- Вечереет, может быть имеет смысл Вам перебраться в дом?
- Нет, спасибо. Пока еще не слишком густые сумерки.
Служанка уходит, я поднимаю глаза, пытаюсь вглядеться в твое лицо. Оно размыто лиловым полусветом вечера, моим слабеющим зрением и годами.
- Люблю сидеть здесь, вглядываться в темно-зеленую листву, слушать звуки, которые приносит мир, прислушиваться к чему-то внутри себя. У того, что слышишь и чувствуешь в себе есть огромное преимущество – этого больше никто не чувствует и не слышит.
По глазам вижу, что ты хочешь воскликнуть: «Аминь». Не хочу сарказма в этот вечер и иронии тоже не хочу. Хочу настоящий вечер, настоящий диалог. Настоящий – значит не прятаться за что-то, не цепляться за бытовые проблемы и абстрактные мысли. Мое тело слабеет, я знаю это, я чувствую. Наверное, и разум мой стал слабее, но мне не с чем сравнивать, не могу судить.
В твоих глазах нет понимания, ты просто отчего-то подавляешь свой порыв и молчишь.
Пьем чай.
Если зажечь свечи, то насекомые будут слетаться на этот свет. Глупые существа будут нырять в огонь и если в первый раз пламя опалит их не насмерть, то после второй попытки не вылетит никто.
- Ты хотел бы присутствовать при массовой публичной казни?
Ты фыркаешь, отвечаешь мне:
- Ты ненормальная. Перестань нести чушь.
Ты смотришь на горящие окна дома, в твоем взгляде тоска. Я смотрю на густую черно-зеленые кроны садовых деревьев. Если рассматривать их днем, то в какой-то момент дымкой с земли начинают подниматься воспоминания. Они захватывают мозг, завладевают сознанием, и день оказывается прожит в пустую.
- В молчании есть что-то трансцендентное.
- Так давай помолчим.
- Как два каменных изваяния? Здесь, сейчас, друг перед другом мы будем смешны; два сфинкса без загадок.
- У сфинксов не может быть загадок друг для друга.
- Отчего же?
- Да, твой мозг действительно слабеет, раньше ты о подобных вещах не спрашивала.
Я вспомнила, о каких вещах спрашивала тебя. Мне стало неловко.
- Тела и души между собой говорят и молчат по-разному и о разном.
Ты отворачиваешься. Тебе неприятно.
- Перестань говорить банальности. Это пошлые слова.
- Но ведь меня только что осенило. Я изобрела велосипед – так дай мне порадоваться.
- Мне тебя оставить, чтобы ты полнее могла насладиться своим триумфом?
- Не говори со мной как с ребенком!
- Это просьба или требование?
Пьем чай.
Темно-зеленый – мистический цвет. В нем можно утонуть.
Ты знаешь о чем я думаю. У тебя опять нет понимания того, отчего эти мысли приходят ко мне, что я при этом чувствую… Но о чем я думаю ты знаешь.
- Чего ты привязалась к этому дурацкому цвету?
При этих словах в твоем голосе только досада.
- Знаешь, я всегда хотела темно-зеленое платье.
- Именно поэтому ты постоянно носила розовое.
Медленно подбирая слова, выговариваю:
- Твой реверс, внутреннее твое покрытие темно-зеленое.
Смотришь с жалостью.
Тру виски, замечаю твою улыбку. Она нежная и далекая (так бывает, что ощущение описывается расстоянием).
Не могу молчать.
- Послушай…
- Простите, с кем Вы разговариваете?
Служанка подкралась тихой поступью лисицы. Рыжее на зеленом. Это банально. Ты счел бы это пошлым. Как жаль. Закрываю глаз от … стыда?
- Ни с кем, Дора. Это были просто мысли вслух.
Открываю глаза, твой облик дотаивает на фоне темноты внезапно опустившейся ночи.
- Дора, не пора ли перебраться в дом?
- Самое время. Самое время.

Лето уходит. И уходит в никуда запах горящих костров. Дымные завитки застынут на стенах Дома-Вселенной, так же как и искорки-саламандры. Ты когда-нибудь видел застывшую в янтаре муху?
Лето уходит. Скоро его следы заметут цветные листья, его запах перебьет аромат спелых яблок. Скоро слова «летний зной» не будут значить ровным счетом ничего. Скоро из них уйдет подтекст, известный лишь тебе. Скоро, скоро…
Ты пытаешься разорвать ткань степенно уходящих безжалостных минут. Хватаешься за места, события, людей, мечты. Лето уходит. Оно и ты легонько соприкоснулись, а шрамы остались глубокие. Случилось чудо из тех, каких не помнили со времен затейника Иисуса. Но это лишь вспышка.
Ты считаешь, что лучшее позади, но что ты знаешь о будущем?
Ты считаешь, что многие родные люди остались в прошлом, но…
Лето уходит. Странники возвращаются домой.

Настроение сейчас - музыка

Дождь. Золото листвы. Свет фонарей полный теплой надежды.
Мысли далеко и с далёкими.

Я чувствую твое дыхание, твой смех, твою радость. Знаю как легко сейчас у тебя на сердце.
Я словно смотрю в зеркало, в котором отражается твоя жизнь. Нет, не так. Я смотрю из зеркала, прячусь за перевернутыми, разбросанными по амальгаме вещами твоей комнаты.
Твой кот недоверчиво смотрит на меня: он трепетно охраняет твой покой. Его мысли просят меня уйти, его лапы готовы обнажить когти, он готов прыгнуть на стол и разбить зеркало, развеять меня по несуществующему миру.
У твоего кота мысли точно острые лезвия.

Потом придет ночь, и ты спрячешься от темноты в мире сновидений. Сбежишь. И во сне ты будешь улыбаться прошедшему счастливому дню.
А мы с твоим котом будем на двоих распивать окружающую тьму, забивать друг другу мозги философией (он мне кошачьей, я ему эээ…. сложно сказать какой) и тешить друг друга фантазиями. До самого рассвета.

В колонках играет - приближающейся осени так подходит танго
Настроение сейчас - внутренняя напряженность

Странное время «Август». Некалендарная осень, вполне себе календарное лето. Внутреннее созерцание – пожалуйста, подготовка к прыжку – готовься, кто тебе не дает? Время, когда люди просыпаются по утрам от чужих мыслей о них или от прохладного ветерка, прорвавшегося в квартиру.
Школьники, как могут, стараются растянуть дни, чтобы школьные коридоры не так уж явно и угрожающе маячили на горизонте, студенты с некоторым удивлением вспоминают, что они всё еще где-то учатся, потом, при некотором умственном усилии, даже осознают где (хотя у некоторых , как показывает практика, сие усилие происходит только к концу семестра). Работающие граждане, отдыхавшие последний месяц лета, стараются максимально наполнить последние дни отпуска и успеть как можно больше.
И эта помесь лихорадки с тягостным ожиданием прямо таки висит в воздухе. Своеобразная такая потерянность во времени (ведь кто-то старается растянуть свои последние дни августа, а кто-то «украсть»).
И до открытия театрального сезона еще две недели. Это главное.

Настроение сейчас - ну и как дальше жить?

Вот уже лет десять, как я задаюсь вопросом: "Что б не родиться мне лет на пятнадцать раньше?!"

А на улицах кто-то погасил фонари, Луну и звезды…

А потом щедрой рукой разбросал на черном бархате неба искры фейерверка…

И все что ты можешь сделать – зажечь салатовые свечи, осветив их крохотными огоньками миг ожидания всей Природы и впустить праздник в комнату, пообещав ему бокал десертного вина и кусочек шоколада.

И он неслышно войдет в квартиру, ласково поцеловав в щеку, а ты, словно закрывая двери за дорогим гостем, погасишь свечи.

И вот вы вдвоем остаетесь сумерничать…

Зачем возвращаются те, с кем уже распрощались?
Вечер за стенами домика потихоньку плетет из сумеречных нитей свои истории и человеческие сны, а ты сидишь себе в кресле под еле слышное мурлыканье кота и тихое посапывание собаки и занимаешься приблизительно тем же, чем и вечер – сплетаешь узор своей жизни из разноцветных ленточек-дней.
А когда близится полночь и из многочисленных спящих домов горят окна только твоего, тогда и приходят на огонек все те, кто исчезал в слепых сумерках, становился кусочком тьмы предрассветной порой или уходил, укрываясь плащом солнечного света.
Кого было, за что прощать, были прощены, память о ком стоило похоронить среди ковыля, была похоронена. Все моменты жизни, разделенные с ними, были уже прожиты, будущее с ними было бы мертво.
Но они приходят и начинают скрестись в окна, нашептывать тысячи важных (для них) слов, яростно бормотать, плаксиво просить. Тем яростнее царапают ногти по стеклу, чем яснее все они понимают, что их не пустят. Обвинения переходят в поток жалоб, жалобы превращаются в попытки конструктивных предложений. Но и они скоро перетекают в новые обвинения.
И тогда ты вздыхаешь и понимаешь, что пора бы спать. Откладываешь свою работу и погружаешься в эфемерный мир грез. Как только гаснет твое окно, все просители как бы слепнут, не могут нащупать окно, не видят дверь, в которую скреблись.
Они идут дальше своим путем; сначала их уносит прочь ночь, разделяют с тобой иные сны, а дорогу в твой дом на утро уже застилает туман.
Возможно, они вернуться, возможно, они придут к кому-то еще и там их пожалеют и пустят. Все это возможно, но тебе-то что? В этом доме у всего есть свое место. Иногда кто-то или что-то просится в твой домой, и тогда приходит осознание: «Да, это важно/близко/дорого (не в плане цены, но ценности), этому всегда найдется уголок. Или целая комната».
А для них места нет. Ни в доме, ни в беседке, ни в саду. Точнее, ни в твоем доме, ни в твоей беседке, ни в твоем саду.

Скажите, мой друг, вы когда-нибудь замечали, что наш мир летом, зимой, осенью и весной, это разные миры? И дело даже не в цвете и наличии листьев за окном, не в том, идет ли снег, дождь или светит палящее солнце. Это, конечно существенно, но отнюдь не самое главное.
Вы не любите осени, мой друг, не любите ее всей душой… По крайней мере вы так утверждаете, за что я вам ставлю в вину верхоглядство.
Вы мудры и говорите, что у всего в этом мире есть своя песня, но признайтесь – вы никогда не слышали симфонию дождя. Для вас это монотонный стук капель или еле уловимый нежный шепот неба, его поцелуи, которыми оно нетерпеливо покрывает землю, перебрасывает пеструю ленту радуги, через наваждение тумана и сумрак туч.
Вы никогда не замечали, как ваша подруга, «прекрасная волшебница», как вы ее зовете, любимой Пушкиным порой превращается в осеннюю ведьму. И она бродит по созвучному ей осеннему городу, жадно втягивая в себя терпковато вишневый воздух, и будто разыскивая что-то давным-давно потерянное. Чай, плед, болтовня, оставляющая странный привкус недоговоренности, который вместе с горьким шоколадом тает на языке, потому как не сказано не от недоверия, а из-за того, что невозможно изъяснить нашим человеческим языком то, что происходит внутри. Интересно, о чем говорят птицы? Быть может слова для них не разменная монета, не способ выиграть время или интеллектуальную битву, а описание того, что идет изнутри наружу?
Люди могут тысячью терминов описать вспышки на солнце, но не в состоянии связать и пары слов, когда речь идет о чем-то подобном в глубине них. Осень это подчеркивает своими пестрыми (пустыми) аллеями и днями пропитанными влагой десятка ливней, человеческими мыслями и тишиной. Правда, знаете, какую-то незримую гармонию в дождливые дни вносят творения Шопена.
И вот под дивную музыку вы впускаете в себя осень...
И быть может тогда, мой друг, вы поймете, что сама эта осень не имеет ничего общего с дымом сигар, лоскутными одеялами, хандрой и пустотой, ведь это лишь субъективные наши представления о ней, не более.
Но осеннему миру не нужны люди, так же, как ему не важные их представления о нем. Он просто есть и его можно услышать, почувствовать, впустить в себя задержав дыхание, встав на цыпочки, потянувшись всем своим существом к небу и зажмурив глаза.

