Иннокентий Фёдорович Анненский родился в Омске, где в то время работал его отец, крупный государственный чиновник. В 1860-м семья переехала в Петербург.

Пятилетним ребёнком Анненский перенёс тяжелую болезнь сердца, что отразилось впоследствии не только на его жизни, но и на творчестве. Он учился в нескольких петербургских гимназиях, но болезнь постоянно мешала учёбе. В 1875 году юноше всё же удалось экстерном сдать экзамены за полный гимназический курс, и он поступает на отделение словесности историко-филологического факультета Петербургского университета.

Важную роль в жизни Анненского сыграл старший брат Николай Фёдорович, известный экономист и публицист: у него младший и жил большей частью, и к сдаче экзаменов экстерном готовится с его помощью. Советы не печататься до 30 лет, давать стихам годами «вылёживаться» – станут законами для Иннокентия Федоровича до конца жизни.

В университете Анненский специализировался по античной литературе и овладел четырнадцатью языками, в том числе санскритом и древнееврейским.

Сентябрь

Раззолочённые, но чахлые сады
С соблазном пурпура на медленных недугах,
И солнца поздний пыл в его коротких дугах,
Невластный вылиться в душистые плоды.

И желтый шелк ковров, и грубые следы,
И понятая ложь последнего свиданья,
И парков черные, бездонные пруды,
Давно готовые для спелого страданья…

Но сердцу чудится лишь красота утрат,
Лишь упоение в завороженной силе;
И тех, которые уж лотоса вкусили,
Волнует вкрадчивый осенний аромат.

* И тех, которые уж лотоса
вкусили — по верованиям древних
греков, цветок лотоса заставлял
забыть о прошлом и даровал блаженство.

Окончил университет в 1879 году со званием кандидата – оно присваивалось выпускникам, дипломные сочинения которых представляли особую научную ценность.

В 1877 году Анненский страстно влюбляется в Надежду Валентиновну Хмара-Барщевскую, вдову с двумя детьми, которая была четырнадцатью годами старше него. По окончании университета он женится на ней.

В 1880 году у них родился сын Валентин.

«Любовь — это не покой, она должна иметь нравственный результат, прежде всего для любящих.»

С 1879-го по 1890-й  Анненского преподает латынь и греческий в петербургских гимназиях, читает лекции по теории словесности на Высших женских (Бестужевских) курсах. Стремясь обеспечить семью, молодой преподаватель ведёт в гимназии до 56 уроков в неделю, что и совсем здоровому человеку не под силу.

В 1891 году он был назначен на пост директора киевской гимназической Коллегии; в дальнейшем директорствует в 8-й петербургской гимназии (1893 – 1896) и Николаевской гимназии в Царском Селе (1896 – 1906). Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905 – 1906 годов была причиной его удаления от этой должности: он переведён в Санкт-Петербург окружным инспектором и остаётся им до 1909 года, когда незадолго до своей смерти выходит в отставку.

С 1881 года начинают публиковаться статьи Анненского по педагогическим проблемам. В них он высказывал свои взгляды на «гуманное образование», которое должно развивать в ученике ум и фантазию, утверждал первостепенную роль родной речи в воспитании. Как педагог он оказал благотворное влияние на целую плеяду русских поэтов. Многие из них были лично знакомы с Анненским, поскольку учились в его гимназии; среди них и Гумилёв, который сделал первые шаги в поэзии именно под его руководством.

Ещё в Киеве возник грандиозный замысел Анненского – перевести на русский язык все 19 трагедий Еврипида. Переводы по мере завершения публиковались с предисловиями-истолкованиями в «Журнале Министерства народного просвещения» и вышли посмертно в четырёх томах (1916–1917). С этой огромной работой связаны и собственные драматические произведения Анненского: «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаодамия» (1906) «Фамира-кифарэд» (1906).

Занимался Анненский также и поэтическими переводами французских классиков – Бодлера, Малларме, Леконта де Лиля, Рембо, Верлена.

Всё это время он продолжает писать стихи и в 1904 году решается, наконец, их опубликовать. Сборник «Тихие песни» выходит под псевдонимом «Ник. Т-о». Псевдоним этот имел двойной смысл: буквы были взяты из имени Иннокентий, а «никто» – так назвался Одиссей, когда попал в пещеру Полифема.

Символисты (Блок, Брюсов.) отнеслись к сборнику более чем сдержанно. Но Анненский и не рассчитывал на успех и понимание, признавался, что работает для будущего. После издания почти не замеченных «Тихих песен» он пишет, оттачивая свою чуждую всем стандартам критическую прозу, ряд оригинальных по мысли и слогу статей о Гоголе, Достоевском, Тургеневе, Чехове. Статьи были собраны в «Книге отражений» (1906); критика и публика встретили их с безразличием и недоумением. В 1909 году выходит вторая «Книга отражений», включающая, помимо статей о русской классике, исследования творчества Гейне, Ибсена, образов Гамлета и Иуды.

 

В 1909 году С. Маковский приглашает Анненского в открывающийся журнал «Аполлон» как поэта и критика-редактора. В первом номере журнала публикуются стихи Анненского и начало его программной статьи «О современном лиризме». Статья вызвала обиду и раздражение у ряда поэтов и повлияла на добрые отношения с Маковским; публикация цикла стихотворений для второго номера была отложена на неопределённый срок.

Перенапряжение в работе и болезненные переживания приводят к резкому обострению сердечной болезни. 11 декабря (по старому стилю 30 ноября) 1909 года Анненский скоропостижно скончался на ступеньках Царскосельского (Витебского) вокзала.

Вторая книга его лирики, названная «Кипарисовый ларец», была опубликована посмертно в 1910 году. О ней весьма уважительно отозвались Волошин, Гумилёв, Вячеслав Иванов, Брюсов.

Общепризнанно, что поэзия Анненского оказала сильное влияние на творчество акмеистов, которые объявили поэта своим духовным учителем.

Своей главной книги Иннокентий Фёдорович Анненский не увидел: «Кипарисовый ларец», ставший событием в поэзии XX века, вышел посмертно. До этого его автор был известен как педагог, филолог-эллинист, переводчик Еврипида. Одним из первых начав осваивать достижения французских символистов, которых он много переводил, Анненский выступил с книгой «Тихие песни» лишь в 1904 году под псевдонимом «Ник.Т-о» и был принят за молодого дебютанта. Сказались здесь и скрытность натуры, и тягота официального положения (статский советник, директор гимназии). Другая литературная родина Анненского, наряду с поэзией французского символизма, – русская социально-психологическая проза, особенно Достоевский, Гоголь. Выросший в семье брата, видного народника-публициста Н. Ф. Анненского, поэт впитал заветы гражданственности, сознание вины перед угнетёнными, муку интеллигентской совести; так возникли «Июль», «Картинка», «В дороге», «Старые эстонки». Критика долго не замечала этого второго лика Анненского, видя в нём лишь уединённого эстета: субъективизм формы, её нарочитая усложнённость – загадочность иносказаний, приёмы аллюзивного (намекающего) письма, «ребусы» настроений – мешали понять социально важное и общечеловеческое в содержании. Не была адекватно прочитана и литературно-критическая проза двух «Книг отражений» Анненского (СПб., 1906 и 1909); вычурная стилистика не сразу дала ощутить в них защиту критического реализма, убеждённость в общественной роли искусства.

В «Тихих песнях» Блоку виделись черты «болезненного надрыва», «душа, убитая непосильной тоской». Жёлчный Ходасевич даже прозвал Анненского «Иваном Ильичом» русской поэзии. Действительно, в «Кипарисовом ларце» преобладали печальные эмоции (циклы-триптихи «Трилистник тоски», «траурный», «кошмарный», «обречённости» и т. п.; то же в некоторых циклах-диптихах «Складни» и стихах раздела «Размётанные листы»). Но здесь сказалась не только декадентская поэтизация ущерба. «Любвеобильное сердце» Анненского (Вячесллав Иванов) хотело отозваться на общую боль, творчески преодолеть трагизм бытия с его проклятием старения и смерти. Страху смерти Анненский противопоставлял «страх жизни» в жестоком мире, драму незадавшихся судеб, погибших сил, участь «всех, чья жизнь невозвратима» («Вербная неделя», «Кулачишка», «Одуванчики», «Ель моя, елинка»). Ключевым для своего лиризма поэт не зря назвал стихотворение «Невозможно»: любовь в его стихах обычно «недопетое», подавленное чувство («В марте», «Бабочка газа», «Квадратные окошки», «Два паруса лодки одной»).

Брюсов писал, что автор «Кипарисового ларца» умел «подходить к каждому явлению и чувству с неожиданной стороны». Своеобычной была и поэтика Анненского. Противник религиозно-мистического символизма, он культивировал ассоциативную психологическую символику, в которой переживания лирического субъекта ищут аналогий в образах внешнего. Этот извечный в поэзии параллелизм психического и физического Анненский значительно обновил. Он расширил спектр образных аналогий, усилил предметность поэтического знака и понизил его в ранге; эмблемой переживаний стала судьба обыденной, бытовой вещи. При этом Я и Не-Я объединяло у «нерадостного поэта», как назвал Анненского Волошин, общее злосчастье. Судьба куклы, ради забавы брошенной в струю водопада, «озноб» старой шарманки, которая «никак не смелет злых обид», «умирание» воздушного шарика («Всё ещё он тянет нитку / И никак не кончит пытку») – таковы у Анненского иносказания «печали бытия». Снижен и излюбленный им среди тропов перифраз: тело повесившегося – «искривлённо-жуткий стручок», затворники библиотек – «зеленолицые», сердце – «счётчик муки». Глядя в поэтическое завтра, Анненский влёкся к «будничному слову», прозаизму, порой антиэстетичному, чуждался патетики и выспренности.

