Записи Друзья Комментарии

С-В-Е-Т-Л-А-Н-А С-В-Е-Т-Л-А-Н-А

-Метки

аварія жизнь иван бунин кохання любий мІй по небу ночному атласному почуття хмельная сирень юрий антонов

-Приложения

ОткрыткиПерерожденный каталог открыток на все случаи жизни
Я - фотографПлагин для публикации фотографий в дневнике пользователя. Минимальные системные требования: Internet Explorer 6, Fire Fox 1.5, Opera 9.5, Safari 3.1.1 со включенным JavaScript. Возможно это будет рабо

-Цитатник

природа - (0)

Beautiful nature of Planet Earth. Photos Nature

ТУМАН - (0)

В след ушедшей осени... За окном уже настоящая зима - с обильным снегом и крепким морозцем, а я с...

САЛАТИКИ - (0)

Салатики бывают разные... Салатики бывают разные.../салат-бар Салат из ветчины с с...

Вокруг света. 65 самых чудесных мест планеты Земля - (0)

Вокруг света. 65 самых чудесных мест планеты Земля Оригинал размера картинки находится по клику н...

ПРИРОДА ЭТО САМА КРАСОТА МИРА - (1)

Природа это сама красота мира Мне очень нравятся различные природные красоты. Вот несколько карти...

06:16 22.02.2011

Фотографий: 5

БАГУЛЬНИК

06:06 22.02.2011

Фотографий: 5

ВЕСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ

06:03 22.02.2011

Фотографий: 5

-Поиск по дневнику

-Интересы

изобразительное искусство кулинария литература музыка путешествия фотография

-Друзья

Друзья оффлайнКого давно нет? Кого добавить? Bliss_S Svet-la-na svetlana_tirkkonen Елена_Мишакова Ив-ет-Та РАМОЧКИ_ДЛЯ_ВАС