Ночь (Акбал) или Сон, Тьма

Кто Вы по гороскопу Майя

Я ухожу (чтобы вернуться). Ухожу, как всегда уходил.
Ты смотришь растерянно, будто не привык к этому за шесть лет наших встреч и разлук.
Еле слышно: «Почему?»
Я не желаю видеть, как ты начинаешь уставать от моего общества; подмечать, что нет того интереса, который обычно был спутником наших встреч и бесед. Я не хочу понять в один прекрасный (или не очень прекрасный) день, что я устаю от тебя, что задыхаюсь не способный более раствориться в далёких облаках.
Я ухожу за своими историями, которые ты будешь слушать с приоткрытым ртом, временами интересуясь у меня: «Правда ли все это?» Я буду с невозмутимым видом курить и кивать, хотя мы оба знаем, что нет никакой разницы. И абсолютно неважно, что половину я выдумал, ведь мечты и фантазии имеют такое же право на существование, как и то, что происходило на самом деле со мной в этих странствиях. Где-то далеко, за краем нашего мира мои мечты обретают реальное воплощение, так контуры маяка проступают сквозь пелену дождя. И кто-то там, за краем же нашего мира, сочиняет то, что происходит со мной. Но это своё утверждение я подкрепить какими-либо доказательствами не могу, так как отсюда этот «кто-то» не виден.
Я ухожу, но ты верь мне: с первыми цветами я вернусь. Наверное…

Поэтому я и прошу просто верить.
Ведь я как-никак друг твоих снов.

Настроение сейчас - ленивое

За окном белый мир, даже соседнего дома не видно. Снежный мир…
Ранневесенняя сонливость вполне благополучно сочетается с зимним душевным покоем и уютной ленью. Спать, читать, смотреть легкие фильмы и пить чай с мятой.
И никак не реагируется на не отвеченные и не совершенные звонки, не думается о невстреченных или о почти забытых людях.
Перебираю дни как четки.
Сонно, сонно…
Хочу на одном дыхании пережить апрель и верю, что май неизменно будет самым счастливым месяцем.
Скучаю по солнцу.

В колонках играет - Вальс дождя
Настроение сейчас - всё противорчевиво, а люди тем более

Между нами бесконечность, бесконечность, выраженная в каплях дождя.
У каждой капли свой голос и его звук разъединяет и без того не близких (в плане расстояния) людей; с каждым из нас дождь ведёт неторопливую беседу о чём-то своём, расчерчивая (иногда с неподражаемой ловкостью первоклассника) наши окна своими узорами (это похоже на то, как два близких человека говорят только им понятными полуфразами).

Но вот ты выходишь из своего уютного дома под непредсказуемое мартовское небо, под которым все видится совсем иначе.

Идя по безлюдным улицам, я чувствую, как ты сейчас тоже любуешься дождём, и мне кажется, что его призрачная стена превращается в незримый мостик, способный соединить собой два полушария. Может мне одной чудится что-то дивное в том, что дождь пришёл сразу в два столь далёких друг от друга города и эти города твой и мой.
Я касаюсь эфемерных капель на шершавой коре дерева, like you, и, в этот момент, становлюсь намного ближе к тебе. Я слышу (чувствую?) как бьётся твоё сердце, вижу твои растрёпанные (впрочем, как всегда) волосы.
И если ты сейчас обернёшься, увидишь мою тень, сотканную из капель дождя, за твоей спиной.

