Гл. 17   ЧУТЬ   НЕ   ЗАБЫЛ

   Чуть было не ушёл в Армию, забыв упомянуть о некоторых важных и не очень важных событиях, да и о мелочах тоже.

   Как я уже сказал, в августе 1959 года умерла бабушка Груша. А через два месяца 19 октября 1959 года родилась моя младшая сестрёнка Люба. Реинкарнация душ? Вряд ли. Но так или иначе вместо практически неподвижного и старого тела бабушки  наша семья получила орущее мелкое существо. Любу я люблю и уважаю – хороший человек получился. Но тогда… Люба! Я к тебе обращаюсь! Мне пришлось тебя немало нянчить.

    В младенчестве Люба не раз меня сильно пугала. Мать, по-прежнему, была вынуждена отлучаться из дома по разным делам, чаще всего , в магазины. Я , как и раньше, оставался за старшего. Так вот эта самая Люба в отсутствие матери ничем другим не занималась, кроме плача и крика. И доплакивалась до того, что, как об этом тогда говорили, «закатывалась». То есть, кричит, кричит, а потом замолкает и не дышит. Висит верёвочкой на руках, даже посинеет. А через минуту вдруг вздохнёт, вся потная и ослабшая, и уже не плачет. Страшно было! Несколько раз такое случалось.

   Отец поменял работу. Сначала он устроился слесарем по ремонту подвижного состава в депо г. Железнодорожного. Работа тяжёлая, грязная, весь в мазуте и на сквозняке. Стали его мучить радикулиты. Через несколько лет он ушёл из депо и стал работать в колхозе объездчиком, охраняя поля. Стал активистом колхозной народной дружины, а потом и её руководителем. Одновременно был и внештатным сотрудником милиции. По совокупности всех его обязанностей нажил друзей и врагов. В кармане у него постоянно лежала велосипедная цепь для самообороны. Однажды отобрал финку у какого-то бандюгана. Она до сих пор у меня, ею я работаю с деревом.

   Дом расстраивался, дополнялся. Возник вопрос о смене электрической проводки. Я уже учился в техникуме, имел неплохие представления об электричестве. Поэтому я взялся за проект, сделал схему разводки по всему дому, а потом вместе с отцом мы её воплотили в жизнь.

   С соседями через стенку продолжали скандалить и воевать. Но всё же отец в небольшие паузы перемирия методично проводил политику расширения нашего земельного участка. И весьма удачно. С помощью поллитровки водки или самогона  наши владения постепенно увеличивались, но историческая справедливость по разделу участка пополам так никогда и не была достигнута.

   Кстати, о самогоне. Как и все в деревне, гнал его и отец. Тайно, ночью. За это тогда могли сильно оштрафовать или даже посадить. Однажды он гнал самогонку в сарае, использовал для этой цели керосинку. Глубокой ночью мать внезапно проснулась и пошла проведать отца в сарай. А там лежит поддатый и спящий отец (уже хватил первачка) и полыхает вспыхнувшая керосинка. После этого случая самогонный аппарат был уничтожен. Но выпивать отец всё равно выпивал. Никогда не напивался до чёртиков, но выпивши домой приходил частенько. Мать отчаянно на него ругалась, переходя на крик и визг, а отец ходил за ней по дому и бубнил: «Ну, Марусь! Ну, Марусь! Надо было, по делу». И действительно, у него были обширные связи по колхозу. В результате, всё, что было пристроено к дому, создавалось из материалов, притащенных из колхоза. По досочке, по горсти гвоздей в кармане и так далее. Покупать было не на что, а жить было надо. В ту пору, не воровали, а «брали». Все тащили понемногу. Так жили.

   У нас дома выращивалась кое-какая живность. Было с десяток кур. Держали и гусей, голов по 10 – 15. Гуси мне нравились тем, что с ними было мало забот. Утром их выпускали за калитку, и они уходили, куда хотели. То в лес до самого Железнодорожного, то через всю деревню на речку и пруд. К вечеру возвращались и, стоя около калитки, гоготали, просились домой. Кидали им горсть зерна, и они ложились спать. И всё! Никто их не воровал. Вот такое странное дело – из колхоза тащили, а друг у друга нет. Держали кроликов. Но не так, как на Украине, в ямах. А в  клетках, с проволочными сетками. Эти грызуны необычайно прожорливы. Пока молодняк подрастал, ещё ничего. Сначала нужно было им мешок травы в день, потом два, потом три. Причём, ни в коем случае нельзя давать мокрую траву. От такой травы у них случался немедленный понос, и они скоропостижно дохли. К осени их кормили уже исключительно зерном. Иной раз кролики прогрызали клетки, и тогда их приходилось отлавливать. Бегал я как-то по огороду за очередным беглецом, а он пискнул – и готов. Инфаркт! От страха. Такое и с зайцами случается.