Импрессионист по типу творческого зрения, Анненский использовал призму «впечатления» в картинах реального и в пейзаже души. В стихотворении «Электрический свет в аллее» живописный контраст света и тени – знак сердечной драмы, психологический символ. Как ветку, которую яркий луч отобщил от других, героя хочет лишить привычного покоя чьё-то чувство, властное, как свет среди ночи. Подобно чтимому им Верлену, Анненский стремился растворить слово в звуковом потоке, музыкой стиха и «гамлетовской» интонацией раздумья, вопроса передать неясность переживания. Но автор «Кипарисового ларца» владел и мастерством твёрдого контура, однозначного и самоценного изображения окружающего со всей характерностью его бытовых и речевых красок («Шарики детские», «Песни с декорацией»). В отличие от большинства символистов эллинист Анненский чуждался в лирике античных образов; дань им он отдал лишь в четырёх трагедиях («Меланиппа-философ», «Царь Иксион», «Лаодамия», «Фамира-кифарэд», 1901-1906), но и в них, как отмечал автор, «отразилась душа современного человека».

Лишь под конец своего пути Анненский успел войти в литературную жизнь, участвовал в создании журнала «Аполлон», был чтим акмеистами. Мастеру «Кипарисового ларца» были обязаны Ахматова и Пастернак, Маяковский и Хлебников.

   30 ноября 1909 года на ступеньках   Царскосельского вокзала умирал человек, который при жизни «и тени не оставил» в русской поэзии. Высокопоставленный чиновник и известный педагог, самозабвенный переводчик и глубокий, иногда парадоксальный, критик, был, несмотря на далеко не юный возраст, начинающим стихотворцем, чья единственная «оригинальная» книга прошла незамеченной, а начавшееся незадолго до смерти сотрудничество с «Аполлоном» было прервано редактором без всяких объяснений.

Поэт, без которого наша словесность непредставима, оказался лишним для современников. Нечто подобное было немыслимо в пушкинскую эпоху. А в начале прошлого столетия это стало реальностью. Да, искусство развивалось стремительно, неудержимо, постоянно пополняясь сильными, оригинальными дарованиями. Но судьба Анненского – пасынка Серебряного века – кажется печальным предзнаменованием того перелома, который вскоре ожидал русскую культуру.

Анненский-поэт не считался ни с табелью о рангах, ни с наличием разных групп и направлений. Ничего, кроме собственно поэзии, его не интересовало. Слову, ему одному, Иннокентий Фёдорович посвятил жизнь. Стараясь не думать о тотальном одиночестве среди окружающих, просто игнорирующих неповторимые, отточенные стихотворения, ибо их автором был «Ник. Т-о» – человек без имени, не материализовавшаяся пустота. По горькой иронии судьбы, своей новой книги, где псевдонима не было в помине, поэт не увидел. Как не услышал уважительных слов, которые вдруг нашлись у собратьев по перу, до этого ограничивающихся высокомерием и небрежностью. Что ж, говорить хорошо лишь о мёртвых стало «доброй» традицией уже в те времена. Как и снобистское отношение «признанных» к «новичкам». Кажется, что лорнет Зинаиды Гиппиус, точнее, Антона Крайнего – неотъемлемая принадлежность многих современных литераторов. Иное отношение, заинтересованное, доброжелательное, пушкинское, выглядит скорее анахронизмом.

Анненский, едва ли не первым взваливший на себя психологический груз безвестности, достойно пронёс его до конца. Ничуть не заботясь о налаживании столь, казалось бы, нужных литературных контактов. Неукоснительно следуя собственному вкусу и собственной совести. Не давая себе поблажки ни в одной строке. Заставляя слабое, больное сердце работать на износ. Фанатично служа тому, во что верил: поэзии и вечности.

Единственный вид фанатизма, вызывающий безусловное доверие.

 

 

Серия сообщений "Анненский":
Часть 1 - Поэт Иннокентий Анненский
Часть 2 - Иннокентий Анненский
...
Часть 16 - Стихи
Часть 17 - Август. Выйди в сад... Как погода ясна!
Часть 18 - Иннокентий Фёдорович Анненский родился 1 сентября 1855 года
Часть 19 - Иннокентий Анненский и Анна Ахматова
Часть 20 - Иннокентий Анненский. Снег
Часть 21 - Он писал стихи