2 декабря 1913 года

Анна Ахматова вспоминала:

«Я познакомилась с Маяковским в двенадцатом году  . Мне нужно было видеть кого-то по делу в Луна-парке. Тут мне и представили Владимира Владимировича. Он очень настойчиво упрашивал меня прийти на премьеру, но я не могла».

11 февраля 1915 года

В кабаре «Бродячая собака» состоялся «Вечер пяти», на котором присутство­вали Маяковский и Ахматова. Маяковский прочитал стихотворение «Вам!», что «имело действие грома, получились даже обмороки». Значительно позже Ахматова вспоминала:

«Они орали, Маяковский стоял на эстраде совершенно спокойно и, не шевелясь, курил огромную сигару… Да. Вот таким я и запомнила его, очень красивым, очень молодым, большеглазым таким, среди воющих мещан».

17 февраля 1915 года

Ахматова и Маяковский встретились на именинах Федора Сологуба. Из дневника актрисы Веры Щеголевой:

«Ахматова, сидели мирно, беседовали. Вдруг появляется <поэт Петр> Потемкин, а за ним незнакомая фигура довольно мрачного вида, которой оказался Маяковский. Н. <Анастасия Чеботаревская, жена Сологуба> попросила его читать. <…> Читала еще Ахматова, такой чистотой и светом повеяло от ее стихов после „Облака в штанах“ и проституток Маяковск<ого>».

20 сентября 1920 года

На «понедельнике» Дома искусств  Чуковский прочитал доклад «Две России: Ахматова и Маяковский».

Январь 1921 года

В первом номере журнала «Дом искусств» опубликована статья Чуковского «Ахматова и Маяковский»:

«Трудно представить себе двух человек, столь непохожих один на другого, как Ахматова и Маяковский. Ахматова вся в тишине и еле сказанных, еле слышных словах, Маяковский орет, как тысячеголосая площадь. <…> Ахматова — благочестивая молитвенница: при каждом слове у нее Ангелы, Богородица, Бог. А Маяковский не может пройти мимо Бога, чтобы не кинуться на него с сапожным ножом. <…> Словом, тут не случайное различие двух — плохих или хороших — поэтов, тут две мировые стихии, два воплощения грандиозных исторических сил, — и пусть каждый по-своему решает, к которому из этих полюсов примкнуть, какой отвергнуть и какой любить».

20 мая 1921 года

В журнале «Книга и революция» (№ 8–9) напечатана рецензия Константина Федина на первый номер журнала «Дом искусств»:

«Для петербуржцев не нова статья К. Чуковского „Ахматова и Маяковский“: автор выступал не раз с докладами на тему „Две России“, и всем известно, что „Россия раскололась на Ахматовых и Маяковских“. <...> Хотя автор и уверяет, что он одинаково любит и Ахматову, и Маяковского, чувствуется, что о Руси Ахматовой он говорит с большей любовью, большей нежностью, чем о горластом дяденьке футуристов».

13 сентября 1921 года

Из письма Марины Цветаевой:

«Дорогая Анна Андреевна! Все эти дни о Вас ходили мрачные слухи  , с каждым часом упорнее и неопровержимей. <…> Скажу Вам, что единственным — с моего ведома — Вашим другом (друг — действие!) — среди поэтов оказался Маяковский, с видом убитого быка бродивший по картонажу „Кафе поэтов“. Убитый горем — у него, правда, был такой вид. Он же и дал через знакомых телеграмму с запросом о Вас…»

Конец сентября 1921 года

В журнале «Печать и революция» опубликована рецензия наркома просвещения РСФСР Анатолия Луначарского на «Дом искусств»:

«Лучше всего статья Чуковского „Ахматова и Маяковский“. <…> Пожалуй, затворницу Ахматову можно считать типичнейшей представительницей старого мира. Да и охватил ее, при малом объеме ее мирка, Чуковский всю. Маяковский же совершенно не покрывает собой новую Россию, об этом просто смешно говорить».

19 января 1922 года

Маяковский выступил на первом вечере «Чистка современной поэзии» в Политехническом музее в Москве. Речь Маяковского в пересказе писателя Дмитрия Фурманова:

«Комнатная интимность Ахматовой, мистические стихотворения Вячеслава Иванова и его эллинские мотивы — что они значат для суровой, железной нашей поры? <…> Разумеется, как литературные вехи, как последыши рухнувшего строя они найдут свое место на страницах литературной истории, но для нас, для нашей эпохи — это никчемные, жалкие и смешные анахронизмы».

Писатель Эмилий Миндлин вспоминал:

«Когда Осип Брик поставил на голосование предложение Маяковского: запретить Анне Ахматовой на три года писать стихи, „пока не исправится“, большинство простым поднятием рук поддержало Маяковского». 

Апрель-май 1922 года

В альманахе «Цех поэтов» напечатана рецензия Георгия Адамовича на статью Чуковского «Ахматова и Маяковский»:

«Неужели не понимает наш знаменитый критик, что „парижские интонации“ есть именно то, без чего Ахматова перестала бы быть поэтом, <…> есть просто высокая сознательность поэта, не желающего превратиться в соловья».

18 августа 1922 года

Маяковский выступил на диспуте «Современные писатели и революционный народ» в 3-й студии Московского Художественного театра:

«Великий грех Осинского тот, что он считает хорошей писательницей Анну Ахматову, которую лучше называть Ахматкиной (как это сделано в пародии у Фореггера). Стихи Ахматовой очень удобно петь на мотив „Ехал на ярмарку ухарь купец“».

Май 1924 года

Анна Ахматова позже вспоминала:

«В последний раз я видела Маяковского так. Это было в 24 году. Мы с Николаем Николаевичем <Пуниным> шли по Фонтанке. Я поду­мала: сейчас мы встретим Маяковского. И только что мы приблизились к Невскому, из-за угла — Маяковский! Поздоровался. „А я только что подумал: ‚Сейчас встречу Ахматову‘“. Я не сказала, что подумала то же… Мы постояли минуту. Маяковский язвил: „Я говорю Асееву — какой же ты футурист, если Ахматовой стихи сочиняешь?“».

17 мая 1925 года

Запись поэта Льва Горнунга: «Узнал сегодня, что Маяковский, Пастернак и Асеев решили устроить вечер в пользу Анны Ахматовой».

Февраль-март 1926 года

Маяковский посещает Тифлис. Поэт Симон Чиковани вспоминал, что, находясь среди грузинских поэтов и художников, Маяковский после своих стихов читал Блока, а потом вдруг неожиданно прочел два стихотворения Анны Ахматовой: 

«Стихи Ахматовой он читал с редкой проникновенностью, с трепетным и вдохновенным к ним отношением. Все были удивлены. Один из присутствующих вслух выразил это удивление: „Вы и Ахматова?“ Маяковский чуть помрачнел, но ответил спокойно: „Надо знать хорошо и тех, с кем не согласен, их нужно изучать“.
     — Не думал, что Ваш бархатный бас так подойдет к изысканным и хрупким строчкам Ахматовой.
     Маяковский внимательно посмотрел на меня и деловым тоном ответил:
     — Это стихотворение выражает изысканные и хрупкие чувства, но само оно не хрупкое, стихи Ахматовой монолитны и выдержат давление любого голоса, не дав трещины».

14 апреля 1930 года

Самоубийство Маяковского. Из воспоминаний Ахматовой:

«Помню день, когда было получено известие о смерти Маяковского. Я вышла на улицу. Иду по Жуковской. И первое, что я увидела, — рабочие ломают „головы кобыльей вылеп“ над воротами того самого дома, куда он ходил, где он жил. <…> На меня это произвело тогда потрясающее впечатление».

Март 1940 года

Ахматова пишет стихотворение «Маяковский в 1913 году»:

Я тебя в твоей не знала славе,
Помню только бурный твой рассвет,
Но, быть может, я сегодня вправе
Вспомнить день тех отдаленных лет.
Как в стихах твоих крепчали звуки,
Новые роились голоса...
Не ленились молодые руки,
Грозные ты возводил леса.
Все, чего касался ты, казалось
Не таким, как было до тех пор,
То, что разрушал ты, — разрушалось,
В каждом слове бился приговор.
Одинок и часто недоволен,
С нетерпеньем торопил судьбу,
Знал, что скоро выйдешь весел, волен
На свою великую борьбу.
И уже отзывный гул прилива
Слышался, когда ты нам читал,
Дождь косил свои глаза гневливо,
С городом ты в буйный спор вступал.
И еще не слышанное имя
Молнией влетело в душный зал,
Чтобы ныне, всей страной хранимо,
Зазвучать, как боевой сигнал.

Это стихотворение станет единственным и наиболее полным отзывом Ахматовой: от всех последующих настойчивых предложений написать воспоминания о Маяковском она будет категорически отказываться.

В том же году в 3-м номере журнала «Знамя» выходит статья Лили Брик «Маяковский и чужие стихи»:

«Влюбленный Маяковский чаще всего читал Ахматову. Он как бы иронизировал над собой, сваливая свою вину на нее, иногда даже пел на какой-нибудь неподходящий мотив самые лирические, нравящиеся ему строки. Он любил стихи Ахматовой и издевался не над ними, а над своими сантиментами, с которыми не мог совладать. <…>
     Когда он жил еще один и я приходила к нему в гости, он встречал меня словами:
               Я пришла к поэту в гости.
               Ровно в полдень. Воскресенье.
     В то время он читал Ахматову каждый день».