Стою у стенки. Я не я.... Владимир Маяковский
 

Стою у стенки.

Я не я.

Пусть бредом жизнь смололась.

Но только б, только б не ея

невыносимый голос!

Я день,

я год обыденщине пре́дал,

я сам задыхался от этого бреда.

Он

жизнь дымком квартирошным выел.

Звал:

решись

с этажей

в мостовые!

Я бегал от зова разинутых окон,

любя убегал.

Пускай однобоко,

пусть лишь стихом,

лишь шагами ночными —

строчишь,

и становятся души строчными,

и любишь стихом,

а в прозе немею.

Ну вот, не могу сказать,

не умею.

Владимир Маяковский "Про это"

Утром 14 апреля 1930 года Анатолий Васильевич <Луначарский> диктовал стенографистке, и в его рабочей комнате, как обычно во время утренних занятий, был выключен городской телефон...

Когда часов в одиннадцать какой-то срывающийся от волнения голос попросил к телефону товарища Луначарского, я, даже не разобрав точно, кто именно говорит, решила прервать работу Анатолия Васильевича и, войдя в кабинет, включила городской аппарат на его письменном столе.

- Черт знает что! Возмутительно! Какие-то пошляки позволяют себе хулиганские выходки! Жалею, что повесил трубку, - следовало бы проучить....

Снова раздался телефонный звонок. Я подошла к телефону. Очень четко, серьезно и настойчиво попросили лично товарища Луначарского...

Я увидела, как после первых же слов, услышанных по телефону, Анатолий Васильевич смертельно побледнел, у него было такое потрясенное, страдальческое выражение лица, что я... бросилась за водой и лекарством. Он отстранил стакан с водой и, тяжело дыша, с усилием еле выговорил: "Произошло несчастье. Маяковский покончил с собой".

Из воспоминаний Н.А. Розенталь-Луначарской

Я с утра был в Планетарии, где устраивал антирелигиозную выставку, меня вызвала до телефону Варвара и сказала: "Володя застрелился". -

Как, совсем? -

Да. Насмерть.

Стало странно и дико...

Заехал домой, зарядил "лейку" и поехал на Таганку...

Он лежал в своей крошечной комнате, накрытый простыней, чуть повернувшись к стене. Чуть отвернувшись от всех, такой страшно тихий, и это остановившееся время...

И эта мертвая тишина...говорила опять и опять о злобной бездарности, о гнусной травле, о мещанстве и подлости, о зависти и тупости всех тех, кто совершил это мерзкое дело...

Кто уничтожил этого гениального человека и создал эту жуткую тишину и пустоту...

Из воспоминаний А. Родченко

14 апреля уже с восьми утра я была в цирке и вела монтировочную репетицию, а в одиннадцать часов было начало первой сводной репетиции всей миломимы с артистами. ...

вспомнив, что надо звонить Маяковскому, я небольшим опозданием бегу к телефону в кабинет директора, на лестнице встречаюсь с директором.

- Как монтировочная? Куда вы так торопитесь? - спрашивает он, бренча связкой ключей в кармане.

Отвечаю: - К телефону...Я обещала позвонить Владимиру Владимировичу и сказать в каком часу начинается актерская репетиция - он хотел приехать...

Директор перебивает меня и спокойно, медленно говорит: - Не старайтесь - Маяковского нет. Мне только что звонили...

Я его перебиваю и говорю: - Так вы ему сказали, что репетиция в одиннадцать?

- Я же вам говорю, его нет...

До меня не доходит ужасный смысл этого "его нет".

Я злюсь, не до шуток, говорю: - Какая ерунда! Где же он?

- Его уже вообще нет - в десять часов пятнадцать минут он застрелился из револьвера у себя дома...Вы понимаете?

Из воспоминаний. В. Ходасевич

Маяковский. Последняя любовь, последний выстрел.