Каково приходится россиянам в других странах, где и кому «за бугром» жить хорошо? К чему приводят «столкновения культур» и легко ли найти общий язык с «аборигенами»? В каких удивительных местах вам довелось побывать? Пишите нам, рассказывайте, присылайте рисунки, снимки, видео на адрес grat@kp.ru. Обсудим!

Сегодняшнему нашему автору, Сергею Москалёву, 45 лет, он живет в Канаде, в городе Эдмонтон, а работает (несет вахту) на севере провинции Альберта, в лагере нефтяников.

Его чудесные истории — просто настоящие новогодние сказки про медведя и лису, но произошли они на самом деле. Порукой в этом — уникальные снимки.

С Новым годом и скорым Рождеством, дорогие наши соотечественники во всех далеких и близких странах! Здоровья, счастья и веселых сюрпризов в 2012 желают вам автор Сергей Москалёв и вся редакция «КП».

ЗАПАДНЯ                                               

Каждый, кто работает в лагерях нефтяников на севере Канады, проходит ежедневные инструктажи по технике безопасности. Темы, обсуждаемые на них, зависят от вида выполняемых работ и от времени года. И если зимой важно знать, как уберечься от обморожений, то летом весьма актуально, как защитить себя при встрече с медведем.

В лагере, где я обслуживаю завод по очистке воды, работники столовой первыми заметили медвежьи следы. Их цепочка вела к контейнеру, куда выбрасывают отходы кухни. Безопасность поваров оказалась под угрозой и ответственному по технике безопасности, индусу Нэйтону, поручили заняться этим вопросом. Нэйтон очень гордился своим положением в лагерной иерархии, поскольку никакой грязной работы он не выполнял, а лишь следил за работой других.

Под предлогом контроля за соблюдением техники безопасности он энергично совал свой нос во все сферы лагерной жизни и был подобен назойливой мухе, от которой каждый отмахивался как мог. Кто без злобы, спокойно принимая его, как неизбежную головную боль лагерного бытия, а кто и с матюшком сквозь зубы. Одно радовало: был он активен не более часа утром, после планёрки, и ещё час после обеда, а потом исчезал до следущего рабочего дня. И хотя в лагере его недолюбливали и считали выскочкой с явно завышенной самооценкой, но глаза начальству Нэйтон мозолил умело, что позволяло ему удерживаться на тёплом месте вот уже весьма продолжительное время.

Новое поручение изловить медведя Нэйтон воспринял, как ещё одну возможность доказать свою значимость и необходимость. Его усилиями, в лагере вскоре появилась похожая на бочку с квасом передвижная ловушка. Один торец бочки представлял собою люк, который являлся входом в ловушку. В открытом положении люк был подпружинен мощными пружинами и соединялся с педалью расположенной внутри бочки. В случае, если животное попадало внутрь и нажимало на педаль, люк немедленно захлопывался. Такая незамысловатая конструкция должна была стать для медведя роковой.

Нэйтон установил ловушку между контейнером для отходов и стеной моего завода. Внутрь бочки он положил россыпь предварительно открытых рыбных консервов. На всякий случай ловушку огородили жёлтой лентой с надписью “Не влезать!” Уже на следущий день, после жаркого полуденного солнышка, по прилегающей к ловушке территории поплыл забытый с детства, но сразу узнаваемый, запах рыбьего жира. Этот запах вскоре вобрал в себя все вкусовые оттенки послеобеденных помоев и, обоготившись ими, стал устойчивой доминантой местной розы ветров.

Как-то после обеда, во время осмотра завода, я шёл, чертыхаясь по поводу доносящихся из бочки запахов. Они к этому времени стали настоящей симфонией зловония, реквиемом по похороненным в консервах рыбкам. И только я завернул за угол, как оказался в непосредственной близости от огромного чёрного медведя гризли. Хозяин тайги стоял на задних лапах и вдохновенно втягивал в себя рыбное амбре. Он был выше меня как минимум на голову. Медведь бросил оценивающий взгляд и, видимо, не обнаружив во мне конкурента, опять повернулся к источнику запахов.

Это был первый медведь, которого я видел в тайге так близко. Азарт, бесшабашная радость, основанная на искренней симпатии к мишке, талисману московской Олимпиады-80, охватили меня. Я моментально вспомнил о видеокамере оставленной в комнате и бросился за ней. Прибежав назад, я обнаружил медведя уже внутри ловушки. Зверь смачно облизывал консервы, топча их огромными лапами. Казалось ловушка вот вот захлопнется. В тайной надежде снять роковой для зверя эпизод, я включил камеру и стал снимать. Мишка пировал совершенно потеряв страx, пребывая в состоянии сладострастной эйфории. И то верно - не каждый день в тайге деликатесы! Он словно позировал мне. Шла минута за минутой, мишка жадно поглощал ароматное содержимое, я снимал происходящее на камеру, дверь в медвежьей западне не закрывалась.

Новое поручение изловить медведя Нэйтон воспринял, как ещё одну возможность доказать свою значимость и необходимость

Облизав последнюю консерву, мишка, словно обосновавшийся в бочке Диоген, осмотрелся и высунул наружу умиротворённую, довольную морду. Я понимал, что сюжет моего фильма теряет динамику и никак не развивается по запланированному сценарию. Чтобы придать происходящему хоть какое-то движение, я побежал за народом. Пусть зеваки посмотрят, да медведя развлекут.

Когда я заглянул в кают-компанию, часть лагерной обслуги была весьма кстати собрана Нейтоном на очередную профилактическую бесседу. Видимо, по моему лицу было понятно, что произошло нечто неординарное, так как десятки сонных глаз совершенно неожиданно для оратора вдруг приобрели ясность и осмысленность. Нейтон обернулся, и я скороговоркой выпалил, что медведь в бочке интересуется, когда отправление. Этой фразы было достаточно, чтобы народ в предвкушении зрелища пойманного медведя рванул на выход. Вызванное моим вторжением выражение недовольствa на лице Нейтона сменилось самодовольной улыбкой победителя.

Нэйтон очень гордился своим положением в лагерной иерархии

Я поспешил за толпой, которая по ходу движения увеличивалась, обрастая всякого рода начальством и прочими командированными. Народ, на всей скорости завернув за угол завода, вдруг замер, словно ударившись о невидимую стену. Ловушка была открыта, а медведь при виде нежданных гостей издал грозный рык, предупреждающий, что плацкарт уже занят. Люди отпрянули назад, соображая, достаточно ли безопасно расстояние отделяющее их от зверя. Нейтона среди зевак не было. Он не побежал к ловушке со всеми. Видимо стараясь расстянуть свой звёздный час, к добыче он шёл нарочито неторопливо, с видом победившего в бою гладиатора, позволяя всё большему колличеству людей стать свидетелями своего триумфа. Самодовольная улыбка выдавала его чувства окружающим. Толпа расступилась и стало ясно, что самое интересное ещё только начинается. Медведь, обеспокоенный излишним вниманием к своей персоне, занервничал. Он неожиданно легко и грациозно вылез из бочки. Народ за углом ахнул и замер в полной боевой готовности бежать. И хотя медведя весьма смущали запахи доносящиеся от людей, всё же запах протухших консервов не отпускал. Обойдя вокруг своей ловушки, медведь опять залез внутрь и, шумно сопя, стал устраиваться поудобней.

Медведь, обеспокоенный излишним вниманием к своей персоне, занервничал...

Нэйтон, ответственный за поимку зверя, был совершенно обескуражен. Под ехидный шёпот и советы умников закрыть за медведем дверь, он был постепенно выдавлен людьми из своего окружения поближе к зверю, становясь для расстерявшейся толпы, то ли ненадёжным щитом, то ли щедрым жертвоприношением. Не зная, что предпринять, Нэйтон достал из кармана телефон и стал лихорадочно искать чей-то номер. Кто-то из местных острословов стал подсказывать Нэйтону телефон медведя, другой сказал, что уже звонил мишке, и тот просил до ужина его не беспокоить. А медведь, и впрямь, будто издевался. Он вальяжно развалился внутри собственной тюрьмы, изредка бросая косые взгляды на людей. Понимая всю анекдотичность ситуации, Нэйтон лишь бессильно пялился на открытую дверь ловушки, словно пытаясь закрыть её силой своего взгляда. Дверь не поддавалась. Наконец он не выдержал. Под смех и шутки Нэйтон расстолкал толпу и ретировался с места событий.

Прошло ещё несколько минут. Народ и медведь успокоились и уже стали фотографироваться на фоне друг друга, как вдруг, в среде зевак раздался оглушительный взрыв. От неожиданности люди бросились в сторону медведя, медведь - кубарем вон из бочки к людям. Визг женщин смешался с рёвом обезумевшего животного. Но в отличии от людей, убежать быстро медведь не мог. Естественный рефлекс заставлял испуганного зверя немедленно опорожнить свой кишечник. Так как за один присест сделать это было невозможно, то лагерь медведь покидал короткими перебежками с чередующимися приседаниями. В создавшейся панике и замешательстве только один человек сохранял хладнокровие, отвечая за безопасность происxодящего. Именно он, Нэйтон, незаметно вернувшись, взорвал специальную шумовую гранату, чтобы выгнать медведя из западни.

После этого случая медведь не перестал наведываться в наш лагерь. Только делать это он стал в соответствии с медвежьей техникой безопасности, по ночам, обходя бочку-ловушку стороной. А вот ответственный за технику безопасности Нэйтон исчез из лагеря навсегда.

МАРГО

День, когда произошла эта история, запомнился мне ещё и редкой абревиатурой - 11.11.11.

Заканчивалась вторая неделя моей вахты на севере Канады. Работа в лагере нефтяников на заводе по очистке воды, единственным оператором котрого я являлся, за это время успела вымотать меня до предела. Всё бы ничего, но численность населения лагеря с приближением зимы росла и уже составляла около тысячи человек, а завод был рассчитан лишь на пятьсот. Автоматической самоочистки фильтров было явно недостаточно. Пробы питьевой воды, которые я брал по нескольку раз в день, показывали, как ее качество медленно, но уверенно ухудшалось. Фильтры загрязнялись. Содержание магния и железа приближалось к критически допустимому уровню. Необходимо было срочно что-то предпринимать. Ответственность за последствия ложилась на меня тяжким бременем.

Лисичка была частой гостьей в лагере

Одиннадцатого ноября я проснулся совершенно разбитым. Предчуствие надвигающейся катастрофы вскоре стало оправдываться. Последние измерения показали, что содержание магния за ночь резко увеличилось и теперь превышает разрешённый предел в два раза. Последним средством, на которое в таких случаях можно было надеяться, являлась марганцовка. Необходимо было остановить завод и отсоединить фильтры, представлявшие собой большие ёмкости с особым песком. Далее, наполнив фильтры раствором марганцовки, предполагалось оставить их в таком состоянии на десять-двенадцать часов, после чего требовалось откачать раствор и присоединить фильтры назад к сложной паутине трубопроводов. Если остановку завода на такой срок еще можно было как-то пережить, то подобная чистка фильтров в одиночку представлялась мне совершенно невыполнимой задачей. И тогда я решился на рискованный шаг – впрыскивать раствор марганцовки непосредственно в фильтры, не останавливая завода. Опасность этой процедуры заключалась в возможной передозировке, и как следствие, в перенасыщении фильтров марганцем, что неминуемо приводило к появлению в водопроводе воды розового, а то и красного цвета. Реакцию обитателей таёжного лагеря в этом случае не трудно было бы предугадать. Разведя марганцовку и провозившись некоторое время с налаживанием системы впрыска, подобной капельнице больному, я с великим волнением начал осуществление задуманного.

Дело пошло. Каждый час я с тревогой проверял не идёт ли в водопровод розовая вода, затем включал промывку фильтров для очередной порции раствора марганцовки. Я был весь на взводе. Надо было как-то отвлечься, хотя бы на час сменить обстановку. Я решил осмотреть состояние скважины, которая питала мой завод жидкостью рыжеватого цвета, содержавшей в себе, как мне казалось, всю таблицу Менделеева. Скважина находилась в тайге, метрах в двухстах от забора, которым совсем недавно обнесли территорию лагеря с целью защиты от лесных непрошенных гостей. Забор состоял из несколько рядов проволоки, которая была под небольшим напряжением. Такой забор придавал лагерю зловещий вид зоны заключения. Для полноты картины не хватало ещё только вышек с часовыми. Каждый раз, выходя за пределы лагеря, я словно совершал побег на волю. Вот и на сей раз я радостно окунулся в зеленое море тайги. Правда, море это в ноябре было скорее желтым, чем зелёным. Убедивщись, что со скважиной всё в порядке, я решил продолжить прогулку.

В лесу было пронзительно тихо. Такую тишину часто называют звенящей. Редкие, пожухлые листья осин и берёз застыли на голых ветвях. Снег еще не успел укрыть землю и замёрзший лес насторожённо замер, притих в ожидании холодов и метелей. Стояло полное безветрие и только редкая птица могла ненароком раскачать макушку ели. Раскинувшаяся вокруг лагеря тайга представляла собой не светлый, напоённый солнцем прозрачный лес, а дикий бурелом, где всегда царил полумрак. Деревья здесь росли и умирали в полном хаосе. Сломанные ветрами могучие ели перед тем, как окончательно рухнуть на землю, отчаянно цеплялись за ветви соседних деревьев, повисая на них, как раненые воины на руках товарищей. Картину лесной битвы дополняли разбросанные в беспорядке, поросшие серебряным мхом черепа древних валунов. В этом застывшем ледяном царстве удивительно было находить местами совершенно зелёную траву, которая, не успев пожелтеть, так и замёрзла, застекленела зелёной. Я рвал её, растирал пальцами и с наслаждением вдыхал аромат надолго покинувшего этот край лета. Низкое, тяжелое небо застыло над безмолвной тайгой, образуя с ней единое целое. Начинались ранние, пасмурные сумерки.

Ступая по таежному лесу, приходилось постоянно смотреть под ноги. Каждый шаг становился продуманным. Невольно обратил внимание, что я не просто иду, а следую по еле заметной тропе, которая диктует направление движения. Приглядевшись, понял, что эта тропа не единственная. Она пересекается с другими, то раздваиваясь, то сливаясь с менее заметными цепочками следов. Тропки были извилистыми, но всегда самыми оптимальными для движения на данном участке местности. Кажущийся хаос тайги на глазах приобретал упорядоченность и осмысленность лесного города, пронизанного главными и второстепенными дорожными артериями, улицами и переулками.

Начал тихо падать снег, придавая тайге ещё больше сказочной, таинственной красоты. Азартно повторяя изгибы тропы, я вышел на слегка возвышавшуюся над остальной местностью поляну. Я улыбнулся – вот и площадь таёжная! Счастливо подставляя лицо снежинкам, я решил обойти поляну по кругу и затем уже вернуться в лагерь. Вспомнилось как в детстве читал Дерсу Узала, мечтал побывать в настоящей тайге, почувствовать себя первооткрывателем, пионером новых земель. Обойдя поляну, я нерешительно остановился. Я был совсем не уверен, то ли это место, на которое вышел в начале. Поляна одевалась во все белое, преображась на глазах. Формы и очертания её становились иными. Тут уж в пору было вспоминать Фенимора Купера и становиться последним из Магикан.

Я стал лихорадочно соображать, что же делать. “Главное не паниковать’, - сказал я сам себе, но от этого легче не стало. Зверей в этот момент я совершенно не опасался, было не до них. Я выбрал наиболее вероятное направление движения и пошел заламвая по ходу ветки деревьев, чтобы не ошибиться с дорогой назад. Пройдя метров двести, понял, что тропа не та. Следующая попытка вывела меня к болоту. Дурные мысли стали сами собой появляться в голове. Дело в том, что два года назад зимой в нашей компании случилось ЧП. Был сильный мороз. У оператора одной из установок ночью сломалась машина. Совсем недалеко от лагеря. Телефона у него как на зло не было и он решил пойти назад в лагерь пешком. До него было рукой подать, но надо было сделать небольшой крюк. Парень решил срезать угол, образованный поворотом дороги.

Там даже тропинка была проложена, по которой многие ходили летом. Но зима - не лето. Местность зимой выглядит несколько иначе. Парень пошёл и заблудился. Хватились его утром. Бросились искать и наши уже замёрзшим километрах в десяти от лагеря. Следы указывали, что местами он не просто шёл, бежал. Видимо запаниковал. Конечно, я надеялся, что у меня не дойдет до этого, но только от мысли, что можно просто глупо прославиться, если меня начнут искать, становилось нехорошо. В воображении уже рисовалась картина зависающего надо мной вертолёта со спасателями, однако более всего тяготило то, что раствор марганцовки рано или поздно насытит фильтры и затем попадёт в водопровод, окрасив воду в цвет партвейна. Мысли о худшем, о собственной гибели, я гнал прочь. Высокие ели угрожающе нависали надо мной непроницаемым, плотным шатром. Я вернулся назад и решил обойти поляну ещё раз, стараясь найти то место, на которое я вышел в самом начале. Всё было напрасно. Поляна стала чужой, враждебной мне.

Прошло часа два, в течение которых я пытался найти дорогу в лагерь. Сумерки сгустились и я понял, что возможность ночёвки в тайге, на морозе, становится для меня всё более вероятной. Я устал, не столько от ходьбы, сколько от черезвычайного нервного напряжения. “Что же со мной будет… что же будет?- сверлила мысль, не давая покоя. Я поднял лицо и подставил его мириадам снежинок. Тая на лице, они наполняли мои глаза слезинками. Стало нестерпимо жаль себя. Так глупо, так по-идиотски нелепо заблудиться! Я зажмурился и зашептал “Отче Наш”. В этот момент мне казалось я видел себя со стороны. С высоты я взирал на самого себя - несчастного, одиноко стоящего в безбрежном море тайги, словно дьявольским танцем охваченным белым снежным кружением.

Стряхнув оцепенение, я решил, что пока ещё можно что-то разглядеть, буду предпринимать попытки поиска выхода. Выбрав новое направление, я углубился в тайгу. Пройдя десяток метров, я неожиданно увидел свежую цепочку собачьих следов. “Волк!”, - молнией пронзила мвсль. Я стал медленно пятиться назад, к стволу ближайшего дерева. Мгновенно стало жарко. Я отчётливо слышал шорох падающих снежинок. Все мои чувства старались уловить малейший звук, малейшее движение. Я замер. Вдруг, совсем рядом от меня, шевельнулась еловая лапка. Щепотка снега упала с ветви и показалась рыжая мордочка лисы. Она усердно втягивала носом воздух, а затем осторожно вышла из своего укрытия.

”Марго, - тихо позвал я лису, - Марго!”

Лиса сдвинулась с места и, подбежав ко мне, остановилась на безопасном расстоянии. Я не верил своим глазам, это была Марго – моя любимица! Вот уже год, как почти ежедневно я встречал её возле водозаборной скважины. Она терпеливо ожидала меня. Покончив с замерами, я обычно командовал лисе: “Пошли!” Марго незамедлительно возглавляла наше совместное шествие назад, уверенно направляясь к отворённой в заборе калитке. Затем, она ждала меня недалеко от кухни, пока я не появлялся со вкусным кусочком курицы. Лиса хватала добычу и исчезала в тайге, прошмыгнув через оставленную открытой калитку. Вот и тогда Марго смотрела на меня выжидающе, а затем начала нетерпеливо тявкать. Марго не лаяла, как собака, а, словно подрощенный щенок, с сипатцой в голосе смешно тявкала. Неуверенным голосом я сказал лисе: “Пошли!” Марго встрепенулась и исчезла среди еловых лапок. Я бросился за ней. Снег, несколько часов назад укрывший лесные тропинки и предательски изменивший местность, теперь работал на меня. Цепочка следов, оставляемая лисой, словно путеводная звезда вела меня к спасению. Я не сомневался ни на йоту – Марго бежала в лагерь!

Лиса побежала в лагерь, в этом не было сомнений

Я влетел на завод и сразу же отключил насос, качавший в фильтры раствор марганцовки. С волнением открыл водопроводный кран. Чистая, как слеза вода прозрачной струйкой брызнула из крана. Сделав тест на концентрацию магния в воде, я вздохнул с облегчением. Всё было в пределах нормы. Обессиленный, я поплёлся в свою комнату и войдя, не раздеваясь, и не включая свет, рухнул на кровать. Я был опустошён. Последним усилием воли я всё же заставил себя встать и пойти на кухню. Марго ждала награда.