмов; успокоенных и успокоившихся, что, по-моему, очень уж скверно, ибо квиетизм всего бы меньше, кажется, мог ладить с либерализмом. И что же, несмотря на такой покой, повсеместно являются несомненные признаки, что в обществе нашем мало-помалу совершенно исчезает понимание о том, что либерально, а что вовсе нет, и в этом смысле начинают сильно сбиваться; есть примеры даже чрезвычайных случаев сбивчивости. Короче, либералы наши, вместо того чтоб стать свободнее, связали себя либерализмом как веревками, а потому и я, пользуясь сим любопытным случаем, о подробностях либерализма моего умолчу. Но вообще скажу, что считаю себя всех либеральнее, хотя бы по тому одному, что совсем не желаю успокоиваться. Ну вот и довольно об этом. Что же касается до того, какой я человек, то я бы так о себе выразился: «Je suis un homme heureux qui n’a pas l’air content», то есть по-русски: «Я человек счастливый, но — кое-чем недовольный»…
На этом и кончаю предисловие. Да и написал-то его лишь для формы.
Серия сообщений "Достоевский":
Часть 1 - Анна Григорьевна Достоевская (1846 — 1918)
Часть 2 - 11 ноября 1821 года родился Федор Михайлович Достоевский
...
Часть 23 - Ко дню рождения Федора Михайловича Достоевского
Часть 24 - Памяти Фёдора Михайловича Достоевского
Часть 25 - Памяти Фёдора Михайловича Достоевского
Часть 26 - Фёдор Михайлович Достоевский. Слово о Русском Сердце.
Часть 27 - Высказывания Фёдора Михайловича Достоевского о России
...
Часть 30 - 200-лет со дня рождения Федора Достоевского
Часть 31 - Любимые картины Достоевского
Часть 32 - 11 ноября 1821 года родился Федор Достоевский
« Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |