![](http://nashput.com/images/blog/ernest-hemenguei.jpg)
Что мешает писателю? Выпивка, женщины, деньги и честолюбие. А также отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия.
Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж — это праздник, который всегда с тобой.
Устаревают не только ответы, но и вопросы.
Если всё время думать о работе, можно утратить к ней интерес еще до того, как сядешь на другой день за стол. Необходимо получить физическую нагрузку, устать телом, и особенно хорошо предаваться любви с любимой женщиной.
Никто никогда не живет полной жизнью, кроме матадоров.
Человека можно уничтожить, но его нельзя победить.
Мужчина не имеет права отдавать Богу душу в постели. Либо в бою, либо пулька в лоб.
Альбомы о детстве Хемингуэя впервые показала Библиотека Кеннеди.
Пять альбомов в кожаном переплете, которые более 40 лет находились в специальном хранилище, теперь станут доступны в сети. По словам профессора Пенсильванского университета Сандры Спэньер (Sandra Spanier), в альбомах содержатся уникальные материалы, рассказывающие о повседневной жизни молодого Хэмингуэя.
Мать будущего писателя, Грейс Холл Хэмингуэй, начала вести альбомы-дневники сразу после его рождения. Альбомы состоят из фотографий, записей высказываний маленького Хемингуэя, его рисунков, писем и заметок матери. Грейс Холл записывала все, что казалось ей важным — как, например, то, что мальчик в возрасте пяти лет начал коллекционировать рисунки с изображениями военных действий.
В один из "дневников" вложена объяснительная записка 13-летнего Хемингуэя, в которой говорится, что "завтра в церкви он будет вести себя лучше".
На фотографиях, вклеенных в альбомы, изображена семья писателя в доме в Оук-Парке, штат Иллинойс, и в домике у озера в Северном Мичигане. В более поздних альбомах хранятся вырезки из школьной газеты, где Хемингуэй печатал небольшие расскзы и ироничные стишки, в которых подшучивал сам над собой.
"Почему львы – самое лучшее, что у меня осталось?"
Читайте лучшие цитаты Хемингуэя на сайте проекта Weekend >>
Эрнест Миллер Хемингуэй — известный писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1954 года. Громкую славу Хемингуэю принесли романы и многочисленные рассказы, а также его полная приключений и неожиданностей жизнь. Многие произведения писателя, например "По ком звонит колокол", "Прощай оружие!", "Старик и море", переведены на множество языков и признаны шедеврами мировой литературы.
Это первый роман Хемингуэя, это роман о "потерянном поколении", как назвала его Гертруда Стайн. Этот роман о войне и о ее влиянии на мир и на людей. Роман о мужчине и женщине, на которых лежит проклятье войны. Как мы воспринимаем роман сегодня? Интересны ли нам сегодня сюжеты и герои Хемингуэя? В беседе принимают участие: писатель Сергей Есин; писатель Михаил Веллер; прозаик и драматург Фарид Нагимов; театральный критик Марина Токарева.
«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе».
«ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ»
(отрывок)
- Я люблю тебя. Я так люблю тебя. Положи мне руку на голову, - сказала Мария…
Он держал ее крепко и бережно, ощущая всю длину её молодого тела, и целовал солёную влагу на её глазах, и когда она всхлипывала он чувствовал, как вздрагивают под ее рубаш- кой маленькие круглые груди.
Они лежали рядом, и все, что прежде было защищено, теперь осталось без защиты.
Где раньше была шершавая ткань, все стало гладко чудесной гладкостью, и круглилось, и льнуло, и вздрагивало, и вытягивалось, длинное и легкое, теплое и прохладное. Прохладное снаружи и теплое внутри, и крепко прижималось, и замирало, и томило болью, и дарило радость, жалобное, молодое и любящее, и теперь уже все было теплое и гладкое полное щемящей, острой, жалобной тоски, такой тоски, что Роберт Джордан не мог более выносить это и спросил:
- Ты уже любила кого-нибудь?
- Никогда.
Потом вдруг сникнув, вся помертвев в его объятиях:
- Но со мной делали нехорошее.
- Кто?
- Разные люди.
Теперь она лежала неподвижно, застывшая точно труп, отвернув голову.
- Теперь ты не захочешь меня любить.
- Я тебя люблю, -сказал он.
Но что-то произошло в нем, и она это знала.
- Нет, -сказала она, и голос у нее был тусклый и безжизненный. - Когда со мной это делали, я дралась так, что ничего не видела. Я сопротивлялась, пока один не сел мне на голову, а я его укусила, - и тогда они завязали мне рот и закинули руки за голову, а остальные делали со мной нехорошее.
- Я тебя люблю, Мария, - и никто с тобой ничего не делал. Никто тебя не трогал.
И тогда их губы сошлись тесно-тесно, и она лежала совсем вплотную к нему, и еще не был так счастлив, так легко, любовно, ликующе счастлив, без мысли, без тревоги, без усталости, полный только огромного наслаждения, и он сказал:
- Мой маленький зайчонок. Моя любимая. Моя длинноногая радость.- Мария, слушай. Ты…
- Что я?
- Ты хочешь?
- Да. Все. Я хочу все. Если у нас с тобой будет все, может быть, станет так, как будто того, другого, нехорошего, не было.
- А теперь я рада, что тогда не умерла. Я так рада, что я не умерла. Ты будешь меня
любить?
- Да. Я и теперь тебя люблю.
- И я буду твоя жена?
- Когда занимаешься таким делом, нельзя иметь жену. Но сейчас ты моя жена. - Раз сейчас, значит, и всегда так будет.
Сейчас я твоя жена?
- Да, Мария. Да, мой зайчонок.
Она прижалась к нему еще теснее, и губы стали искать его губы, и нашли, и приникли к ним, и он почувствовал ее, свежую, и гладкую, и молодую, и совсем новую, и чудесную своей обжигающей прохладой, и непонятно откуда взявшуюся здесь, в этом мешке, знакомом и привычном, как одежда, как башмаки. И она сказала несмело:
- Давай теперь скорее сделаем так, чтобы то нехорошее все ушло.
- Ты хочешь?
- Да, сказала она почти исступлённо.
– Да… Да… Да…
«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе».