Ирина Ясина

Журналист

Одним из главных фильмов в моей жизни стал испанский фильм режиссера Аменабара «Море внутри». Молодой парень неудачно нырнул, сломал шею и оказался парализованным ниже этой самой шеи на всю жизнь.

К моменту начала фильма он лежит в кровати уже 28 лет. Умудренный жизнью, ничего в ней не видевший человек очень хочет умереть. Потому что при достижениях современной медицины, заботах сестры и ее семьи он проживет еще лет двадцать. А ему не хочется. Но даже покончить с собой он не может. А если кто-то ему поможет, то будет обвинен в убийстве. Испания — католическая страна не меньше чем Россия православная, и эвтаназия там запрещена.

Сюжет фильма дальше рассказывать не буду. Герой все-таки умудряется умереть, а его помощников в итоге в тюрьму не сажают. Но

проблема достойного ухода из жизни смертельно больного человека остается неразрешимой задачей. 

Проблема не только в эвтаназии, хотя я остаюсь ее сторонником. Что такое вообще достойная смерть? Тема табуированная, обсуждать ее у нас не принято. Тяжело, грустно, неприятно. Но обсуждали. Собрали конференцию «Общество для всех возрастов», а на ней закрытый «круглый стол». Народу набилось столько, сколько, по-моему, не было на самой конференции. Оказалось, тема волнует абсолютно всех. Неудивительно: все там будем.

Я хорошо помню, как в моем детстве то из одного, то из другого подъезда нашей пятиэтажки выносили гробы. Хоронили бабушек, которые сидели обычно на лавочках и обсуждали всех проходящих мимо. Их подружки плакали, маленький оркестрик играл похоронный марш. Я никогда не задумывалась, как умерли эти бабушки? В больнице или дома, окруженные детьми и внуками?

Только на этой конференции узнала, что сейчас тело обязательно забирают в морг и только оттуда выдают хоронить.

Смерть ушла из домов, по крайней мере в Москве. Это правильно? Не знаю.

Любой нормальный человек хочет, как мне кажется, уйти из жизни дома, в окружении близких. А если в больнице или, хуже того, в реанимации, где круглосуточно горит свет, а родных не пускают? Не всегда пускают даже матерей к умирающим детям. Дети ведь тоже умирают. Какую такую дополнительную инфекцию может принести мать? И в больницы пускают только в отведенное время, хотя не имеют права, но ссылаются на какие-то внутренние распорядки. А если в доме престарелых, где на умершего смотрят только как на объект, который нужно как можно быстрее заменить еще живым, стоящим в очереди одиноким пенсионером? Никто не обнимет, не прижмет к себе в попытке разделить ужасный страх, который все люди испытают перед смертью. 

Ничего себе тема для конференции! Но ведь говорить об этом необходимо. Просто потому, что смерть такая же часть жизни, как и рождение. Выступали работники хосписов, священнослужитель, волонтеры, работающие в домах престарелых. Никто даже не допускал мысли, что человек, как тот герой фильма, может хотеть умереть. Может устать жить, устать смертельно, не видя никакой перспективы. Вспоминали адмирала Апанасенко, который ушел из жизни, будучи не в силах вытерпеть унижения, которые испытывали его близкие, жена и две дочери, бессильные в попытках достать необходимое для него обезболивающее.

Как правильно кто-то сказал, это не был акт самоубийства, это был акт самопожертвования. Ведь умереть, страдая от невыносимой боли, — это приговор и самому человеку, и обществу, которое это допускает.

Говорить о достойной смерти надо еще и потому, что в наших законах есть положение о добровольном отказе от медицинских мероприятий, но об этом мало кто помнит. И среди медиков, и среди пациентов.

Религиозные запреты и человеческие законы создавались раньше того, как возникла современная медицина с ее возможностями поддержания существования.

Наверное, надо остановиться. Дискуссии на эти темы любому обществу, уважающему права человека, еще предстоит вести.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции 

 http://www.gazeta.ru/comments/column/yasina/s63357/7814585.shtml