Есть старость благородная!!!

И  ненавидим  мы,  и  любим  мы  случайно,
Ничем  не  жертвуя  ни  злобе,  ни  любви,
И  царствует  в  душе  какой-то  холод  тайный,
          Когда огонь кипит в крови!

Но вспоминаются и эти строки Лермонтова:

Какое  дело  нам,  страдал  ты,  или  нет?
          На  что  нам  знать  твои  сомненья,
Надежды  глупые  первоначальных  лет,
          Рассудка  злые  сожаленья?
Взгляни:  перед  тобой  играючи  идет
          Толпа  дорогою  привычной;
На  лицах  праздничных  чуть  виден  след  забот,
          Слезы  не  встретишь  неприличной, —
А  между  тем  из  них  едва  ли  есть  один,
          Тяжелой  пыткой  неизмятый,
До  преждевременных  добравшийся  морщин
          Без  преступленья,  иль  утраты!..
Поверь:  для  них  смешон  твой  плач  и  твой  укор,
          С  своим  напевом  заучЁнным,
Как  разрумяненный  трагический  актер,
          Махающий  мечом  картонным...

Какая верная картина! Какая точность и оригинальность в выражении! Да, ум отцов наших для нас — поздний ум: великая истина!

И  ненавидим  мы,  и  любим  мы  случайно,
Ничем  не  жертвуя  ни  злобе,  ни  любви,
И  царствует  в  душе  какой-то  холод  тайный,
          Когда огонь кипит в крови!
И  предков  скучны  нам  роскошные  забавы,
Их  легкомысленный,  ребяческий  разврат;
И  к  гробу  мы  спешим  без  счастья  и  без  славы,
          Глядя  насмешливо  назад.

Толпой  угрюмою  и  скоро  позабытой
Над  миром  мы  пройдем  без  шума  и  следа,
Не  бросивши  векам  ни  мысли  плодовитой,
          Ни  гением  начатого  труда.
И  прах  наш,  с  строгостью  судьи  и  гражданина,
Потомок  оскорбит  презрительным  стихом,
Насмешкой  горькою  обманутого  сына
          Над  промотавшимся  отцом!

Эти стихи писаны кровью; они вышли из глубины оскорбленного духа: это вопль, это стон человека, для которого отсутствие внутренней жизни есть зло, в тысячу раз ужаснейшее физической смерти!.. И кто же из людей нового поколения не найдет в нем разгадки собственного уныния, душевной апатии, пустоты внутренней, и не откликнется на него своим воплем, своим стоном?.. Если под «сатирою» должно разуметь не невинное зубоскальство веселеньких остроумцев, а громы негодования, грозу духа, оскорбленного позором общества, — то «Дума» Лермонтова есть сатира, и сатира есть законный род поэзии. Если сатиры Ювенала дышат такою же бурею чувства, таким же могуществом огненного слова, то Ювенал действительно великий поэт!