-Постоянные читатели

~~Ptica_happy~~

-Сообщества

Читатель сообществ (Всего в списке: 1) ЯРМАРКА_ДИЗАЙНА

-Статистика

Создан: 21.02.2011
Записей:
Комментариев:
Написано: 66

Отчеты:
Посетители
Поисковые фразы

ИВАН БУНИН

Среда, 23 Февраля 2011 г. 00:24 + в цитатник

ИВАН БУНИН

Бунин, Иван Алексеевич - известный поэт, родился в 1870 г. в Воронеже, происходит из старинного дворянского рода. Образование получил в Елецкой гимназии. Бунин начал рано писать, и первый сборник его стихотворений, вышедший в Орле в 1902 г., заключает в себе стихотворения поэта с 1887 г. Кроме стихотворений, Бунин написал ряд рассказов и большую повесть "Деревня". Широкой известностью пользуются и высоко ценятся его переводы классических произведений мировой поэзии. Среди этих переводов первое место занимает перевод лонгфелловой "Песни о Гайавате", награжденный пушкинской премией. Далее, Буниным переведены тениссоновская поэма "Годива" и из Байрона: "Манфред", "Небо и земля" и "Каин". Пушкинской же премией Академия увенчивала не раз сборники его оригинальных стихотворений, а в ноябре 1909 г. избрала его почетным академиком по разряду изящной словесности. Стихотворения и рассказы Бунина, выходившие отдельными сборниками, собраны в шести томах, из которых первые пять изданы "Знанием", а шестой - "Общественной Пользой". В I т. вошли рассказы, во II - стихотворения 1889 - 1902 годов ("Листопад" и "Новые стихотворения"), в III - стихотворения 1903 - 1906 годов; в IV - переводы: тениссоновской поэмы "Годива", Лонгфелло из "Золотой Легенды"; Байрона "Каин" и стихотворения 1907 г.; в V - "Чехов. - Сны. - Золотое дно. - У истока дней. - Астма. - Счастье. - Цифры. - Тень птицы. - Зодиакальный свет"; в VI - "Стихотворения и рассказы" последних лет. Отдельно изданы "Деревня" (М., 1910), "Манфред" (СПб., 1904), "Песнь о Гайавате", "Каин" (СПб., 1907) и др. Бунин занимает особое место среди современных поэтов. Его мало коснулись модернистские течения, он остался в стороне от модных декадентских журналов, всегда был чужд изысканной нарядности, вычурности и крайностей, которые завоевали себе прочное место в поэзии недавнего прошлого. Он - верный хранитель пушкинской традиции. Простота и ясность - основные качества его стиха. Глубокая искренность и спокойная вдумчивость - главные свойства его души. Он свободен от чувства самовлюбленности, не кичится тем, что над миром видимых воздвиг мир своей собственной фантазии, заменил природу своими переживаниями и капризами. В его поэзии нет обоготворения своего собственного "я", нет горделивых проклятий людям "живущим во тьме", нет столь обычных противопоставлений поэта толпе. Не поет он хвалебных гимнов экстазам и всяким иррациональным состояниям души. Его душа и видимый мир не враждебны друг другу. Ему не нужны опьянение и экзальтация для того, чтобы преобразить этот мир своей поэтической мечтой. Его мечта создает прекрасное царство вымысла, не насилуя мира реального, и этот последний встает в его поэзии преображенным, но не искаженным, не утрачивает ни одной из своих земных черт. Как все поэты, и Бунин живет над землей, но его небо - поэтическое обобщение земли, сочетание красок и звуков, обретенных на ней. Он - не пророк, приносящий в мире вести из потустороннего мира. Мечту о небе не нарядил он в кричащий наряд для того, чтобы сделать ее отличной от земли. Его мечта - нежный покров, одевающий землю, но не закрывающий ее контуров. Его "вечное" не враждебно временному, оно сплетено из нитей временного. И природа, и красота, в которых отразилось это вечное, - не аристократическое достояние избранников, а великие источники, открытые всем. Прелесть его поэзии в том, что она не забыла своего источника и, поднявшись над землею, не противопоставила себя ей, как высшую независимую силу, а сохранила связь со своей матерью. Свободное вдохновение и обобщающая работа мысли слиты в его творчестве. "Братья-дервиши, - говорит он, - я не ищу отрешения от видимого мира. Может быть, искажая ваше слово, я говорю, что ищу "опьянения" в созерцании земли, в любви к ней и к свободе, к которой призываю и вас перед лицом бессмертного, великого в будущем общечеловеческого города. Будем служить людям земли и Богу вселенной, - Богу, которого я называю Красотой, Разумом, Любовью, Жизнью, и который проникает все сущее". Бунин поет не небо, а вечное стремление земли к небу. Он - вечный странник. Он любит наблюдать всякие культуры и всякую природу и всюду открывать это вечное тяготение к идеалу, ввысь, к солнцу: "И все же мир лишь дышит жаждой света, и солнце, погребенное во тьму, из гроба тьмы, из бездны ада слышит, что мир в тоске взывает лишь к нему". Поэтому, странствуя, он с одинаковым вниманием останавливается на памятниках разнородных эпох и культур. Они все - живые свидетели, оберегающие память о религиозном начале в истории человечества. И Святая София, и Греция, и Нил, и сфинкс, видевший лицо Моисея, и страна Авраама и Сарры, и руины капища, воздвигнутого самим Каином "в гордости и безумии", - одинаково будят в душе его глубокие и серьезные настроения. На башне Христа он переживает те же чувства, что и в теккэ дервишей. Он отдается созерцанию и чувствует, как приближается сладострастное "исчезновение в Боге и вечности". Эта мысль о вечности мягким примиряющим светом освещает бесконечное разнообразие явлений, попадающихся ему на пути. И радости и страдания земли находят примирение в этой мысли. Могилы и руины говорят ему не о смерти и тлении, а, напротив, о неумирающей красоте, о вечной связи между вещами, об единой гармонии. Он верит, что, раз загоревшись, человеческая жизнь не пропадает бесследно, что если мы сгорим без возврата, то долго не умрет жизнь, "что горела в нас когда-то", и "красота, что мир стремит вперед, есть тоже след былого". Он любит бродить мыслью в отдаленности времени и пространства. Он "живет один", ему "ничего не жаль", и в то же время он живет со всем живущим, и ему жаль всех, потому что в его высшем примиряющем обобщении, в его мысли о мировой гармонии личное страдание, - печальное в частности, - неизбежно в общем плане. Он восклицает: "Ах, никогда я не чувствовал любви к родине... если русская революция волнует меня все-таки более, чем персидская, я могу только сожалеть об этом"; но он же обратился к родине с такими стихами: "Ах, я люблю, кочующие птицы, родные степи. Бедные селенья - моя отчизна; я вернулся к ней, усталый от скитаний одиноких, и понял красоту в ее печали и счастие в печальной красоте". И здесь нет противоречия. Исключительное отношение к родине чуждо ему. Ее революция не должна занимать его более, чем персидская. Но, как одно из проявлений красоты, она особенно близка его душе. Таково общее настроение его поэзии.

