Китайская акварель -
 

Гумилев не просто любил Тютчева: его отношение к творчеству поэта напоминало некий род фанатического поклонения. Это засвидетельствовал один из потомков Федора Ивановича, знавший Гумилева в молодые годы: «...В дни моей собственной юности я как-то встретил вечно бродившего по полям, лугам и рощам нашего соседа по имению, будущего поэта Николая Гумилева. В руках у него, как всегда, был томик Тютчева. «Коля, чего Вы таскаете эту книгу? Ведь Вы и так знаете ее наизусть?». «Милый друг, - растягивая слова ответил он, - а если я вдруг забуду и не дай Бог искажу его слова, это же будет святотатство». Сцена, конечно, достаточно курьезная, но для «ученика символистов» вполне закономерная. Природа - вместилище «мировой души» и приобщаясь к ее таинственной жизни, странствуя «по лесам и полям», можно услышать некие «голоса», научающие истинам, которые неведомы «историческим религиям». А понять «язык природы» как раз и помогает чтение великого «гиерофанта сокровенной реальности» Федора Ивановича Тютчева, произведения которого лучше иметь под рукой, дабы в миг пантеистического экстаза не позабыть невзначай «священные строки»... Об этих наивных и ярких полудетских «таинственных» переживаниях рассказывается в «Осени» - самом «пантеистическом» из всех ранних «натурфилософских» стихотворений Гумилева: