https://dzen.ru/a/ZY6eZOvCJlTsigH8

"Стать точной наукой – это программное требование, без осуществления которого ни одна общественная наука, – в том числе языкознание, – не может иметь практического полезного применения". И.В. Сталин.

 

Точное языкознание – это наука о первичных смысловых началах языка, о строении системы первичных смысловых начал и о способе словообразования с использованием первичных смысловых начал.

Точное языкознание рассматривает язык как знаковую, многоуровневую, взаимосвязанную систему, имеющую внутреннюю смысловую основу, построенную на однозначных и неделимых смысловых единицах, систему, в которой смысловые единицы начального уровня служат смысловым материалом для множеств вышестоящих уровней.

В основе Точного языкознания – логически обоснованные выводы, истинность которых доказана истинностью посылок. Под логически обоснованным выводом в данном случае понимается строгое рассуждение, которое строится на основе правил мышления, построенных на определённости, непротиворечивости, последовательности, обоснованности и проверяемости, соблюдение которых неизменно приводит к правильным и неоспоримым выводам.

Точное языкознание отличает строгий научный подход и соответствие тому, что называется научным знанием, в котором есть непреходящая истинность, логическое и опытное обоснование, логическая или опытная проверка.

Утверждения же и толкования, не обладающие этими свойствами, остаются вне области рассмотрения Точного языкознания. Именно поэтому всевозможные мнения Точное языкознание не рассматривает, а гадательный и бездоказательный подход не применяет.

К сожалению, современное отечественное языкознание принимает в расчёт и обращает внимание лишь на внешнее, пользовательское значение слов, и строит свою деятельность на основе принятых во всемирном сообществе лингвистов противоречивых, непоследовательных и необоснованных мнений, которые представляет самодостаточными и имеющими право на существование.

То, что теперь обсуждают языковеды, отражает только внешние проявления языка. Но, собственно знаковая система, которая позволила описать мир словами и таким образом создать язык, имеет своё собственное, внутреннее устройство. Соответственно слова имеют два значения – внешнее, нарицательное, и внутреннее, коренное.

Таково строение смысловых систем, к устройству которых причастен человек: «Особенностью создания слов является наличие смысловой системы, сочетающей внешнее, системное строение сознания, и смысловое, внутреннее. В этой смысловой системе внутреннее, отвечающее за образование понятий, обусловливает внешнее, но никак не наоборот». [Выготский Л.С. Собрание сочинений. т. 4. – М.: Педагогика, 1984 г., стр. 364–367].

Строение слов является отражением системного строения человеческого сознания. Поэтому и слова, созданные этим сознанием, имеют внешнее, системное смысловое значение, и смысловое, внутреннее. И внутреннее смысловое значение слов, отвечающее за образование понятий, обусловливает внешнее, но никак не наоборот.

О том, что слова имеют смысл внешний и внутренний, было известно всегда. В частности, об этом знали представители восточного, изначально русского языкознания. В своих работах они исходили из тождественности отдельных звуков слова и качеств и свойств вещей, и утверждали, что звуки тождественны буквам и есть суть неделимые умопостигаемые предметы, неизменные, составляющие строение изменчивых вещей.

Такому же правилу следовали индийцы, которые не разграничивали сущность и явление слова, а рассматривали язык как матрицу, законченное знание, разворачиваемое далее усилиями людей. Они различали первичное и вторичное значение слов, выделяли внутреннее содержание слова, соответствующее явлениям мира, и внешнее, имеющее внеязыковое значение.

О существовании у каждого предмета двух названий знали во времена античности. О тождественности отдельных звуков слова и качеств и свойств вещей писал Платон. А то, что теперь считают противоречием, а именно, что слова могут служить источниками знаний о предметах, якобы противоречит утверждению о существовании тождества между выражаемой мыслью и словом, противоречием не является. Ведь слово производит понятие, которое порождает мысль, поэтому между словом и мыслью существует тождество. А если слово сложено на основе значений отдельных звуков, которые отражают качества и свойства вещей, то такие слова служат источниками знаний о предметах.

О строении слов, отражающих окружающий мир, знали мудрецы древности, изучавшие природу познания, утверждавшие, что существует истинное, «природное» значение слов, которое выражено посредством природной связи между вещью и её названием, которое скрыто, но может быть установлено путем исследования. Это «природное» значение полностью соответствует коренному значению слов. Мудрецы древности знали и о «вторичном» значении слов, которое рождено связями, существующими в предметном мире. Это «вторичное» значение полностью соответствует нарицательному значению слов.

То, чем является теперь отечественное языкознание, изначально восточное, стало следствием принятия (в конце 19-го - начале 20-го века, с публикацией работ «отечественных» поляков Миколая Крушевского и Яна Бодуэна де Куртенэ) иной точки зрения, принятой в западном языкознании, о нетождественности значения знака и значения вещи, о существовании связи слова не с природой называемой им вещи, а с тем, что в сущности этой вещи познано и названо человеком, что языковой знак связывает понятие и звуковой образ, и этот последний является психическим отпечатком звучания, представлением, возникающем в сознании через посредство органов чувств.

Если в русском языкознании, изначально восточном, было принято мнение, обнаруживающее в меняющемся мире порядок и закономерности, где язык имел разумное происхождение и был умопостигаем, то в западном языкознании мнение о языке было противоположным, и язык представлялся совокупностью образов, рождающихся в мозгу человека, складывающихся бессознательно обобщением мыслей отдельных личностей в сплетение членораздельных и знаменательных звуков и созвучий. Отношение к языку в западном языкознании было порождением чувственной природы и отражением мистического взгляда на мир христианских мистиков, поэтому западные языковеды утверждали, что язык – это явление неподвластное воле и разуму человека, и что язык – явление самодостаточное, развивающееся в человеческом обществе само по себе, по воле божьей.

Русский язык представлен системой знаков, имеющей многоуровневое устройство. Начала знаковой системы закреплены звуко-буквенными знаками, которые пишутся и произносятся, и тождественны друг другу. Тождественность и однозначность буквы и звука отличает особенность русского языка.

Такая однозначность не допускает двусмысленности и неточности, того, что мы видим в других языках. Так об этом писал знаток русского языка и великий русский писатель Л.Н. Толстой: «Русский язык и кириллица имеют перед всеми европейскими языками и азбуками огромное преимущество и отличие. Преимущество русской азбуки состоит в том, что всякий звук в ней произносится, – и произносится, как он есть, чего нет ни в одном языке». – Именно так, – записанные такими буквами слова являют собой образец произношения слов.

Из звуко-буквенных знаков составлены слова, их корневая основа, служебные части слов – союзы, предлоги, приставки, прилежащие корню звукосочетания и окончания. Слова имеют смысл, а смысл принадлежит знаку, который является соглашением между людьми о закреплении за определённым знаком определённого, соотнесённого с вещью, предметного смысла.

Разумеется, знаковая основа языка является звуковой. Потому что язык имеет, прежде всего, прикладное значение. В этом качестве звуковые знаки являются наиболее простыми и удобными смысловыми единицами. Но только буквенный знак способен внести ясность, только он служит примером произношения, позволяет создавать неизменные во времени образцы языкового строя и, наконец, позволяет накапливать и хранить описанные языком знания.

Можно утверждать определённо, что состоящие из звуков слова, записанные с помощью букв азбуки (когда бы она ни была введена) передавали все особенности устной речи. Расхождения между написанием и прочтением не было: однозначно написанная буква передавала однозначное же звучание, записанные буквами слова закрепляли речевое произношение слов и были их образцом.

Все языки разные. Но существуют они за счёт единой корневой основы. Такая основа прослеживается в разных языках, и это позволило исследователям объединить языки в единую «индоевропейскую» семью языков. Выявление единой корневой основы стало обоснованием вывода о существовании некогда единого праязыка. Именно языка, всей его совокупности, с едиными правилами словообразования, с едиными звуками и звукосочетаниями, корнями и подкоренными звукосочетаниями, приставками и окончаниями.

Выявление единой основы языков не было чем-то новым, а только подтверждало древнее предание, в котором сказано: «И бе вся земля оустне едине, и гласъ единъ всемъ» [Ветхий завет. СП-б, 1901 г., Кн. 1, Гл. 11, стр. 19]. Что на современный лад: «И была вся земля речью едина и язык един для всех».

Существование единой корневой основы всех языков не вызывало сомнений и у русских словесников, о чём писал Президент Российской Императорской Академии («Храма муз словесных»), Адмирал А.С. Шишков: «Все языки всех бывших и ныне существующих народов суть наречия один другаго, … суть многоразличныя наречия первобытнаго языка, … долженствующия непременно сохранять в себе коренныя его начала». [Собр. сочинений и переводов Адмирала А.С. Шишкова. Часть V. 1825 г. «Опыт разсуждения о первоначалии, единстве и разности языков, основанный на изследовании оных», стр. 294].

И позднее, основоположник семиологии и структурной лингвистики, видный швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр высказывал обоснованное мнение, что: «за видимым беспорядочным разнообразием индоевропейских корней и их вариантов скрывается вполне строгая и единообразная структура корня, а выбор вариантов одного и того же корня подчинен единым, сравнительно простым правилам». [Ф. де Соссюр. Избранные труды по языкознанию. Перевод А.М. Сухотин, ред. А.А. Холодович. Изд-во «Прогресс», Москва, 1977 г.]

Система языка производит понятия посредством знаков. В современной научной среде принято говорить о самопроизвольном выстраивании знаковой системы языка, но примеров этому нет. И это неудивительно. То, к чему причастен человек, создано человеком. И сделано это посредством знаковых систем, которые человеком же устроены, и устроены подобно. Любое знание устроено подобно, потому что: «Всё, осознанное как сложное, состоит из осознанного простого, единичного и неделимого. Необходимо, чтобы существовала первичная объединенность из единичностей». [«Прокл. Первоосновы теологии». Москва, 1993 г. §6].

Общим свойством всех знаков, ставших основой для создания знаковых систем, является их однозначность, единичность и неделимость. Такая целостность знака необходима, чтобы мышление человека получило опору. Потому что только то, что однозначно и неделимо может стать понятным, и только единичное может стать основой для построения множеств. Именно такую однозначность, единичность и неделимость мы видим в строении первичных смысловых начал русского языка.

Основу всякого языка составляют слова, состоящие из звуков, примерно одинаковых в разных языках. Особенностями может быть произношение, или пороки речи, такие как шепелявость, картавость или гнусавость, ставшие для некоторых языков нормой. Но всё же, основа языков остаётся узнаваемой.

Слова и корни слов, составляющие смысловую основу языков, состоят из единичных звуков. Хотя теперь утверждают, что «звуки – это просто звуки, и они ничего не значат» («звук речи значения не имеет, со смыслоразличением он связан лишь косвенно: сочетаясь с другими звуками речи и образуя морфемы, он способствует восприятию, различению морфем и образуемых с их помощью слов»), как, например, любил повторять академик РАН А.А. Зализняк (1935–2017), всё же: звуки составляют смысловую основу слов. Именно благодаря определённому набору звуков слова отличаются друг от друга и имеют отличный от других слов смысл.

Никто не станет отрицать, что вначале язык был простым. Поэтому вначале должно существовать простое. А чтобы это простое стало обозначать определённое понятие, нужна договорённость между людьми, что и как понимать. Тогда простое получает понятие и становится предметом договорённости, и этот договор является отправной точкой любого знания, и языкознания в частности.

Когда простое понятие обретает исходную предметность, тем самым и тогда оно закрепляется, становится исходной смысловой основой для понятия сложного. Чтобы создать сложное, вначале должно быть простое. При этом сложное и простое будут иметь однородное строение, потому что: «Всякий разряд, ведущий начало от неделимого, несоставного единства, переходит во множество, однородное с единым, и множество каждого разряда возводится к единому». [Прокл. Первоосновы теологии. §21]. Это множество подчинено определённому порядку, потому что: «Во всяком разряде и [причинной] цепи единое определяет всё, в нем [множестве] расположенное», и определяет «единое отношение одного с другим и с целым». [Прокл. Первоосновы теологии. Там же].

Язык имеет определенный порядок. А если существует порядок, то он из чего-то исходит, и существует первопричина этого порядка. Если же есть первопричина, то она на чём-то построена, так как для её дальнейшего развития, то есть применения, необходимо уже множество, исходящее из этой первопричины.

Усложнение, развитие языка происходило потому, что в основе сложного было простое. А смысл, который содержало простое, никуда не девался, потому что он становился составной частью и основанием сложного. И это так, потому что если нет порождающего простого, то нет и производного сложного, а само знание ложно, так как только знание первичных начал позволяет знанию существовать и развиваться.

Объединение обусловленных знаков, их взаимосвязь и взаимодействие составляет устройство знаковых систем. Поэтому язык имеет ступенчатое, разветвлённое строение.

«Превращение» простого в сложное совсем не самопроизвольно. Всё то же самое мы видим в других знаковых системах, где знание, например, чисел позволяет человеку-пользователю производить вычисления. Вначале это вычисления в пределах десятка. А когда исчерпаны вычисления в пределах десятка, пользователь способен перейти на более высокий уровень, потому что ему известны правила соответствия, согласно которым единицы соответствуют знакам первого уровня (порядка), десятки – единицам второго уровня (порядка), и так далее. Пользователю известно и то, что единицы – это простое, а десятки, сотни, тысячи – это сложное, которое состоит из простого.

С появлением сложного простое остаётся, потому что оно имеет предметную, овеществлённую при помощи знака простую (единичную и неделимую, потому что это самое простое) сущность, и в системе языка постоянно, с привлечением всех пользователей, выполняет определённые задачи.

Поэтому утверждения отечественных языковедов, что «между словами, сходными внешне, может не быть никакой связи»… или «практически всегда имеются пары со случайным сходством (слов с одинаковым набором звуков)» [А.А. Зализняк, Академик РАН, «Наука и жизнь», №1 за 2009 г., статья «О профессиональной и любительской лингвистике»], это следствие непонимания того, с чем языковеды имеют дело.

Общие рассуждения о языке у языковедов создают видимость того, что речь идёт о языке как таковом. Но дело в том, что языка «как такового», не существует. Не существует и «общего языкознания» (хотя таковой предмет заявлен), о котором сказано, что оно «изучает законы устройства, функционирования и развития, общие для человеческого языка в целом». Такое изучение «устройства, функционирования и развития» невозможно теми, кто не понимает смыслового значения простого. Поэтому всё, что такие мнимые учёные насочиняют о сложном, будет лишь плодами их богатого воображения, и не более. Потому что язык – это знаковая, многоуровневая система, где смысловые единицы нижестоящих уровней служат смысловым же материалом для построения уровней вышестоящих.

В условиях, когда «звуки ничего не значат» нельзя говорить о знании внутреннего устройства языка, не имеет смысла говорить и о знании «языковых законов». Потому что без знания смысла внутреннего, смыслового не может быть понимания смысла внешнего, системного.

Разумеется, «вначале было слово», и исходный язык, который имел общую для всех языков знаковую смысловую основу, общие правила словообразования, существовал. Но таковая основа была исходной. А, поскольку знаковая система языка использовалась, она менялась. Такое изменение знаковой системы у разных языков происходило по-разному. И поводы для изменений были различными. Вследствие изменений у значительного количества языков связь внутреннего и внешнего терялась. Настолько, что со временем стали думать, что «звуки ничего не значат», «между словами, сходными внешне, может не быть никакой связи», или «практически всегда одинаковый набор звуков имеет случайное сходство».

Знание, а язык – это знание, которое позволяет описывать мир понятиями, может развиваться и дополняться. Если со знаковой смысловой основой языка работали люди знающие, то они развивали и дополняли смысловую систему. Тогда множилось количество слов и смысловых оттенков, предметный мир получал новые смыслы и становился богаче. Но, так было не всегда. Когда нарушалась преемственность знания, тогда язык начинал портиться и разрушаться. А иногда язык разрушался намеренно, с определёнными целями: если язык становился другим, другим становился и народ, который говорил на этом языке.

Именно так в начале 20-го века был искусственно создан современный украинский язык. Способ, который использовали галицкие украинофилы во главе с М.С. Грушевским, был незатейливым: просторечные народные слова беспощадно выбрасывались, если такие же (или похожие) слова употреблялись в русской речи, выброшенное заменялось заимствованиями из польского, немецкого, других языков, а то и просто выдуманными словами. Так некогда русский украинный народ вдруг стал украинским народом. И способ создания украинского языка не был ни эволюционным, ни естественным, ни самопроизвольным. А исключительно искусственным и беспощадно топорным.

Когда смыслы языка множатся и усложняются, они делают это не сами по себе, как утверждают лингвисты. Смыслы создаются людьми, и создаются на основе правил, которые, как и знаки, также являются предметом договорённости. Смыслы и правила привязаны к знакам, а когда знаковая система языка теряет устойчивость, то носители языка начинают делать ошибки, и язык начинает беспорядочно, самопроизвольно и стихийно искажаться. При этом скорость накопления искажений у разных языков с течением времени различна.

Кроме того, искажения языка (изменения, которые вводят в систему языка без учёта существующих в языке договорённостей) могут быть сделаны искусственно. И тому мы имеем довольно примеров, как из прошлого, так и из настоящего. Если не учитывать вероятное саморазрушение языка (когда участники договора оказываются неспособны соблюдать правила), или вероятное намеренное искажение языка человеком, то на многие вопросы в языкознании ответить невозможно.

Разные языки, вышедшие из единого корня, имеют различия не случайно. Причины тому есть. Чтобы выявить причину, необходимо начать сначала, возвратиться в исходную точку. Если говорить об изменении языков с течением времени, то следует вернуться к исходной временной точке. Разумеется, сделать это можно только по письменным источникам.

Многие европейские языки с течением времени претерпели значительные изменения. И теперь почти все европейские языки, за исключением русского, являются новыми европейскими языками, появившимися вследствие изустного искажения исходной языковой основы.

Заявления современных лингвистов о самопроизвольном развитии языков – это всего лишь мнение, ничем не подкреплённое, а вернее, намеренно противоречащее действительности.

Совершенно очевидно, что мнение о так называемой «эволюции» «живых» языков – это стремление выдать (прежде всего, у западноевропейских лингвистов) желаемое за действительность, в которой имело место беспорядочное, самопроизвольное, лишённое правил разрушение и порча исходного языка, а затем спешное, трудное восстановление из того, что осталось.

Причина, по которой это происходило, также известна. Именно об этом писал великий русский учёный М.В. Ломоносов: «Многие народы, не учась, не разумеют языка, которым их предки за четыреста лет писали, ради великой его перемены, случившейся через то время». [Ломоносов М.В. «Разсуждение о пользе книг церьковных в Российском языке». Московский Университет, 1757, кн. 1, стр. 3-10].

Только (искусственными) усилиями тех, кто разбирал, изучал, правил исходный язык, или наоборот – искажал, вводил заимствования из других языков, а потом закреплял знаковую смысловую основу языка письменными знаками, были созданы новые европейские языки.

И это так: язык может стать языком в полной мере, только имея письменную, звуко-буквенную основу. Только так можно заключить понятный всем, неизменный во времени пользовательский договор. Только то, что «написано пером, не вырубить топором». А иначе язык будет бесконечно меняться и дробится, до тех пор, пока жители соседних деревень не станут говорить на разных языках. В таком положении, совсем недавно, находились европейские языки.

Мало кто знает, что в XVII веке английского языка как такового ещё не существовало. Каждое сословие Англии имело свой язык: крестьяне говорили на германских саксонских и фризских диалектах, дворяне предпочитали французские языки: вначале нормандский, а позднее хорошим тоном стало говорить на парижском диалекте.

Английский язык был создан искусственно, и впервые был представлен общественности лишь в 1611 году. Работа по созданию несуществующего к тому времени языка началась по велению короля Якова I, который вознамерился перевести на народный язык Библию, написанную на латыни. По его приказу над созданием языка и переводом работали 48 человек. Именно тогда впервые были созданы правила орфографии и семантики английского языка. Довольно быстро, за 7 лет (с 1604 года), работа была выполнена. Перевод Библии вошёл в историю как «Библия короля Якова» (The Holy Bible, King James Version).

Позднее, в XVII-XVIII веках был создан словарный запас, для чего слова заимствовали из многих языков. Государственным английский язык был объявлен в 1731 году.

Следует отметить, что в работе по созданию английского языка были задействованы вполне определённые люди, которые получали за это деньги. Больше всего заимствовали из латыни. Разумеется, о «естественности» появления «английских» слов речи нет.

По поводу другого европейского языка, немецкого, также можно сказать, что это новый, искусственно созданный язык. Да и не было немецкого языка вовсе, потому что крестьянин из одной «немецкой» земли не понимал крестьянина из другой. В народе были распространены сильно разнящиеся германские наречия.

По-другому и быть не могло, потому что ещё во 2-й половине XVII века Германии не было. Были 300 разрозненных светских и духовных суверенных княжеств, ничем между собой не связанных «немецких» земель. Это не считая имперских городов и владений полутора тысяч западных (рейнских) рыцарей.

Современный государственный, единый немецкий язык (Hochdeutsch), был согласован на II орфографической конференции, проходившей в Берлине 17-19 июля 1901 года. Решения конференции были исполнены в течение 1902 года правительствами Германии, Австрии и Швейцарии.

Как мы видим, и в отношении немецкого языка нельзя сказать, что он появился «естественно», или «в результате эволюции», как толкуют лингвисты.

Только позднее, усилиями лингвистов, мнение о самопроизвольности и естественности «возникновения» языков было навязано, а в настоящем оно принято на самом высоком академическом уровне.

О том, на каких языках говорила европейская знать, и как к разным языкам относилась, можно судить по известному высказыванию: «С Богом я говорил бы по-испански, с мужчинами – по-французски, с женщинами – по-итальянски, с друзьями - по-немецки, с гусями – по-польски, с лошадьми – по-венгерски, а с чертями – по-чешски». [Император Священной Римской Империи Карл V Габсбург (1500-1558)].

Порче языка славян способствовали саксонские (немецкие) и турецкие завоевания. Уничтожение славянских государств повлекло за собой оскудение и порчу языка, некогда единого (в IX веке) во всей Славии (Балтия, Польша, Чехия, Югославия, Болгария). Такие свидетельства языкового единства сохранены в письменных источниках.

Разбор славянских языков (с целью восстановления некогда единого славянского языка) славянским просветителем Юрием Крижаничем (в XVII веке) выявил, что: «У болгаров нечего заимствовать, потому что там язык до того потерян, что едва остаются от него следы; у поляков половина слов заимствована из чужих языков; чешский язык чище ляшского, но также немало испорчен; сербы и хорваты способны говорить на своем языке только о домашних делах, и кто-то написал, что они говорят на всех языках и никак не говорят. Одно речение у них руское, другое венгерское, третье немецкое, четвертое турецкое, пятое греческое или валашское, или альбанское, только между горами, где нет проезда для торговцев и инородных людей, уцелела чистота первобытного языка, как я помню из моего детства». [Крижанич Ю. Граматично изказание об руском езику. Тобольск, 1666 г.].

Современная, в том числе и отечественная, лингвистика соотносит русский язык с индоевропейской языковой семьёй, никак не выделяя его. Однако же, отечественные исследователи языка отмечали русский язык особо: «Язык руского племени есть вершина и корень всем остальным (народам), его должно называть древним книжным языком» [Крижанич Ю. Граматично изказание об руском езику. Тобольск, 1666 г.].

Отец сравнительной славянской филологии, Ю. Крижанич писал о том, что «всем единоплеменным народам глава – народ руский», что: «все словяне вышли из руской земли, … и прозвались: болгары, сербы и хорваты; другие из той же руской земли двинулись на запад, … поэтому, когда мы хотим называть себя общим именем, то не должны называть себя новым словянским, а стародавним и коренным руским именем; … словенская, чешская, ляшская отрасль – отродки руского языка, а русский язык – это древний книжный язык, которым народы испокон века писали книги» [Граматично изказание об руском езику. Тобольск, 1666 г.].

То, что русский язык заслуживает особое внимание филологии, отмечали многие великие учёные и знатоки языков. Кроме М.В. Ломоносова, Ю. Крижанича об этом замечал академик И.И. Срезневский. В книге «Мысли об истории русского языка» (1849 г.) он писал: «вникая в подробности строя древнего русского языка, не можем не заметить в нем черт, дающих ему право на особенное внимание филологии». И как не быть таким чертам там, где присутствуют следы разумной деятельности.

В строе древнерусского языка Срезневский выделял особые законы: закон наращения, и закон определяемости; двоичный и троичный закон деления, представленный также числом 7, разделённым на 3 и 2 по 2, о чём свидетельствовали «резко отличные три рода и три числа, семь падежей склонения, в которых выделялись три главные падежа, различные в двойственном числе». В глаголах «отделялись правильно три вида, три залога, три наклонения, три времени, три лица, три числа. …Для каждого из трех главных сочетаний слов – прямого, вопросительного и относительного – были свои отдельные условия расположения слов». Что может свидетельствовать лишь об искусственно устроенном языке.

