Ноябрь 1950. На опушке солнышко еще греет, но земля, если палкой стукнешь, – отстукивается, и лужи в колеях промерзли до земли, все лужи, вся вода, и собаке негде напиться. Сильно надо стукнуть тяжелой палкой, чтобы пробить лед. И каждый раз, когда я пробиваю, собака, опустив нос, стоит и ждет, и когда пробьется – бросается пить воду: значит, это она уже понимает, что подо льдом должна быть вода. Ей еще только год и трудно понять, где она познала такую премудрость, что подо льдом надо ожидать воду. Разве, может быть, она уже за лето познала, что после дождей в колеи собирается вода?

Однако ожидания Жальки напрасны: колеи или насквозь промерзли до земли, или под корочкой льда толщиною в палец до самой земли пустота. Раз и два и три мы так сделали, и все нет воды. В последний раз Жалька, понюхав землю подо льдом, взяла хорошую льдину в рот, чтобы с ней поиграть и, подбросив вверх, сама скакнула за ней, как за живой. Это было на южной опушке леса, где на солнышке бывает чудесно. Я сел на пень, а Жалька играла со льдинкой. Вдруг ей что-то показалось, и она эту льдинку не подбросила, а лизнула и, что-то поняв, осторожно взяла льдинку в рот, принесла к моим ногам, улеглась и стала ее лизать, лизать, отламывать кусочки, хрустеть и глотать. Так молодая собака поняла, что вода бывает в жидком состоянии и твердом – льдом. Поймет ли она когда-нибудь, что пар от весенней земли есть третье, газообразное состояние той же воды? Скорее всего не поймет, и зачем ей это нужно, если паром напиться нельзя?
 

Михаил Пришвин и пойнтер Кадо