Чувство меры помогло ему слить в гармоническое целое мечту о вечном и интерес к временному, стремление к небу и любовь к земле. Постигнуть небо, это значит изучить землю, приблизиться к Абсолютному, это значит вращаться среди преходящего и смертного. Призраки, которые он вызывает к жизни, у него не мистические чудища, а ясные свойства души, помогающие человеку приобщаться к вечному. Когда он говорит о том, что в сумраке мы сказками живем, что он внимал не раз эти "печальные и сладостные" звуки арф, мы постигаем красоту этого земного мистицизма и поэзии, ясной в самой тайне своей. Это - тайна, не вне нас стоящая и не нами руководящая; это - тайна, рожденная нами, живущая в нас, как постулат нашего духа, как неудовлетворенность, как неясный синтез универса. Ясный реальный характер его мечты придает его поэзии то неистощимое разнообразие, которого лишено творчество поэтов, занятых только своим внутренним миром, не ищущих все новых красок и звуков в соприкосновении с действительностью. Бунин никогда не повторяет себя, не ищет разнообразия в игре слов, сама жизнь дает ему постоянно новые образы, в которых все глубже раскрываются переживания его души. Истинная стихия бунинской музы - природа. Бунин правдив и серьезен в своем культе природы. Он не язычник и не декадент. Он прекрасно сочетает точность в изображении природы и прихотливую свободу в передаче рожденных ею настроений. Он не видит сильфид и нимф, которые для нового позитивно-настроенного человечества уже стали пустыми звуками, книжными именами без конкретного содержания. Он смотрит в "лицо Мифа", а не бога, о котором повествует Миф. Он ни на минуту не заставляет забыть нас о том, что духов, обитающих в лесах и морях, мы сами поселили там, чтобы облечь в конкретные формы состояния нашей души. В таких стихотворениях, как прелестная пьеса: "На окне, серебряном от инея, точно хризантемы расцвели", особенно ярко сказывается это уважение к факту, к внешней точности, соединенное с естественно рождающимся настроением. Современный человек может чувствовать себя жутко в лесу или вздрогнуть от непонятного звука, нарушившего тишину темной комнаты. Но берегитесь убеждать его, что вы знаете таинственное существо, произведшее этот звук, или таинственных обитателей леса и тьмы. Вы рискуете, что испуганное и побледневшее лицо собеседника озарится насмешкой, и громким хохотом огласится и лес, и тьма, и рассеются духи, пугающие человека. Бунин свободен от этих языческих олицетворений природы. Он любит ее, как источник мечты и тайны, которые она дарит современному человечеству, подавленному званиями и измученному борьбой. Если он ведет нас в лес, на кладбище, в царство Ночи и т. д., куда фея Бирилена послала Тильтиля и Митиль, то не для того, чтобы люди оставались там навсегда, а для того, чтобы, вернувшись, они нашли преображенной свою жалкую избу. Природа - средство, а не цель. Ее истины не затемняют истины трудового дня, а освещают ее более ясным и привлекательным светом. Изумительное по силе жуткое настроение навевает "Сапсан". Почти физически ощущаешь ужас одиночества среди вечного безлюдья, на морозной дикой равнине, живешь ее "таинственной, великой, зловещей чуткостью" и готов верить, что в этой тишине кроется "колдовство Судьбы", что таинственной силой наделен убитый Сапсан, усыпанный как алмазами серебряным инеем. И это жуткое настроение достигается именно присущим Бунину великим чувством меры. И оно не менее жутко от того, что он не заставляет нас верить в невозможное - в существование злых духов и злых сил. И не менее страшен его Сапсан от того, что он - только "воплотившаяся сила той Воли, что в полночный час нас страхом всех соединила". Он знает, что умерщвлен Сапсан. "Но он эмблема той дикой жизни, тех степей, где эта грубая поэма слагалася в душе моей". Бунин не бежит этих книжных слов: "эмблема" и "воплощение" и предпочитает их искусственному антропоморфизму. Эта таинственная повесть оканчивается ссылкой на слова башкира. "Он умерщвлен. Но нет прощенья за смерть его - сказал башкир: - он гений зла, он демон мщенья, он дьявол, покоривший мир". В душе неиспорченного культурой обитателя степей так рождаются страшные легенды и мифы, и Бунин показывает нам процесс этого зарождения.

Его мифы всегда близки той природе и тем силам ее, из которых они выросли, и мы всегда видим связь, скрепляющую их. И, вообще, его поэзия близка природе. Грохот экипажей, звон трамваев и электрический свет и быстро снующие пары еще не привлекли его внимания. И в этом отношении он - продолжатель старой нашей поэтической традиции. Он - певец деревни, а не города. Его муза вскормлена бытом усадьбы, точно выросла среди интимных и мирных настроений, рождавшихся в старых дворянских гнездах, воспетых Тургеневым . И даже та печальная деревня, которая нарисована в его большой повести ("Деревня"), ближе ему, чем город. Из этой деревни смотрит он на далекий шумный мир, где кипит борьба, бурная и быстрая жизнь. И отголоски этой жизни, достигая деревни, умирают здесь, точно нет здесь почвы для жизни, точно смерть уже давно простерла свою руку над этим царством косности и невежества. Томительная и нудная эта повесть без интриги, без действия, без ярких красок. Но и сама жизнь, которую изображает она, такова же. Нет в ней начала и конца, медленные речи, медленные мысли, нет материала для драмы, и до бесконечности можно слушать эти речи, и смотреть на эти картины, и никогда не скажешь, что в том или ином месте удобнее кончить. Если Тургенев уже начал скорбную повесть об умирании сельского уклада жизни, то в изображении Бунина кажется, что деревня переживает последние судороги. "Все линяет", - говорит Тихон Ильич и в таких словах характеризует деревню: "А у нас все враги друг другу, завистники, сплетники, друг у друга раз в год бывают, сидят по своим закутам, мечутся, как угорелые, когда нечаянно заедет кто, кидаются комнаты прибирать... Да что! Ложки варенья жалеют гостю". Не лучше и у помещиков: "Поблизости помещики такая голь, что без хлеба по три дня сидят, последние ризы с икон продали, разбитого стекла вставить, крышу поправить не на что: окна подушками затыкают...". Бунин - поэт деревенского запустения, и в изображение этого запустения он внес манеру своего письма. Настроение томительное и нудное развивается естественно при чтении его повести, и навевает она мысли серьезные и значительные, как и вся его поэзия. П. Коган.

По данным www.rulex.ru

ИВАН БУНИН

Не пугай меня грозою:
Весел грохот вешних бурь!
После бури над землею
Светит радостней лазурь,
После бури, молодея,
В блеске новом красоты,
Ароматней и пышнее
Распускаются цветы!

