ДЕРЕВО РОДИНЫ

Рассказ

Мать с ним попрощалась на околице; дальше Степан Трофимов пошел один. Там, при выходе из деревни, у края проселочной дороги, которая, зачавшись во ржи, уходила отсюда на весь свет, - там росло одинокое старое дерево, покрытое синими листьями, влажными и блестящими от молодой своей силы. Старые люди на деревне давно прозвали это дерево "божьим", потому что оно было не похоже на другие деревья, растущие в русской равнине, потому что его не однажды на его стариковском веку убивала молния с неба, но дерево, занемогши немного, потом опять оживало и еще гуще прежнего одевалось листьями, и потому еще, что это дерево любили птицы, они пели там и жили, и дерево это в летнюю сушь не сбрасывало на землю своих детей - лишние увядшие листья, а замирало все целиком, ничем не жертвуя, ни с кем не расставаясь, что выросло на нем и было живым.

Степан сорвал один лист с этого божьего дерева, положил за пазуху и пошел на войну. Лист был мал и влажен, но на теле человека он отогрелся, прижался и стал неощутимым, и Степан Трофимов вскоре забыл про него.

Отойдя немного, Степан оглянулся на родную деревню. Мать еще стояла у ворот и глядела сыну вослед; она прощалась с ним в своем сердце, но ни слез не утирала с лица и не махала рукой, она стояла неподвижно. Степан тоже постоял неподвижно на дороге, в последний раз и надолго запоминая мать, какая она есть - маленькая, старая, усохшая, любящая его больше всего на свете; пусть хотя бы пройдет целый век, она все равно будет его ждать и не поверит в его смерть, если он погибнет. 

"Потерпи немного, - произнес ей сын в своей мысли, - я скоро вернусь, тогда мы не будем расставаться".

Старая мать осталась одна вдалеке - у ворот избы, за рожью, чтобы ждать сына обратно домой и томиться по нем, а сын ушел. Издали он еще раз обернулся, но увидел только рожь, которая клонилась и покорялась под ветром, избы же деревни и маленькая мать скрылись за далью земли, и грустно стало в мире без них.

Степан Трофимов был обученный, запасной красноармеец. Два года тому назад он отслужил свой срок в армии и еще не забыл, как нужно стрелять из винтовки. Поэтому он недолго побыл в районном городе и с очередным воинским эшелоном был отправлен воевать с врагом на фронт.

На фронте было пустое поле, истоптанное до последней былинки, и тишина. Трофимов и его соседние товарищи отрыли себе ямки в земле и легли в них, а винтовки незаметно, чуть-чуть высунули наружу, ожидая навстречу неприятеля. Позади пустого поля рос мелкий лес, с листвою, опаленной огнем пожара и стрельбы. Там, наверно, таился враг и молча глядел оттуда в сторону Трофимова. У Трофимова стало томиться сердце; он хотел поскорее увидеть своего врага - того тайного человека, который пришел сюда, в эту тихую землю, чтобы убить сначала его, потом его мать и пройти дальше, до конца света, чтобы всюду стало пусто и враг остался один на земле.

"Кто это, человек или другое что? - думал Степан Трофимов о своем неприятеле. - Сейчас увижу его!" И красноармеец глядел в серое поле, далекое от его дома, но знакомое, как родное, и похожее на всю землю, где живут и пашут хлеб крестьяне. А теперь эта земля была пуста и безродна, что жило на ней, то умерло под железом и солдатским сапогом и более не поднялось расти.

"Полежи и отдохни, - говорил пустой земле красноармеец Трофимов, после войны я сюда по обету приду, я тебя запомню, и всю тебя сызнова вспашу, и ты опять рожать начнешь; не скучай, ты не мертвая".

Из темного, горелого мелколесья, на той стороне поля, вспыхнул краткий свет выстрела. "Не стерпел, - сказал Трофимов о стрелявшем враге, - лучше бы ты сейчас потерпел стрелять, а то потом терпеть тебе долго придется - помрешь от нас и соскучишься".

