I need some time to calm myself...

- У него ребёнок в больнице... - говорю я.
- Да, и жена живёт в больнице, а он живёт с другой
женщиной, - вдруг абсолютно ни к месту говорит мой
собеседник.
- С другой?..
- Да, - отвечает. И во мне умирает что-то очень важное.

Рассветы на ТЭЦ-2 прекрасны и умиротворённы, жёлтая трава ждёт своего первого снега, а после обеда туман забирает к себе стосемидесятиметровую трубу и половину старой градирни. Я ещё не привыкла и, каждый раз проходя по алее из огромных труб, монументальность электростанции входит мне прямо под сердце. Было бы глупо не воспользоваться возможностью, которую в меня буквально заметнули.
Я только сейчас узнала о том, что я - одна. Я так сильно любила и так много страдала, что сейчас я просто хочу строить новый блок ТЭЦ-2. Ты так умело оправдываешь себя работой. Прошу тебя, отпусти меня, пока не стало слишком поздно. Пока я не узнала все твои секреты, пока я ещё могу забыться новой работой, учёбой и деловыми знакомствами. Пока меня окончательно не разорвало на куски, потому что меня уже разрывает. Больно. Отпусти меня, умоляю, скажи, что во всём этом больше нет необходимости, - и мы, может быть, встретимся только тогда, когда я сама сяду на байк. Я хочу жить дальше, я больше не могу жить в смирении, потому что я уже выжжена тобою дотла.

Rudens kā rudens,
Biezie un gājputni laižas uz Nīlu.
Pēkšņi man likās,
Tu esi mans draugs un es Tevi
mazliet mīlu...

Saule cēlās un krita,
Es biju Tavs Meistars un Tu
Mana Margarita.
Vai izskaidrot proti?
Ja sākumā likās mazliet,
Tad nu jau ļoti, ļoti
Prāta Vētra - "Rudens kā rudens"

Say goodbye to everything...

Весна пришла как-то совершенно вдруг. Хотя совсем недавно мели метели, и сейчас деревья стоят абсолютно голыми, каждая душа в городе чувствует приход весны. Ветер легко гуляет по узким улицам старой Риги, лёд на Даугаве почти расстаял, рижские скверы заселили прилетевшие с юга птицы... А я... я постепенно прощаюсь. Прощаюсь с этими мостовыми, с трамваями и тролейбусами, черепичными крышами, с петухами на башнях, с людьми, и постепенно - с родителями... Они, конечно, рады, но взгляд мамы с каждой нашей встречей становиться все печальнее.
Я прощаюсь со своим горьким прошлым. Там, куда я поеду, не будет мест, которые будут мне напоминать о встречах на мосту, о поцелуях в переулках, о жалких попытках все забыть. Я прощаюсь с попытками воскреснуть и с попытками умереть.
И с каждым шагом я понимаю, что этот город у меня под кожей лег млечным путем через всю меня. Что город заснул в каждой моей жиле и в каждой моей капле крови. И его из меня не вырвать. И я пытаюсь его запомнить таким, какой он есть - живым. Таким, какого нет ни в одном туристическом справочнике, ни на одной сувенирной открытке: с холодным, но живительным морем, с пасмурным, но милосердным небом, с одинокими, но приводящими к цели дорогами.
Я прощаюсь... где-то там в глубине моего сердца звучит грустная мелодия. Я знаю, что этот путь приведет к лучшему. Но именно сейчас, слушая гул незастывающего города, мне грустно.
Слышишь, если ты хочешь попрощаться со мной, сейчас - самое время..

До свиданья, мой любимый город,
Я почти попала в хроники твои.
Ожиданье - самый скучный повод,
Нам с тобой так мало надо для двоих.
(c)

-///-

№ 1258

Всех своих подруг я отшвыривала, как старые башмаки, если чувствовала, что сникаю под влиянием их воли. Это жестоко, болезненно, но это необходимо делать, если не хочешь превратиться в чей-нибудь придаток. Я слушаю, собираю, впитываю все лучшее, что есть у моих знакомых, потом тихонько ухожу. Я в любой компании гость, который имеет право уйти, когда захочет. Дайте мне погреться у вашего камина, но не заставляйте участвовать в его растопке.

(с) Дарья Асламова. Приключения дрянной девчонки.

Something can be wrong..

Я стою на четырнадцатой отметке и отчитываю строителей за то, что после покраски крыши турбинного здания они не почистили наш кран. И меня накрывает. Турбина стоит, конденсаторы стоят, генератор спит под кожухом. Послезавтра мы начнём соединять полумуфты, в конце сентября можно сдавать турбину для подготовки к эксплуатации. Я закрываю на миг глаза и рисую в своём сознании пустую платформу и голые стены... И будто я стою там, одна, посреди начинающейся стройки, абсолютно немая и ничего непонимающая, боящаяся говорить на английском и с восхищением смотрящая на инженеров. И я ещё не знаю, во что это всё обернётся... Я открываю глаза и в моей голове только один вопрос: "почему я?" Я чувствую себя такой маленькой под огромными металлоконструкциями цеха, и такой беззащитной. Стою, смотрю, как ребята выкатывают передний подшипник турбины среднего давления, тереблю мягкую свинцовую проволоку в руках и не верю в своё причастие к огромному энергетическому проекту.
"Kira, you remember our turbine engineer said to you about that rare small allen-key, what we need for the bearings?" - меня будит его голос с явным немецким акцентом. "A? Yes, it was seven," - говорю я. "You still have it?" - "I hope so, we had two of them".
В турбинном здании я единственная девушка. Все уже более-менее привыкли к моему присутствию. Я знаю, чем отличаются рожковые ключи от накидных, я умею управлять краном, я могу рассказать на английском языке как центруется турбина. Мне двадцать три - и я не знаю ничего. Но я могу научиться. И иногда я чувствую себя как ребёнок - потому что инженеры говорят на немецком, а я ничего не понимаю. Интересно, если я окажусь в немецкой среде, сколько времени мне понадобиться, чтобы выучить чужой язык? Теперь я почти уверена в том, что для моего мозга это не самая сложная проблема.
Проект слишком много расставил по своим местам: начиная способностями памяти, заканчивая сексуальными предпочтениями.
А в какую-то субботу я стою посреди любимого магазина женского нижнего белья, релаксирую и телом, и мозгом, и чувствую, как мой сотовый начинает жужжать. Турецкий инженер на проводе. Он что-то спрашивает, я рассказываю ему о планах, о чистке подшипника, о болтах для соединения полумуфт, о шпонках для кожуха турбины, при этом разглядывая кружева и выбирая свой размер. Я кладу трубку и мне кажется, что в моём мире определённо что-то не так...

Я, наверное, уеду отсюда, если у меня будет возможность: здесь слишком много того, что я больше не хочу видеть. Здесь слишком много той меня, которой я больше не хочу быть.

-10528-

Ты хорошая очень - знаю.

Я тебе никогда не лгу.

Почему-то только скрываю,

Что любить тебя не могу.

Слишком сильно любил другую,

Слишком верил ей много дней.

И когда я тебя целую,

Вспоминаю всегда о ней...

© Николай Рубцов

Екатерина Михайлова * * *

а увидимся - отведи глаза,
шаг прибавив, не говори мне "здравствуй".
время учит меня поливать свой сад,
не смотреть назад, расставаться насмерть.

я привыкла - в космической темноте,
в високосном годе, в пустом трамвае;
оставайся одной из моих потерь,
выносимой, как всё, что не убивает.

навещай меня - мотыльком в траве,
ветром в голове, сквозняком под вечер.
если вдруг позову тебя - не поверь,
посчитай, что это фигура речи.

(с)

Без заголовка

Честь и похоть: вечная битва.
Замоли на него свечу.
Его имя – твоя молитва:
«Больно, больно... ещё хочу».
Есть последствия, нет причины.
Кому радость, кому печаль.
Он – мужчина. Не твой мужчина.
Что поделать... Обоих жаль.
© Вита Ермолова – «Моя Ж.»

В тот вечер ты встал с кровати, ушёл на кухню заварить свой любимый ромашковый чай.
Никогда не понимала, как такая гадость, как ромашковый чай, может стать любимым.
И ты сидел на кухне, пил чай, курил в пустоту. Потом вымыл чашку, вернулся в комнату.
А я сидела тихо и недвижимо, прижав колени к груди, уткнувшись лицом в ладони.
Ты потянул меня за руку под одеяло, уложил как ребёнка рядом, дотронулся рукой моей щеки.
Ты, наверное, ужаснулся - я плакала, беззвучно и отчаянно.
Безумно красиво и прямо к тебе в сердце.
Как давно по тебе плакали женщины? У тебя дрожали руки.
Нежно и осторожно ты собирал губами слёзы с моей бледной кожи.. Целовал мои веки.
Знаешь, милый, женщина должна уметь две вещи: вовремя заплакать и вовремя встать на колени.
Цинично, да, я знаю. Эта ночь вползалала мне ещё долго под рёбра.
Через два дня мы перестали видеться.

\осколки памяти. всплыло. и, скорей всего, больше не повторится\

Не со мной.


Конечно, этот стих не станет мне последним,
Я буду вновь писать, я напишу ещё.
И, может быть, каким-то утром летним
Я голову склоню вновь на твоё плечо.

И станет всё ненужным и никчёмным,
И я пойму, что больше не нужна,
Взгляну в твои глаза и обречённо
Махну рукой и прыгну я с моста.

Я изумрудами по мокрому асфальту
Рассыплюсь только для твоих шагов,
И ветер будет нежным, тихим альтом
Петь обо мне в потоке голосов.

И ты проснёшься, и в твою ключицу
Уткнусь я мокрою, слезливою щекой.
А по мечтам вновь аккуратной птицей
Твоя душа летает не со мной.

-10240-

Я стал счастлив, и мне не о чем стало писать и рассказывать. Быт убивает не любовь, быт убивает подростковую гениальность, а реальность тащит в могилу юношеский максимализм.

© Terri Butch

-10000-

Всё! Я богат!

Прощайте, неудачники! Я всегда вас ненавидел!

© Бендер

Сколько можно?..

Ляжет пыль на твою гитару, ты весной перестанешь петь.
Куда солнце твоё пропало, отказавшись к тебе лететь.

Сколько можно жить без оглядки? скоро будет чужой зима,
Сколько можно, играя в прятки, находить и терять себя?

Завтра будет другое счастье, улыбаться и пить вино,
А потом расколовшись на части, неуверенно пасть на дно.

Мы с тобою родные звери, у нас сон один на двоих,
Мне позволь, где метут метели, умирать на руках твоих.

Разве можно не видеть правды? она давит в мои виски,
Мы же были с тобою рядом и у пропасти, и черты.