Владимир Машков:
Моя мама Наталья Ивановна Никифорова была режиссером театра кукол, а папа Лев Петрович Машков – актером. И вся их жизнь до последнего прошла в театре: они его создавали, а я в нем рос. В школьные годы был монтировщиком сцены (или машинистом), ездил на гастроли, устанавливал декорации, помогал во время спектаклей и т.д. От помощника машиниста под руководством моих мамы и папы я прошел весь путь до актера.
Первый выход на сцену тоже случился в Театре кукол – в качестве актера в пионерском лагере «Солнечный». Там я сыграл небольшую роль, и так как получилось не совсем плохо, мне постепенно давали все больше и больше ролей.
Я уже был достаточно взрослым – 16 лет. Я из необычной семьи абсолютных фанатов театра. И театр был основной частью жизни в нашем доме. Когда мы жили на первом этаже в Новокузнецке, на ул. Орджоникидзе, споры дома не заканчивались даже после репетиций. «Ты понимаешь, что Буратино должен… Нужно аккуратнее нести!» А на улице бабушки сидели и говорили: «Актеры!.. Репетируют». Эта творческая атмосфера у нас была всегда.
Для меня театр – не успех и слава, а повседневный труд, это чудовищно тяжело.

Полгода уже предлагаю и буду продолжать предлагать. Русский театр рождался в семьях. В советских школах были театральные кружки. Сейчас огромное упущение. Важно вернуть в общеобразовательные школы такой предмет, как театр.
 

Я был в разных странах, работал с разными режиссерами. Голливуд подарил мне пословицу: «Ты хорош ровно настолько, насколько хороша твоя последняя роль.
 

Физическое и духовное в нашей профессии очень близко. Если твое тело тебе не подчиняется, то ты не сможешь находиться несколько часов в нужном состоянии.
 

Поверьте, Табаков действовал до последнего. Я думал, что он вечен. Палыч попадал в сложные ситуации, в двадцать с небольшим у него был инфаркт, но он выкарабкался. Он гладиатор, который продолжал бой, если ранение не смертельно.
 

Знаете, я много раз думал, что после определенных событий мне уже ничего не страшно. Но каждый следующий день несет новый вызов.
 

Время проходит, но дом – это навсегда.

 

Театральные люди