Но страшит меня ненастье:
Горько думать, что пройдет
Жизнь без горя и без счастья,
В суете дневных забот,
Что увянут жизни силы
Без борьбы и без труда,
Что сырой туман унылый
Солнце скроет навсегда!

1888

За рекой луга зазеленели,
Веет легкой свежестью воды;
Веселей по рощам зазвенели
Песни птиц на разные лады.

Ветерок с полей тепло приносит,
Горький дух лозины молодой...
О, весна! Как сердце счастья просит!
Как сладка печаль моя весной!

Кротко солнце листья пригревает
И дорожки мягкие в саду...
Не пойму, что душу раскрывает
И куда я медленно бреду!

Не пойму, кого с тоской люблю я,
Кто мне дорог... И не все ль равно?
Счастья жду я, мучась и тоскуя,
Но не верю в счастье уж давно!

Горько мне, что я бесплодно трачу
Чистоту и нежность лучших дней,
Что один я радуюсь и плачу
И не знаю, не люблю людей.

1893

Ночь наступила, день угас,
Сон и покой — и всей душою
Я покоряюсь в этот час
Ночному кроткому покою.
Как облегченно дышит грудь!
Как нежно сад благоухает!
Как мирно светит и сияет
В далеком небе Млечный Путь!
За все, что пережито днем,
За все, что с болью я скрываю
Глубоко на сердце своем, —
Я никого не обвиняю.
За счастие минут таких,
За светлые воспоминанья
Благословляю каждый миг
Былого счастья и страданья!

1895

ИВАН БУНИН

В поздний час мы были с нею в поле.
Я дрожа касался нежных губ...
«Я хочу объятия до боли,
Будь со мной безжалостен и груб!»

Утомясь, она просила нежно:
«Убаюкай, дай мне отдохнуть,
Не целуй так крепко и мятежно,
Положи мне голову на грудь».

Звезды тихо искрились над нами,
Тонко пахло свежестью росы.
Ласково касался я устами
До горячих щек и до косы.

И она забылась. Раз проснулась,
Как дитя, вздохнула в полусне,
Но, взглянувши, слабо улыбнулась
И опять прижалася ко мне.

Ночь царила долго в темном поле,
Долго милый сон я охранял...
А потом на золотом престоле,
На востоке тихо засиял

Новый день, — в полях прохладно стало...
Я ее тихонько разбудил
И в степи, сверкающей и алой,
По росе до дому проводил.

1901

Звезды ночью весенней нежнее,
Соловьи осторожней поют...
Я люблю эти темные ночи,
Эти звезды, и клены, и пруд.

Ты, как звезды, чиста и прекрасна...
Радость жизни во всем я ловлю —
В звездном небе, в цветах, в ароматах...
Но тебя я нежнее люблю.

Лишь с тобою одною я счастлив,
И тебя не заменит никто:
Ты одна меня знаешь и любишь,
И одна понимаешь — за что!

1898

Я к ней вошел в полночный час.
Она спала — луна сияла
В ее окно, — и одеяла
Светился спущенный атлас.

Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди, —
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь ее во сне.

1898

ИВАН БУНИН

Ночь

Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и вечного. Вдали
Я вижу ночь: пески среди молчанья
И звездный свет над сумраком земли.

Как письмена, мерцают в тверди синей
Плеяды, Вега, Марс и Орион.
Люблю я их теченье над пустыней
И тайный смысл их царственных имен!

Как ныне я, мирьяды глаз следили
Их древний путь. И в глубине веков
Все, для кого они во тьме светили,
Исчезли в ней, как след среди песков:

Их было много, нежных и любивших,
И девушек, и юношей, и жен,
Ночей и звезд, прозрачно-серебривших
Евфрат и Нил, Мемфис и Вавилон!

Вот снова ночь. Над бледной сталью Понта
Юпитер озаряет небеса,
И в зеркале воды, до горизонта,
Столпом стеклянным светит полоса.

Прибрежья, где бродили тавро-скифы,
Уже не те, — лишь море в летний штиль
Все также сыплет ласково на рифы
Лазурно-фосфорическую пыль.

Но есть одно, что вечной красотою
Связует нас с отжившими. Была
Такая ж ночь — и к тихому прибою
Со мной на берег девушка пришла.

И не забыть мне этой ночи звездной,
Когда весь мир любил я для одной!
Пусть я живу мечтою бесполезной,
Туманной и обманчивой мечтой, —

Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и тайного, как сон.
Люблю ее за счастие слиянья
В одной любви с любовью всех времен!

1901

Спокойный взор, подобный взору лани,
И все, что в нем так нежно я любил,
Я до сих пор в печали не забыл,
Но образ твой теперь уже в тумане.

А будут дни — угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.

1901

Ночного неба свод далекий
Весь в крупных звездах. Все молчит.
Лишь моря слышен шум глубокий
Да сердце трепетно стучит.
Стою, в тревоге ожиданья,
Исполнен радостных надежд...
И вот — шаги среди молчанья,
Шаги и легкий шум одежд!
И верю, и не верю счастью,
Гляжу с надеждою во тьму...
Ужель опять с блаженной страстью
Твои колени обниму?
Как ты, покорно и не споря,
Отдашься мне! Еще хранят
Твои одежды свежесть моря,
И в темноте сияет взгляд.
Нет, никогда уже не буду
С другой я счастлив! Эти дни
За мною следуют повсюду
И в сердце не умрут они.
Ты первого меня любила...
Никто, наперекор судьбе,
Не возвратит того, что было,
Не заменит меня тебе!
Люблю, исполнен тайной муки,
Люблю тебя, как светлый сон,
И каждый горький миг разлуки
Собою озаряет он.
И пусть в нем было все случайно, —
Благословляю день и час,
Когда навеки сладкой тайной
Судьба соединила нас!

1901

ИВАН БУНИН

Одиночество

И ветер, и дождик, и мгла
Над холодной пустыней воды.
Здесь жизнь до весны умерл
До весны опустели сады.
Я на даче один. Мне темно
За мольбертом, и дует в окно.

Вчера ты была у меня,
Но тебе уж тоскливо со мной.
Под вечер ненастного дня
Ты мне стала казаться женой...
Что ж, прощай! Как-нибудь до весны
Проживу и один — без жены...

Сегодня идут без конца
Те же тучи — гряда за грядой.
Твой след под дождем у крыльца
Расплылся, налился водой.
И мне больно глядеть одному
В предвечернюю серую тьму.

Мне крикнуть хотелось вослед:
«Воротись, я сроднился с тобой!»
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила — и стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить.

1903

Призраки

Нет, мертвые не умерли для нас!
Есть старое шотландское преданье,
Что тени их, незримые для глаз,
В полночный час к нам ходят на свиданье,

Что пыльных арф, висящих на стенах,
Таинственно касаются их руки
И пробуждают в дремлющих струнах
Печальные и сладостные звуки.

Мы сказками предания зовем,
Мы глухи днем, мы дня не понимаем;
Но в сумраке мы сказками живем
И тишине доверчиво внимаем.

Мы в призраки не верим; но и нас
Томит любовь, томит тоска разлуки...
Я им внимал, я слышал их не раз,
Те грустные и сладостные звуки!

1903-1905

Чужая

Ты чужая, но любишь,
Любишь только меня.
Ты меня не забудешь
До последнего дня.

Ты покорно и скромно
Шла за ним от венца.
Но лицо ты склонила —
Он не видел лица.

Ты с ним женщиной стала,
Но не девушка ль ты?
Сколько в каждом движенье
Простоты, красоты!

Будут снова измены...
Но один только раз
Так застенчиво светит
Нежность любящих глаз.

Ты и скрыть не умеешь,
Что ему ты чужда...
Ты меня не забудешь
Никогда, никогда!

1903-1906

ИВАН БУНИН

Сириус

Где ты, звезда моя заветная,
Венец небесной красоты?
Очарованье безответное
Снегов и лунной высоты?

Где молодость, простая, чистая,
В кругу любимом и родном,
И старый дом, и ель смолистая
В сугробах белых под окном?

Пылай, играй стоцветной силою,
Неугасимая звезда,
Над дальнею моей могилою,
Забытой богом навсегда!

22.VIII.1922

Примечание: в последних изданиях Бунина это стихотворение печатается именно в таком виде (вариант последней строки второй строфы: «В сугробе белом под окном?»). Вместо второй строфы стоит:

Где вы, скитания полночные,
В равнинах светлых и нагих,
Надежды, думы непорочные,
Далеких, юных лет моих?

(в другой книге последняя строка: «И радость замыслов моих?»). В примечаниях указывается, что стихотворение публиковалось и в варианте из четырёх строф, причём вышеприведённая строфа была второй, а последние две строки третьей строфы имели вид «И ветхий дом, и ель смолистая Среди сугробов под окном?»).

Никогда вы не воскреснете, не встанете
Из гнилых своих гробов!
Никогда на божий лик не глянете,
Ибо нет восстанья для рабов —
Темных слуг корысти, злобы, ярости,
Мести, страха, похоти и лжи,
Тучных тел и скучной, грязной старости:
Закопали — и лежи!

27.VI.1916

Жгли на кострах за пап и за чертей,
Живьем бросали в олово и серу
За ад и рай, безверие и веру,
За исчисленье солнечных путей.

И что ж! Чертей не пламя утешает,
Не то, что злей ехидны человек,
А то, что гроб, сожженный в прошлый век,
Он в нынешнем цветами украшает.

2.VII.1907

ИВАН БУНИН

Ночная прогулка

Смотрит луна на поляны лесные
И на руины собора сквозные.
В мертвом аббатстве два желтых скелета
Бродят в недвижности лунного света:
Дама и рыцарь, склонившийся к даме
(Череп безносый и череп безглазый):
«Это сближает нас — то, что мы с вами
Оба скончались от Черной Заразы.
Я из десятого века, — решаюсь
Полюбопытствовать: вы из какого?»
И отвечает она, оскаляясь:
«Ах, как вы молоды! Я из шестого».

1947

Последняя любовь Ивана Бунина

Описать любовь с такой красотой и точностью, как делал это великий Иван Бунин, дано не каждому писателю. Это сильное, страстное и трагическое чувство было известно ему не понаслышке...

Солнечный удар

...Сентябрь на южном побережье Франции выдался на редкость жарким. Грасс медленно варился в лучах палящего солнца: ни малейшее дуновение ветерка не нарушало духоты полуденного зноя. Марево, идущее от камней, обжигало тело, и шатры зонтиков не спасали укрывшихся под их тенью отдыхающих. На террасе прибрежного кафе расположилась пара: мужчина и молодая женщина. Они пили коктейли со льдом, разговор не клеился, и женщина, сняв с ноги один сандалий, лениво водила ступней по нагретым солнцем доскам. На набережной появился мужчина: высокий, немного сутулый, в светлом льняном костюме. Поравнявшись с парой, он поздоровался легким кивком головы.

- Михаил, кто это? - поинтересовалась женщина.

- Это мой старинный знакомый, Иван Бунин, кстати, живой классик. Может, слышали?

- Вы, наверное, шутите: слышала ли я?! Я все его произведения наизусть знаю! Знакомьте немедленно!

Писатель Михаил Гофман представил их. Так Иван Бунин встретил свою последнюю любовь - Галину Кузнецову. Все произошло мгновенно, как в его рассказах: легкое прикосновение рук, быстрый взгляд - они поняли, что искали друг друга всю жизнь. Любовь была похожа на солнечный удар...

Бунин бежал в Грасс вместе с женой Верой Николаевной после октябрьского переворота, спасаясь от "кровавого безумия" красного террора. Так же покинула Россию и Галина Кузнецова вместе с мужем, белым офицером Дмитрием Петровым, и толпой отчаявшихся и перепуганных людей, которые надеялись обрести счастье и покой вдали от истерзанной Родины. Встреча Ивана Алексеевича и Галины была случайна, но именно этот случай перевернул всю их последующую жизнь.