   Нашёл я однажды на речке хромую уточку. То ли дикая, то ли домашняя – не знаю. Принёс домой, прижилась она. А потом вдруг пропала. Обнаружил я её несколько дней спустя на задах нашего дома под сосенкой, сядящей в гнезде на яйцах. Стало быть, решила она потомством обзавестись. Забрали мы у неё яйца, они, ведь, пустые, поскольку без селезня. Вскоре история повторилась. Тогда мать подложила ей куриные яйца. Вывела утка цыплят и стала звать их в лужу, а они не идут, ни в какую. Бедная утка и так, и эдак. Не идут! Пришлось утке перейти на сухопутный образ жизни. Чего ради детей не сделаешь. Идёт, ковыляет, за ней цыплята гурьбой.

   В 4 классе попробовал я покурить. Сижу дома, ем, приходит деревенский мальчишка и шопотом мне сообщает, что прихватил у отца две папироски. А мне посоветовал захватить куриные яйца, чтобы заесть курево. Так и сделали. Пошли на зада в лес курить. А девчонка, напротив нашего дома жила, старше лет на пять, моей матери нас и заложила. Я объяснил матери, как дело было, мол, Валька позвал. Мать к Вальке, к его родителям. А Валька соврал и сказал, что я его подбил на курение и папиросы мои. Мать за ремень, я от неё на улицу. Мать меня поймала и лупцует ремнём. А я на неё ору: «Ты нехорошая!». Ну, и прочее. Экзекуция проходила принародно. Мало этого, Валька смотрел в окно, жрал пряник и улыбался! Больше я с ним не дружил. Зато и курить сразу же бросил.

   Помимо работы «на рыбе», я подрабатывал с отцом на «халтуре». Например, пилили с ним на циркулярке штакетник для колхозных нужд. Чистили от куриного помёта колхозный курятник, а там этого помёта лежал полуметровый слой.

   Колхоз наш расцветал, несмотря на усилия колхозников по растаскиванию колхозного добра. Быстро строился Агрогородок, в нём появились магазины, школа – десятилетка, детский сад – ясли образцового типа с плавательным бассейном, большой спортивный комплекс, Дом Культуры. Вот туда-то и устроилась мать завхозом, а вскоре к ней присоединился и отец рабочим по сцене. При Доме Культуры были аттракционы: качели, карусели и прочее. Командовали этим мать и отец. Я тоже иногда работал на аттракционах, когда нужно было подменить родителей. Почти каждый день в  ДК крутили кино, мать продавала билеты в кассе. Я, конечно, ходил в кино бесплатно. При ДК образовались различные коллективы самодеятельности, ставили  спектакли, оперетты, родители активно в них участвовали. Был духовой оркестр, ансамбль гитаристов и ещё всякое разное. Чуть не каждую неделю устраивались творческие вечера, капустники, «Голубые огоньки».  Приезжали знаменитости: певица Зыкина, космонавт Попович и другие. Не раз приезжали телевизионщики, снимали колхозный спектакль «Свадьба в Малиновке», потом его показывали на всю страну. Колхозники ездили со спектаклями на гастроли в Кишинёв, Киев. Жизнь бурлила. Я был рад за родителей, наконец-то они зажили по-человечески, немного оторвавшись от бесконечных земных хлопот. Дома в эту пору они бывали мало.

   Брат Саша поступил на учёбу в ПТУ, окончил его и устроился токарем в колхозе на подсобном хозяйстве.

   В деревне нарыли траншей, готовились к газификации.

   Дядя Серёжа привёз нам старенький КВН с линзой. Телевизор кое-как работал, часто ломался, я его ремонтировал.

   За несколько месяцев до Армии у меня появилась девушка, Лариса Соколовская из нашей деревни. Она училась в одном классе с моим братом. Саша тоже имел виды на неё, но я Ларису у брата отбил, посчитав , что ему ещё рано, а мне в самый раз. Встречались мы с Ларисой нечасто, и наши встречи были очень целомудренными. Мы даже ни разу не обнимались и не целовались. Ну, если только пару раз. Тем не менее, Лариса провожала меня в Армию и писала мне.