Командир еще загодя сказал красноармейцам, чтобы они не стреляли, пока он им не прикажет, и Трофимов лежал молча.

Немцы постреляли еще, но вскоре умолкли, и снова стало тихо, как в мирное время. В поле свечерело. Делать было нечего, и Трофимов заскучал. Он жалел, что время на войне проходит зря, - надо было бы либо убивать врагов, либо работать дома в колхозе, а лежать без дела - это напрасная трата народных харчей. "Вот и ночь скоро, - размышлял Трофимов, - а что толку? Я еще ни одного немца не победил!"

Когда совсем стемнело, командир велел красноармейцам подняться и без выстрела, безмолвно, идти в атаку на врага. Трофимов оживился, повеселел и побежал вперед за командиром. Он понимал, что чем скорее он будет бежать вперед, на врага, тем раньше возвратится назад в деревню, к матери.

В лесу было неудобно бежать и не видно, что делать. Но Трофимов терпеливо сокрушал сапогами слабые деревья и ветки и мчался вперед с яростным сердцем, с винтовкой наперевес.

Чужой штык вдруг показался из-за голых ветвей, и оттуда засветилось бледное незнакомое лицо со странным взглядом, испугавшим Трофимова, потому что это лицо было немного похоже на лицо самого Трофимова и глядело на него с робостью страха. Трофимов с ходу вонзил свой штык вперед, в туловище неприятеля, долгим, затяжным ударом, чтобы враг не очнулся более, и приостановился на месте, давая время своему оружию совершить смерть. Потом он бросился дальше во тьму, чтобы сейчас же встретить другого врага в упор и ударить его штыком насмерть. Командира теперь не было - он, наверно, ушел далеко вперед. Трофимов побежал еще быстрее, желая нагнать командира и не заблудиться одному среди неприятеля. Сбоку, из чащи кустарника, начал бить автомат и перестал. Трофимов повернул в ту сторону, перепрыгнул через пень и тут же свалился на мягкое тело человека, притаившееся за пнем. Винтовка вырвалась из рук красноармейца, но Трофимову она сейчас не требовалась, потому что он схватил врага вручную; он обнял и молча начал сжимать его тело вокруг груди, чтобы у фашиста сдвинулись кости с места и пресеклось дыхание. Фашист сначала молчал и только старался понемногу дышать, стесняемый красноармейскими руками. "Ишь ты, еще дышит, - сдавливая врага, думал Трофимов. - Врешь, долго не протерпишь - я на гречишной каше вырос и сеяный хлеб всю жизнь ел!"

Слабое тепло шло изо рта врага; замирая, он все еще дышал и старался даже пошевельнуться.

- Еще чего! - прикрикнул Трофимов, выдавливая из немца душу наружу. Кончайся скорее, нам некогда!

Враг неслышно прошептал что-то.

- Ну? - спросил его Трофимов и чуть ослабил свои руки, чтобы выслушать погибающего.

- Русс... Русс, прости!

Трофимов отказал:

- Нельзя, вы вредные.

- Русс, пощади! - прошептал немец.

- Теперь уж не смогу прощать тебя, - ответил Трофимов врагу. - Теперь уж не сумею... У меня мать есть, а ты ее сгонишь с земли.

Он заметил свою винтовку, она лежала близко на земле; он дотянулся рукой до нее, взял к себе и ударил врага кованым прикладом насмерть по голове.

- Не томись, - сказал Трофимов.

Он поднялся и пошел по перелеску, щупая штыком всюду во тьме, где что-нибудь нечаянно шевелилось. Но всюду было безлюдно и тихо. Немцы, должно быть, ушли отсюда, а может быть, они еще тут, но затаились. Трофимов решил пройти по перелеску дальше, чтобы встретить своего командира и узнать у него, что нужно делать дальше, если враг отошел отсюда. Он прислушался. Лишь вдалеке изредка била наша большая пушка, точно вздыхала и опять замирала в своей глубине спящая земля, а помимо пушечных выстрелов все было тихо. Но в другой стороне, откуда пришел Трофимов, за полями и реками, стояла среди ржи одна деревня; туда не доходила стрельба из пушек и тревога войны, - там спала сейчас в покое мать Степана Трофимова и у последней избы росло одинокое божье дерево.

Автомат ударил вблизи Трофимова. "По мне колотит", - решил Трофимов, и сердце его поднялось на врага; он почувствовал скорбь и ожесточение, потому что раз мать родила его для жизни - его убивать не должно и убить никто не может.

Трофимов побежал на врага, бившего в него огнем из тьмы, и остановился. Он остановился в недоумении, узнав впервые от рождения, что он уже не живет. Сердце его точно вышло из груди и унеслось наружу, и грудь его стала охлажденная и пустая. Трофимов удивился, оттого что ему было теперь не больно и пусто жить и стало все равно, ни грустно, ни радостно, но он еще по привычке человека и солдата сказал: "Зря ты, смерть, пришла, ты обожди - я потом помру", - и он упал в траву и откинул винтовку как ненужное оружие: пусть пропадет в траве и не достанется врагу.

Он очнулся вскоре. Сердце его слабо шевелилось в груди. "Ты здесь?" с простотою радости подумал Трофимов. Он ощупал себя по телу - оно теперь было усохшее и томное; из раны в груди вышло много крови, но теперь рана затянулась и только тепло жизни постоянно выходило из нее и холодела душа.

- Вы у нас, - сказал Степану Трофимову чужой человек.

- Ты немец, что ль? - спросил Трофимов; он увидел, еще тогда, когда тот человек сказал свои слова, он увидел по одежде и нерусскому звуку языка, говорившего по-русски, что он погиб. "А я не погибну! - решил Трофимов. - Я как-нибудь буду!"

- Говорите быстро, что знаете? - опять спросил его немецкий офицер.

"А что же я знаю? - подумал Трофимов. - Да ничего!" И ответил вслух:

- Я знаю, что хоть все мы в дырья насквозь тела будем прострелены, а все одно твоя сила нас не возьмет!

- Значит, вы знаете вашу силу, - произнес офицер. - В чем же она заключается?

- Чувствую так, стало быть - знаю, - проговорил Трофимов; он огляделся в помещении, где находился: на стене висел портрет Пушкина, в шкафах стояли русские книги. - "И ты здесь со мной! - прошептал Трофимов Пушкину. - Изба-читальня здесь, что ль, была? Потом всему ремонт придется делать!"

- Я спрашиваю, где в ночной атаке находился командный пункт вашей части? - сказал офицер.

- Как где? - удивился Трофимов. - Наш командир впереди меня на фашистов наступал.

- Командир - это вы, - убежденно сказал офицер. - Вы напрасно переоделись в солдата.

- Ага, - промолвил Трофимов, - ну, тогда ты отсталый. Какой же я командир, когда я человек неученый и сам простой?

Немецкий офицер взял со стола револьвер.

- Сейчас вы научитесь.

- Убьешь, что ль? - спросил Трофимов.

- Убью, - подтвердил офицер.

- Убивай, мы привыкли, - сказал Трофимов.

- А жить не хотите? - спросил офицер.

- Отвыкну, - сообщил Трофимов.

Офицер поднялся и ударил пленника рукояткой револьвера в темя на голове.

- Отвыкай! - воскликнул фашист.

"Опять мне смерть, - слабея, подумал Трофимов, - дитя живет при матери, а солдат при смерти", - пришли к нему на память слышанные когда-то слова, и на том он успокоился, потому что сознание его затемнилось.