Для начинающей писательницы Галины Кузнецовой Бунин был кумиром. С первого взгляда он покорил ее блеском живого ума, глубиной переживаний. Как никто другой, Иван Алексеевич, знаток человеческих душ, понимал ее суть, женский характер. Что-то в нем завораживало и гипнотизировало Галину, барышню ведомую, нуждающуюся во властном и сильном человеке. Она писала в своем дневнике, что Бунин буквально "оглушил" ее, она безвольно подчинялась и тонула в нем.

ИВАН БУНИН

Для Бунина Галина стала глотком свежего воздуха. Она была совершенно не испорчена зрелостью и напоминала окружающим девочку-подростка с худенькими плечами и тонкими запястьями. Она носила сандалии и короткие юбки, обожала море и солнце и словно вся была пронизана его лучами и солеными брызгами волн. Иван Алексеевич не мог налюбоваться глубиной ее серых печальных глаз. У них была огромная разница в возрасте - 30 лет. Они были уверены, что этот "солнечный удар" продлится вечно...

Любовный квадрат

Галина без оглядки отдалась нахлынувшему чувству, она немедленно бросила мужа и стала снимать квартиру в Париже, где влюбленные целый год встречались урывками. Когда же Бунин понял, что не хочет и не может жить без Кузнецовой, то пригласил ее в Грасс, на виллу "Бельведер", в качестве ученицы и помощницы. И так они начали жить втроем: Иван Алексеевич, Галина и Вера Николаевна, жена писателя. Вскоре "неприлично бурный роман" стал главной темой пересудов у всего эмигрантского населения Грасса и Парижа, и больше всего доставалось несчастной Вере Николаевне, допустившей такой неслыханный скандал и безропотно принявшей всю двусмысленность своего положения. А что могла сделать милейшая Вера Николаевна, прошедшая с мужем рука об руку более 20 лет, пережившая с ним годы скитаний, нищеты и неудач? Бросить? Она не мыслила своей жизни без него и была уверена в том, что и Иван не проживет без нее и мига! Она не могла и не хотела верить в серьезность романа Бунина на старости лет. Долгими бессонными ночами она рассуждала о том, что привлекло Яна (так Вера Николаевна называла мужа) в этой девочке. "Талант? Не может быть! Он мал и хрупок, - думала Бунина. - А что тогда?!" Вера Николаевна была на грани сумасшествия, но доброе подсознание предложило ей беспроигрышный вариант. Женщина убедила себя в том, что ее Ян привязался к Галине, как к ребенку, что в ней он видит погибшего в раннем возрасте сына Колю и любит как дочь! Вера Николаевна поверила себе и привязалась к любовнице мужа, изливая на нее всю нежность и ласку и просто не желая замечать истинного положения вещей. Через 2 года этот странный любовный треугольник превратился в квадрат. По приглашению Бунина в "Бельведере" поселился молодой литератор Леонид Зуров, который страстно полюбил Веру Николаевну. Она же, в свою очередь, опекала его как родного сына и не видела других мужчин, кроме своего дражайшего Яна.

Конец

Последние годы совместной жизни в Грассе стали очень сложными для всей четверки. Несмотря на свой самообман, Вера Николаевна все чаще чувствовала себя несчастной. Нервный, безответно влюбленный Зуров страдал и умолял ее бросить мужа, а Галина начала тяготиться своей несвободой и тиранической любовью Бунина. Он часто ревновал ее без причины, чувствовал, что она отдаляется от него, и устраивал шумные сцены и скандалы, совершенно не боясь огласки. Присуждение Бунину Нобелевской премии принесло долгожданное признание и деньги, однако именно этот год положил начало конца любви великого писателя и Галины Кузнецовой.

На вручение премии поехали втроем, оставив рефлексирующего Зурова в "Бельведере". Возвращались счастливые и довольные через Берлин, чтобы навестить