Главное поприще одного из крупнейших  мыслителей Григория Померанца – философия, выраженная в его трудах - научных исследованиях, книгах, эссе, публицистике, публичных лекциях и высказываниях в СМИ. Сам он не очень любит, когда его называют философом: 

"Я не пользуюсь профессиональным философским языком, а стараюсь писать просто, доступно".

Григория Померанца приходится перечитывать, каждый раз открывая что-то новое, не воспринятое с первого раза. Сегодня найдется немало людей, которые хотели бы назвать себя учениками Григория Соломоновича, для которых его труды стали прямым руководством к образу мышления и поведению в повседневной жизни.   

   Григорий Соломонович Померанц родился 13 марта 1918 года в Вильно (ныне - Вильнюс). Его отец работал бухгалтером, будучи при этом деятелем Бунда (еврейской социал-демократической организации). В сталинские времена был репрессирован. Мать была талантливой драматической актрисой. В 1925 году семья переехала в Москву. Григорий быстро забыл идиш, на котором продолжали говорить в семье, и польский, необходимый для жизни в Вильно. Его родным языком стал русский, который довольно быстро был освоен в совершенстве. Позже это вылилось в блестящий стиль научных и литературных трудов Григория Померанца и его выступлений, порой импровизированных, а не подготовленных заранее. Большинство из написанного Григорием Померанцем - это еще и прекрасная литература.

В 1935 году Григорий Померанц поступил на философский факультет знаменитого Института философии, литературы и искусства (ИФЛИ), а после упразднения этого факультета "за ненадобностью" перешел на литературный, на отделение русской литературы. Закончив в 1940 году ИФЛИ, Померанц работал в Тульском педагогическом институте.

В 1941 году Григорий Померанц добровольцем ушел на фронт. В военкомате, поскольку он был "ограниченно годен" по зрению, ему предложили ждать повестки, но он не стал её дожидаться и на фронт попал раньше. В 1942 году был тяжело ранен, вернулся в строй и оставался всю войну в действующей армии. Пройдя через кровавый кошмар Сталинградской битвы, дошел до предместий Берлина, а потом День победы встретил где-то в Судетских горах в звании младшего лейтенанта. Во время войны был внештатным литсотрудником, а потом штатным сотрудником двух дивизионных газет, много бывал на передовой. В 1943 году вступил в ВКП(б). В 1944 году из-за конфликта с редактором подал рапорт на перевод комсоргом в стрелковый батальон, хотя "знал, что ни один комсорг стрелкового батальона не служил более четырёх месяцев. Дальше – наркомздрав или наркомзем. Статистика не подкачала: бои начались 22 июня, осколок попал в меня 23 октября; ровно четыре месяца и один 

день. Могло кончиться иначе (один шанс из трёх – смерть".

После окончания войны Померанц год дожидался демобилизации и не дождавшись, стал бомбардировать командование заявлениями, в одном из которых написал, что не считает возможным пропагандировать "Молодую гвардию" Фадеева как малохудожественное сочинение. – не был бы он офицером – демобилизова трудно.  Всё это закончилось исключением из партии с формулировкой "за антипартийные высказывания" и вожделенной "гражданкой" с "волчьим билетом". До 1949 года Григорий Померанц работал на разных мелких должностях: техником в тресте "Союзэнергомонтаж", корректором, продавцом в "Книжной лавке писателей" на Кузнецком мосту. Тут началась борьба с "безродным космополитизмом", пошли в дело заявления 1946 года и, как следствие, – арест 30 октября 1949 года, к которому он был готов и морально, и физически: купил футляр для зубной щетки и пришил к шинели новые крепкие карманы. "И когда за мной пришли, страха не было. Оперативники рылись в моих книжках, а я с аппетитом ел яблоко". Так Померанц оказался в 16-й камере тюрьмы на Малой Лубянке. По знаменитой статье УК РСФСР 58-10 получил 5 лет, отбывал в Каргопольлаге. После смерти Сталина летом 1953 попал под амнистию. В Москве жить не разрешили. Три года Померанц преподавал литературу в средней школе казацкой станицы Шкуринская Краснодарского края. В 1956 он был реабилитирован и вернулся в Москву.

  В 1946 году Григорий Померанц женился на Мирре Зайдман, с которой был  знаком до войны и переписывался, находясь в армии. После отправки в Каргопольлаг Мирра под разными предлогами не захотела навещать мужа, и после возвращения Померанца из лагеря их брак распался.

По возвращении в Москву Григорий Померанц устроился на работу библиографом сперва в Библиотеку иностранной литературы, а потом в Фундаментальную библиотеку общественных наук АН СССР (ФБОН) (ныне - Институт информации по общественным наукам РАН (ИНИОН)), где и проработал до пенсии. Первые эссеистские опыты были осуществлены Померанцем в 1953-60 годы ("Предмет" (первый вариант "Пережитых абстракций"), "Счастье", "Памяти Иры", "Пух одуванчика", "Язык богов").

"Венгерские события 1956 года и травля Пастернака произвели на Померанца сильное впечатление, вызвав мысли о прямом политическом противостоянии режиму (вплоть до эксперимента с подпольем и участия в вооруженной борьбе, если таковая стихийно начнется). В 1959-60 вокруг Померанца образуется полуподпольный философско-исторический и политэкономический семинар ("слегка законспирированного, но без всякой организации"). Среди участников семинара – многие активисты "Маяковки", в частности – Владимир Осипов (глава националистического Союза "Христианское возрождение" – "Портал–Credo.Ru"). Опыт философско-политического полуподполья был оценен Померанцем как отрицательный. Между тем, состоявшееся в 1960 знакомство с Александром Гинзбургом, Натальей Горбаневской, Юрием Галансковым открывало иную перспективу неподцензурной деятельности, главное в которой - "совершенная открытость и свобода от страха". Новое настроение Померанца было связано с журналом "Синтаксис", со свободным и творческим духом, царившим среди новых знакомых и художников-"лианозовцев", с которыми он в это время общался.

  Начиная с 1962 года, Померанц публикует в научных изданиях статьи по востоковедению и сравнительной культурологии (в центре его интересов – духовная жизнь Индии и Китая), выступает с докладами и лекционными курсами в различных научных учреждениях и высших учебных заведениях. Одновременно он пишет ряд эссе на различные культурно-исторические и социально-политические темы, получившие распространение в "Самиздате".

Григорий Померанц поддерживает отношения с инакомыслящими различных направлений, участвует в неофициальных научных семинарах. В 1970 посещал семинар, собиравшийся на квартире физика Валентина Турчина. Позднее Сахаров говорил об этом семинаре в своих "Воспоминаниях": "Наиболее интересными и глубокими были доклады Григория Померанца – я впервые его тогда узнал и был глубоко потрясен его эрудицией, широтой взглядов и "академичностью" в лучшем смысле этого слова. Основные концепции Померанца: ценность культуры, созданной взаимодействием усилий всех наций Востока и Запада на протяжении тысячелетий, необходимость терпимости, компромисса и широты мысли, нищета и убогость диктатуры и тоталитаризма, их историческая бесплодность, убогость и бесплодность узкого национализма, почвенности".

  Первым текстом, который достаточно широко разошелся через "Самиздат" и принес Померанцу известность в интеллигентских и диссидентских кругах, стало его выступление 3 декабря 1965 года в Институте философии "О роли нравственного облика личности в жизни исторического коллектива", посвященное критике "культа личности" Сталина. Позже вместе с эссе "Квадрильон" эти тексты вошли в "Феникс-66" Ю. Галанскова. В 1967 - 68 годах оба эссе были перепечатаны за рубежом, в журнале "Грани"

Выступлению в Институте философии предшествовало выступление в Институте истории осенью 1964 года - первое публичное выступление  Померанца. Это была импровизацией – за полчаса до выступления Померанц набросал тезисы на подвернувшейся под руку каталожной карточке. Резонанс от выступления в Институте философии был заметный, но не вышел за пределы институтских и библиотечных курилок. Сам Померанц оценил своё выступление как внутреннюю победу. "Я посмел и сумел сказать вслух, публично то, что все вокруг хотели сказать и не решались. Я переступил через меловой круг, в котором топчутся курицы. Но никакой внешней победы не получилось. Не вышло цепной реакции, каскада речей о том же с кафедр университетов и конференций. Тем, у кого был ум, не хватило храбрости, тем, у кого была храбрость, не хватило ума. Я выскочил, остановился на линии, тонкой, как лезвие ножа, и удержался на ней. Все удивились" . Речь стала известна многим,  но активную поддрежку Померанцу оказал только кинорежиссёр Михаил Ромм. К сожалению, Ромм вскоре умер. И, тем не менее, имя Померанца стало достаточно известно.

  Примерно в то же время, аргументируя невозможность тихой реабилитации Сталина, Григорий Померанц высказал ещё один афоризм: "Нельзя облачить разоблачённого кумира". Позднее Померанц признавал, что это высказывание оказалось ошибочным. Реальность опровергла эту максиму – кумир вновь успешно облачён и "гарцует на белом коне" в сознании весьма большого числа российских граждан всех возрастов, в том числе и молодёжи. Если бы не некоторые технические манипуляции, именно Сталин, а не Александр Невский стал бы победителем популярного телеголосования "Имя Россия". Но и полученное им третье место в официальном подцензурном рейтинге говорит о многом.

  В 1972 в Мюнхене выходят отдельным изданием работы Померанца. В 1985 в Париже в отдельном выпуске журнала "Поиски" выходят "Сны Земли" (статьи о России). В 1989 в Нью-Йорке в издательстве "Либерти" выходит "Открытость бездне. Этюды о Достоевском".

  В 1976 по прямому указанию Андропова была прекращается публикация научных статей Григория Померанца в советских изданиях. В то же время его работы широко распространяются в "Самиздате" и перепечатываются в зарубежной эмигрантской печати, в том числе в журналах "Континент", "Синтаксис", "Страна и мир". Во второй половине 1970-х Померанц близок к редакции самиздатского журнала "Поиски", публикует там свои эссе. Все написанное подписывает собственным именем, не прибегая к псевдонимам.

  Публицистика и политическое поведение Померанца вызывали усиленное внимание КГБ. В конце 1984 года Померанц был предупрежден по Указу от 25.12.1972 в связи с публикацией своих произведений за границей, в одной из которых он прямо критиковал КГБ. 15 мая 1985 года был произведён обыск в квартире, где Померанц хранил свой архив. Архив был конфискован.

  В публицистических работах Померанц защищал идеи личной свободы и европейского демократизма, выступал противником идолов "крови и почвы", новой волны национализма. Последовательное и энергичное отстаивание этой позиции сделало его одним из наиболее заметных оппонентов право-консервативного течения в диссидентстве. Особенное значение имела начавшаяся в 1967 году полемика Померанца с Солженицыным ("Человек ниоткуда", "Страстная односторонность и бесстрастие духа", "Сон о справедливости возмездия", "Стиль полемики" Померанца; "Образованщина" и др. Солженицына). Солженицын обрушился на плюрализм Померанца, третируя его как беспочвенного советского "образованца"; Померанц резко критиковал "страстную односторонность", дух мстительности и непримиримости у Солженицына, его почвеннический утопизм, говорится в биографии Померанца, опубликованной на его и Миркиной сайте. Длительное время эта полемика протекала на страницах зарубежных СМИ, поскольку Померанц отказывался от всех предложений о публикации своих полемических материалов на родине до тех пор, пока публицистика Солженицына не стала появляться в отечественных СМИ. Более того, в 90-е годы, Померанц дважды выступил в российской печати против хамской полемики с Солженицыным. 

  Померанц так характеризует свою полемику с Солженицыным: "Как-то покойный Глазов спросил меня: в чем суть твоего спора с Солженицыным? Я ответил: "Солженицын знает, как надо". "Но это хорошо, – возразил Глазов. - Я тоже знаю, как надо" . А я не знаю, как надо (в галичевском понимании этих слов), я отвергаю прямолинейные решения сложных вопросов. В нашем споре сталкиваются два типа сознания. Не этнических! В Израиле полно людей, знающих, как надо, а в России хватало мыслителей, более сложных, чем Солженицын: Бердяев, Федотов, Гершензон, Франк (думаю, что делить веховцев по пункту 5 не стоит). Я продолжаю веховскую критику революционного "так надо" , а Солженицын — революционную страстную прямолинейность, меняя революционный плюс на минус и минус на плюс, но сохраняя структуру революционной мысли" ("Догматы полемики").

  Померанцем были подготовлены две кандидатские диссертации. Одна – до войны о творчестве Достоевского. Её текст был уничтожен на Лубянке после ареста Померанца в 1949 "как документ, не относящийся к делу". Вторая – "Некоторые течения религиозного нигилизма". Это 500-страничный машинописный фолиант, в основном посвященный дзэн-буддизму (это практически была первая в СССР научная работа по этой теме). Диссертация была закончена в 1968 году и даже вынесена на защиту. Но тут подоспели чешские события, арест участников "демонстрации семерки" на Красной площади и письма в их защиту, одно из которых подписал и Померанц. Защита в Институте востоковедения Академии наук (ИВАН) была сорвана по приказу сверху, якобы ввиду отсутствия кворума в Ученом совете. Один из официальных оппонентов – известный востоковед академик Николай Иосифович Конрад - приехал на защиту с высокой температурой. Уезжая, он наивно сказал, что если кворум всё же соберется, то просит позвонить и он вернётся. Во дворе ИВАНа Вячеслав Всеволодович Иванов возмущенно восклицал: "Им еще будет стыдно за это!" Так получилось, что один из самых образованных и самобытных мыслителей современности и не имеет до сих пор ни одного официального научного звания. Академик РАЕН не в счёт – кого только нет в списках этой Академии.

  В 1956 году Померанц женился на филологе и литературоведе Ирине Муравьевой (она – автор книги " Г.Х. Андерсен" в серии ЖЗЛ, выдержавшей не одно переиздание), но прожил с ней недолго. Ирина была больна туберкулёзом и умерла на операционном столе 30 октября 1959 года (опять эта роковая календарная дата – он был арестован в тот же день в 1949 году). Смерь Муравьевой была пережита Померанцем очень тяжело. Свои ощущения при известии о смерти Иры он описывает так: "После меня два месяца преследовала галлюцинация: стоило закрыть глаза, и я видел себя разрубленным пополам вдоль позвоночника, левую половину похороненной на кладбище, а за правой волочились по тротуару кишки. Кошмар кончился в новогоднюю ночь. Ради мальчиков (сыновья И. Муравьевой от первого брака Володя и Лёдик – "Портал-Credo.Ru") я встречал Новый год и после двух или трех недель тренировки сумел сказать, не заплакав: "С Новым годом, с новым счастьем!" Нехитрый обряд меня исцелил. Под утро, после встречи, приснилось, что рана затянулась, и выпавшие кишки засохли и отпали. Больше галлюцинация не повторялась".

В 1960 году летом друзья, чтобы помочь Померанцу преодолеть тяжесть потери,  привезли его на дачу к поэту Зинаиде Миркиной послушать её стихи. Стихи Зинаиды Александровны произвели на Померанца сильнейшее впечатление – чтение по его требованию длилось 12 часов, в течение которых он не давал возможности даже покормить гостей обедом. 28 февраля 1961 Григорий Померанц и Зинаида Миркина официально зарегистрировались. Они  дополняли друг друга, их брак – иллюстрация к платоновскому "Пиру".

  Выйдя на пенсию, Григорий Померанци освободился от рутины составления библиографических карточек, полностью отдался интенсивному творчеству. Он и Зинаида Александровна стали появляться на экранах телевизоров. Первое длительное появление на ТВ произошло в программе  Гордона "Ночной полёт" в 1998 году, дважды – в "Школе злословия" (это беспрецедентный случай, чтобы кто-то появлялся в этой программе дважды в течение трех месяцев), на телеканале "Культура" вышел документальный фильм "Второй" в программе "Больше чем любовь" с их участием, впоследствии повторенный.Незадолго до 90-летнего юбилея Померанца в Интернете появился, наконец, и общий сайт Г. Померанца и З. Миркиной. Воистину, чтобы вне какого-то скандала философу и культурологу стать известным и попасть на экраны ТВ, в России надо жить долго.

  И публиковаться на родине Померанц стал позже всех из запрещенных в СССР авторов. Сначала это были статьи в малоизвестном журнале форматом в половину машинописного листа "Век ХХ и мир", потом в журнале "Искусство кино", "Огоньке", некоторых газетах. Первая книга Григория Померанца на родине "Открытость бездне. Встречи с Достоевским" вышла в издательстве "Советский писатель" в 1990 году. Сейчас только его книжная библиография насчитывает 15 наименований. Некоторые из этих книг вышли вторым и третьим изданиями. Причем 11 из них написаны заново, а не представляют собой сборники эссе, написанных ранее. Почти 10 лет Григорий Померанц и Зинаида Миркина читали ежемесячные лекции, на которых подолгу отвечали на вопросы из зала. Они принимали участие в конференциях, круглых столах, публикации в СМИ.

  Померанц и Миркина много лет были участниками "Морального перевооружения" (сейчас оно называется "Инициатива перемен") – международной религиозной организации, основанной в 1938 году американским религиозным проповедником Фрэнком Бухманом. Это движение призывает и пытается реализовать на практике среди своих членов отказ от сомнительных, но "освященных" традицией житейским опытом поколений, принципов и обычаев, об утверждении новых отношений между людьми, основанных на высоких моральных ценностях и здравом смысле. Пока позволяли силы, Померанц и Миркина выезжали в швейцарское селение Ко, расположенное в горах над Женевским озером, где принимали участие в семинарах "Морального перевооружения".

Так о чём же всё время пишет и говорит Григорий Померанц? Что есть его философия? Что в ней главное, и есть ли оно?

Его философия есть философия религиозная, причём философия всеединства. Она охватывает не частности. (Эти частности – удел рационального знания, науки), а ищет цельного понимания, универсального методологического принципа. Охватить цельное знание не под силу никому. Померанц уверен, что это цельное знание нельзя выразить в рациональной форме, и поэтому постоянно обращается к мифо-поэтическому построению своих работ и выступлений. Именно поэтому он, как уже отмечено выше, отказывается от академического языка и формы профессиональных философов. Его любимый жанр – эссе. Причем эссе поэтическое по своему существу и форме. В нем идёт постоянная перекличка веры, поэзии, музыки, живописи – главным образом иконописи или живописи сунской школы. Он часто цитирует Людвига Витгенштейна: "Мистики правы, но их правота не может быть высказана, так как она противоречит правилам грамматики". Померанц вообще очень часто цитирует именно мистиков, причем мистиков разных религий.

  Померанц так формулирует свое понимание цельности: "Я с юности чувствовал, что образ мира, созданный точными науками, мучительно неполон. Человек в этом мире равен единице, деленной на бесконечность, и вынужден признать себя нулем. В свои 20 лет я три месяца упорно созерцал свое несогласие быть нулем. В конце концов, внутренний свет показал мне возможность решения, но то, что показалось решением, пришлось отвергнуть. Действительное решение лежало вне области точных наук, за которые цеплялся материализм, вне мира бесконечно дробимых величин. Решение было в переживании целостной, не поддающейся делению вечности. Я пришел к убеждению, что вселенная не сводится к времени, пространству и материи, бесконечно делимых на секунды, века, тысячелетья, на метры, километры, парсеки и т.п. У нее есть другое лицо, целостное во всех своих проявлениях, как океан планеты Солярис, в котором нечего считать. Океан, способный стать для каждого тем, что раскрывает душу (через муку или через блаженство – все равно).

  Лет через двадцать после юношеской медитации я внезапно пережил целостную ипостась реальности как внутренний свет, длившийся несколько часов. Этот опыт просыпался, когда я искал спасения от страха или созерцал стихийные иконы в лучах заходящего солнца или иконы, собранные в Третьяковской галерее, или лучшие создания буддийского искусства. Постепенно я понял, что в иконах переплетался образ всемогущей, вечной творческой силы и хрупкого, смертного человека. Это особенно ясно проступает в образах Троицы – рублевской или в деревянной раскрашенной скульптуре, хранимой в Наре, бывшей столице Японии VIII века. Приглядевшись к Рублевскому Спасу, я и в нем разглядел то же самое: Бог–Дух, веющий повсюду, – и человек в своей смертной оболочке. Вечное и мгновенное переплетается в мистической интуиции". (Лекция 9 октября 2009 года "По ту сторону чисел")

  Для Померанца существование Бога не вызывает ни малейшего сомнения, но Бог понимается им не как некая посторонняя сила, а как чувство Бога в самом себе. "Царствие Божие внутри нас есть". Большинство из того, что говорит и пишет Григорий Померанц, относится к поиску ответов на последние вопросы: что есть мы, зачем мы живем на этом свете, что есть жизнь и смерть. В своих выступлениях он никогда грозно не витийствует, не пророчит, не поучает, не обвиняет – он размышляет на глазах у публики и вместе с нею. В этом весь его стиль. Сегодня часто цитируются два высказывания Померанца, причём чаще всего даже без упоминания его авторства (многие авторства даже и не знают – это высшая форма признания) – о стиле полемики, которые он сформулировал как догматы полемики ещё в 1970 году. Первый: "Дьявол начинается с пены на губах ангела, идущего в бой за святое и право дело... Всё рассыпается в прах, и люди, и системы, но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело, и потому зло на земле не имеет конца". И второй, когда, по его словам, он сам "упорно, в мучительной борьбе с собой, смахивал с губ эту пену":"Стиль полемики важнее предмета полемики. Предметы меняются, а стиль создает цивилизацию". Померанц неуклонно старался сам претворять эти догматы в собственной жизни. "Для Померанца характерно принципиальное неприятие всех видов редукционизма, одномерных теорий: марксизма, фрейдизма, дарвинизма и прочих идеологий, – пишет о нём игумен Вениамин (Новик). – "Я не верю в правду одного принципа, я верю в правду диалога. Но стиль полемики важнее самого предмета полемики, важнее победы в споре". Судьба правды быть разделенной.

Объективность, по Померанцу, вовсе не синоним истины. Религия – это ориентация к живой вечности. Другое дело, что на социокультурном уровне религии исторически очень искажены. Но в своей глубине они сходятся и говорят об одном: о добре, мире, любви и милосердии. Чтобы пережить и понять это, нужны духовные усилия. Но другого пути нет.

Что есть истина?

Согласно Померанцу, нет готового пути, который гарантированно ведет к Истине. Но есть пути, которые проходят близко от нее. Чтобы войти в истину, надо свернуть с дороги, самому проложить путь вдоль следа Божия.

Существует зло, которое есть инерция добра. Всё, что становится инерцией, становится злом. Бог – это вечная динамика, это открытость и риск. Инерции опасны для религии. Именно инерция заставила людей думать о будущей жизни вместо того, чтобы воскреснуть в этой. Инерция увела людей от Царствия Божия внутри нас к поискам теплого места за гробом".

  Померанц - человек глубоко верующий, не принадлежал ни к одной конфессии. Он этого и не скрывал. При этом в их совместной с Миркиной книге "Великие религии мира" они пишут о каждой из них с глубочайшим уважением. В ответ его с одинаковым уважением и симпатией воспринимают обладатели самых разных мировоззрений и верующие постоянно пикирующихся между собой религий. На первый взгляд, это кажется чем-то удивительным и необычным, и даже "ненормальным", но Померанца без внутреннего отторжения часто воспринимают и буддист, и мусульманин, и христианин, причем независимо от деноминации и уровня собственного фундаментализма. Померанц - принципиальный и последовательный антифундаменталист. "Понимание многогранности истины противоречит фундаментализму – иудейскому, христианскому и мусульманскому, но оно не противоречит Христу. Его (Христа) отношение к законам и принципам – скорее индийское, чем иудейское или византийское. Он свято почитал Моисея и смело отступал от него всякий раз, когда буква традиции становилась для него нравственным абсурдом. Так же относится к традиции и Атоний Сурожский. Его учение о Божьем следе - соль, которую можно выпарить из рассказа о поведении Христа, столкнувшегося с Законом".

  И ещё: "Для того, чтобы нечто из опыта вечности передать не только одиночкам, а задеть этим весь народ, нужны особые слова и другие знаки, нужны иконы, обряды, нужна музыка соответствующая. Но откровение по своей природе не все вмещается в слово и знак. Поэтому возникают сразу две опасности. Первая опасность – это буквально понимание слов. Понимание слов, сказанных, допустим, пророком, как всей полноты истины. И вера сводится к тому, чтобы буквально принять сказанное слово. <…> противоположная ересь (я условно пользуюсь здесь этим термином) – это рациональная попытка растолковать слова, в которых как-то передан опыт вечности, опираясь на обыденный здравый смысл. Догму же (в хорошем смысле) то есть правильное понимание, мне кажется очень хорошо выразил схимомонах Силуан, живший в конце XIX– начале XXвека, умер в 1938 году."То, что написано Святым Духом, может быть прочитано только Святым Духом".

И в этой же книге проскальзывает чисто протестантское понимание взаимоотношения личности с Богом: "Что такое Ветхий Завет? Завет с народом, с группой народов, священные основы государственного порядка. А Новый Завет – завет с личностью, для которой простая покорность Богу не насыщает сердца, с личностью, ищущей бытия в Боге".