Разбирая особенности славянских наречий, Срезневский отмечал, что «если сравнить древний русский язык, в отношении к строю, с другими славянскими наречиями в их древнем виде, то нельзя не заметить, что он в первобытном своем состоянии ближе всего подходил к наречию старославянскому и вместе с ним всего более сохранял черты первообразного общего славянского строя. Он даже превосходил его до некоторой степени в этом отношении». То есть он утверждал то, что в разные века отмечали и другие исследователи: русский язык сохранил черты древнего языка более других славянских наречий и был для них исходным языком, наименее искажённым.

Как мы видим, русский язык является самым древним языком Европы, «от владения Владимирова до нынешнего веку, больше семисот лет, не столько изменился, чтобы старого разуметь не можно было». [Ломоносов М.В. «Разсуждение о пользе книг …» Указ соч. 1757 г. кн. 1, стр. 3-10].

Русский язык сохранил первичные смысловые начала, общие для всех индоевропейских языков потому, что тысячи лет оставался языком письменным. У языковедов бытует мнение, что народы, пребывающие в дикости, имеют древний язык, но это неверно. Язык, не имеющий устойчивой знаковой системы, текуч и постоянно изменяется, т.к. звук без письменного знака неустойчив. Поэтому не имеющие письменности народы теряют связь с исходным языком, а их прежний язык уходит в небытие. И об этом в полной мере свидетельствует история европейских народов, язык которых в отсутствие письменности потерял связь с исходным языком и древний их язык перестал быть для них узнаваемым. В русском языке первичные начала остались, поэтому смысл древних рукописей понятен и теперь.

Русский язык – самый совершенный язык Европы, потому что его знаковая система развивалась и совершенствовалась тысячи лет.

Мысль преобразуется в понятие посредством знаков, имеющих предметную связь. Такая связь наглядна в письменном языковом знаке, и только она позволяет создавать сложные мыслительные формы.

Мысль не возникает из воздуха, она идёт от предмета. Как учили древние: «Всякая мыслительная форма способна давать существование вечным [вещам]. Всякая [такая форма] вечна и неподвижна, она по своей сущности причина неизменных и вечных субстанций, а не возникающих и гибнущих. Так что всё существующее благодаря мыслительной форме [мыслительно] вечно» [Прокл Диадох. Указ.соч., §178].

Вечна мысль, обретшая своё бессмертие в знаке и ставшая «мыслительной формой». Обретшая бессмертие, мысль становится отправной точкой последующей цепи превращений. Так преобразуется, развивается и совершенствуется язык.

Современное представление о русском языке разнится с тем, что русский язык из себя представляет. Поэтому утверждение того, что язык подобной точности, силы и объёма произошёл в порядке самопроизвольного народного творчества, во все времена вызывало сомнение у людей мыслящих. Степень развития языка говорит о его причастности письменной культуре. Язык вне письменности просто не в состоянии выработать сложные, зрелые понятия, «никакой язык от изустного употребления не может вознестись вдруг на такую высоту, … и обрести силу, богатство и краткость, …до процветания словесности» [Шишков А.С. Язык подобен древу. Изд-во Л.С. Яковлевой. С-Пб, 2001 г., стр. 122].

У такого языка будет меньшее количество искажений, прежде всего на уровне звуков, так как именно этот материал служит для создания смыслового значения. Именно этим объясняется существование в русском языке простейших, прежде всего, в своём материальном воплощении, единиц языка, имеющих собственное значение, и применяемых как самостоятельно, в качестве слов, так и в составе слов.

 

То, что языковеды не рассматривали русский язык в качестве объекта исследования – исходного праязыка, в котором «скрыта вполне строгая и единообразная структура корня», наводит на определённые мысли. Возможно, подозрения, а может и прямые свидетельства «первородства» русского языка имелись у геополитических противников Руси-России. Но цивилизационное противостояние Запада и Востока Европы, в котором всегда участвовала Россия, не способствовало предметному рассмотрению русского языка, самого древнего и самого совершенного языка Европы.

Автор: Лыкин И. Л.