Вспомнил Трофимов о себе не скоро - в тыловой немецкой тюрьме. Он сидел, скорчившись, весь голый, на каменном полу, он озяб, измучился в беспамятстве и медленно начал думать. Сначала он подумал, что он на том свете. "Ишь ты, и там война, и тут худо - тоже не отогреешься", - произнес про себя Трофимов. Но, осмотревшись, Трофимов сообразил, что так плохо нигде не может быть, как здесь, значит, он еще живой.

Он находился в каменном колодце, где свободно можно было только стоять. Вверху, на большой высоте, еще горела маленькая электрическая лампа, испуская серый свет неволи; в узкой железной двери был тюремный глазок, закрытый снаружи. Трофимов поднялся в рост и опробовал себя, насколько он весь цел. На груди запеклась кровь от раны, а пуля, должно быть, утонула где-то в глубине тела, но Трофимов сейчас ее не чувствовал. Лист с божьего дерева родины присох к телу на груди вместе с кровью и так жил с ним заодно.

Трофимов осторожно, не повреждая отделил тот лист от своего тела, обмочил его слюною и прилепил к стене как можно выше, чтобы фашист не заметил здесь его единственного имущества и утешения. Он стал глядеть на этот лист, и ему было легче теперь жить, и он начал немного согреваться.

"Я вытерплю, - говорил себе Трофимов, - мне надо еще пожить, мне охота увидеть мать в нашей избе, и я хочу послушать, как шумят листья на божьем дереве".

Он опустился на пол, закрыл лицо руками и стал тихо плакать - по матери, по родине и по самом себе.

Потом ему стало легче. Он отер свое лицо и захотел представить себе какой он есть сейчас на вид. Он давно не видел своего лица - ни в зеркале, ни в покойной, чистой воде. "Сейчас я на вид плохой, зачем мне смотреть на себя", - сказал Трофимов.

Он встал и снова загляделся на лист с божьего дерева. Мать этого листика была жива и росла на краю деревни, у начала ржаного поля. Пусть то дерево родины растет вечно и сохранно, а Трофимов и здесь, в плену врага, в каменной щели, будет думать и заботиться о нем. Он решил задушить руками любого врага, который заглянет к нему в камеру, потому что если одним неприятелем будет меньше, то и Красной Армии станет легче.

Трофимов не хотел зря жить и томиться; он любил, чтоб от его жизни был смысл, равно как от доброй земли бывает урожай. Он сел на холодный пол и затих против железной двери в ожидании врага.

1942

Программа из цикла Ирины Шухаевой "Малая проза Андрея Платонова". Военное творчество А. Платонова, рассказы и очерки. На вопросы как воюют люди и как тоскуют по ним отвечал А. Платонов. Платонов и Сталин. Платонов - фронтовой корреспондент газеты "Красная звезда". "Одухотворенные люди", "Рассказы о родине", "Броня", "В сторону заката солнца" - выпущенные книги о войне А. Платонова. Мотив не прожитой жизни в военных рассказах А. Платонова; преодоление, дух, героизм русского народа. Язык и стиль военных рассказов А. Платонова, точность описаний. Краткий анализ рассказов "Оборона Семидворья" и "Одухотворенные люди" и их героев. 
А также цитаты из произведений А. Платонова ("Оборона Семидворья", "Одухотворенные люди"), из записных книжек и из воспоминаний Юрия Нагибина. 
Рассказывает писатель Ирина Шухаева.

Серия сообщений "Платонов":
Часть 1 - Усомнившийся Андрей Платонов
Часть 2 - «А без меня народ неполный». Андрей Платонов
...
Часть 8 - Андрей Платонович Платонов (1899-1951)
Часть 9 - Писатель Андрей Платонович Платонов
Часть 10 - Андрей Платонович Платонов. Дерево Родины
Часть 11 - Андрей Платонов
Часть 12 - Андрей Платонов
...
Часть 17 - Андрей Платонов родился 28 августа 1899 года
Часть 18 - Андрей Платонов (1899-1951)
Часть 19 - Ко дню рождения Андрея Платонова