  Понятие или, вернее, метафора глубины очень часто используется Померанцем. Он часто цитирует митрополита Антония (Блума): "Каждый грех есть, прежде всего, потеря контакта с собственной глубиной". Григорий Соломонович согласен с Нильсом Бором в том, что "поверхностной истине противостоит ложь, глубокой – другая истина, такая же глубокая". В одной из своих работ Померанц пишет: "Каждая мировая религия – колодец в глубину, где горит вечно живой огонь. Но за тысячи прошедших лет колодцы стали самостоятельными святынями, более важными, чем сама глубина". И в то же время одно из его любимых высказываний: "Глубина каждой из великих религий ближе к глубине другой великой религии, чем к собственной поверхности. – Далее он разъясняет – Это не значит, что они тождественны, но, если жить на глубине, то между великими религиями возможен диалог, основанный на том, что Святой Дух отпечатал себя в каждой из великих цивилизаций: христианской, мусульманской, индийской и дальневосточной. В каждой из них по-своему выражена некая высшая точка зрения, иногда она выражена в одних словах, в других. Причем эти формулировки на словах различны".

Выступая против "обрядоверия", Померанц не является противником обряда как такового: "Для того, чтобы нечто из опыта вечности передать не только одиночкам, а задеть этим весь народ, нужны особые слова и другие знаки, нужны иконы, обряды,, нужна музыка соответствующая. Но откровение по своей природе не все вмещается в слово и знак. Поэтому возникают сразу две опасности. Первая опасность – это буквально понимание слов. Понимание слов, сказанных, допустим, пророком, как всей полноты истины. И вера сводится к тому, чтобы буквально принять сказанное слово. <…> противоположная ересь (я условно пользуюсь здесь этим термином) – это рациональная попытка растолковать слова, в которых как-то передан опыт вечности, опираясь на обыденный здравый смысл. <…> Догму же (в хорошем смысле) то есть правильное понимание, мне кажется очень хорошо выразил схимомонах Силуан, живший в концеXIX– начале XXвека, умер в 1938 году. "То, что написано Святым Духом, может быть прочитано только Святым Духом".

Григорий Померанц всегда был и остается представителем русской культуры. Он никогда, в самые тягостные годы безвременья, не собирался уезжать из России. Его собственная цельность корреспондировала с цельностью русской культуры: "Сила русской культуры – в тяготении к цельности в порыве, который редко достигал законченной формы. Цельность, к которой тянется русский гений, это цельность вселенская, цельный образ того, что разбросано в в национальных ликах Европы (и не только Европы). <…> Как ни отличается русский хаос от европейского порядка, главные задачи современной духовной культуры – одни т те же. Мы все ищем новых образов Бога, способных обновить "ценностей незыблемую скалу" (О. Мандельштам) в нашем знании. И извечное русское стремление из хаоса к цельности может внести здесь свой вклад" .

  Уважительное отношение Померанца к православию видно из ответа на вопрос после одной из лекций. "Принять православие, значит принять не только теорию, но и практику: ходить на литургию, прислушиваться к словам духовного отца, с сердечным вниманием относиться к обрядам и таинствам, наконец, понять молитву и практически молиться. Если серьезно и с некоторым даром к этому отнестись – эти действия раскрывают более глубокие слои души. Символ – единственная возможность писать то, что мы можем пережить, но что – назвать точно нельзя. Это не значит, что высшая реальность нереальна. Они только неописуема. Главное, что толкает людей к религии – этический кризис, понимание, что безрелигиозная этика упёрлась в угрозу хаоса. И в религии часто ищут опору для практического поведения".

Цитировать Григория Померанца можно долго, и всё будет интересно, глубоко и не банально. Завершим портрет нашего современника-мудреца словами Арины Гинзбург – вдовы известного диссидента Алика Гинзбурга: "

В доме в этом в те годы бывало очень много людей, ярких, независимых, интересных, но даже на их фоне Григорий Соломонович гляделся какой-то экзотической редкой птицей. В гостях он часто молчал, слушал других, но уж если начинал говорить, то значащим казалось каждое его слово. Встреча с ним вообще была из числа тех встреч, которая определяет твою жизнь на много лет вперед, а по существу – навсегда. Как мне виделось тогда, был он человеком из последних романтиков, душой ранимый и прозрачный. Алик про него когда-то правильно сказал словами поэта "стакан синевы без стакана".

Еще в школьном сочинении Григорий Померанц написал, кем он хочет быть: самим собой! И это ему удалось!