- Добрый вечер! Почему такая очаровательная маленькая девочка плачет на одинокой скамейке в парке под проливным дождем? Нет, так не годится. Возьми платок, малышка. Что же тебя так расстроило? Неприятностей в нашей жизни хватает, да жизнь слишком коротка. Ну, не молчи. А ведь знаешь, что бы тебя ни тревожило, я могу тебе помочь. Вот, ты горько усмехаешься и не веришь, а это так. Я знаю очень добрых людей, они всем помогают. Собственно, можно сказать, что они могут всё. Я приведу тебя в очень красивый дом, царство морфия и тишины, где ночи особенно темны и глубоки. Ты поймешь, что все, что могло с тобой произойти, уже случилось, и что слово «чудо» звучит прекрасно, но от этого не престает быть просто словом. Слова материальны? И что, часто жизнь показывала тебе чудеса? А вот мои друзья, пожалуй, покажут. Сначала тебе вынут сердце, и твоя тупая ноющая боль уйдет, все уйдет, наступит абсолютный покой (мёртвый штиль). Потом лёгкие, и в первые мгновения тебе будет сложно дышать пустотой, ну ничего, ты быстро привыкнешь к этому новшеству. Потом, скорее всего, лишишься всего остального, правда, оболочку тебе оставят. В нее зальют олово, обладающее удивительным свойством: летом в жару оно будет ледяным, в морозы же будет раскаляться и плавиться. И всё для твоего комфорта дорогая, всё только для тебя. Соглашайся! Будешь нашим оловянным солдатиком?


Жаль, что ветер не прошептал ей тогда, что чудеса случаются только когда поверишь им и распахнешь глаза.

- Сочини мне, пожалуйста, историю про место на земле, где всегда цветут вишни, и пахнет спелыми яблоками, а розы тянутся нежными листьями к запоздалым путникам. Пусть в этой истории будет много светлячков и бабочек, звезд, щедро нарисованных на небе и много бумажных фонариков, развешанных на деревьях. Придумай место, в котором каждый вечер будет началом чего-то нового, сулящего много радости, а не концом. Пусть в твоей истории царствует лето со всеми присущими ему шорохами, скрипами, негаданными дождями. И давай небо там будет не только иногда сурово грохотать молниями, но и будет порой шуметь как далекое море во время прилива. А еще…
Какой-то звук из глубины комнаты прервал мечты старушки, и она повернулась от окна, за которым все еще мирно белели снега к креслу, в котором сидел ее престарелый друг. Он, разумеется, заснул под все её мысли вслух, и теперь негромко храпел, то есть занимался как раз тем, что нередко действовало бабушке на нервы. Она вздохнула и снова повернулась к окну.
- Ничего не поделаешь, - пробормотала она – снова придется придумывать всё самой.

Он говорит, говорит, говорит.
Если сравнивать его монолог с постройкой, то это весьма похоже на Великую Китайскую Стену: прочная каменная кладка, протяженностью в тысячи километров, под которой, говорят, много трупов.
В основном его рассказ представляет собой никому неинтересные новости, всякие банальности и размышления на отвлеченные (весьма и весьма отвлеченные от всего окружающего) темы.
И если ты, не дослушав (да даже если и дослушав, толку мало) все его рассуждения, уйдешь, растворившись в вечерних сумерках, дышащих обещанием скорой весны, ты никогда не узнаешь одной очень важной вещи.

Иди, не оборачиваясь, не бросая заинтригованные взгляды на этого обычного с виду мальчика: у него полно воображаемых друзей и у некоторых из них есть только один существенный недостаток: они идеальны.

Откуда тебе знать, что внутри него есть тайник, полный сокровищ. Они манят, обещают множество чудных (ударение здесь – дело вкуса) вечеров, когда тебя заставят поверить, что по солнцу можно ходить босиком или, что поиграть с рыбами, живущими на дне океана так же просто, как и с соседским щенком; они сулят необыкновенные сны и массу неожиданных открытий, сделанных с помощью самых банальных вещей.

Почему же он сразу не покажет эти сокровища всему миру, не разложит их сверкать на солнышке, под алчными взглядами зевак?

«Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке».
Сокровищница заперта на ключ, ключ в душе, а душа сокрыта за практически бессмысленными разговорами.
Может быть, он боится показаться наивным ребенком, может, не знает, как выразить то, что в принципе уже лежит на поверхности, но еще не доступно многим людям в их слепоте…
Да мало ли причин, одно известно точно: в этих его монологах никаких ключей и в помине нет.

Настроение сейчас - абсурд


Мне начала сниться весна.
Мне снятся теплые золотые лучи, разбивающие сковывающий землю холод, превращающие ледяной воздух в просто свежий, а белоснежный покров спящей красавицы в зеленое оперенье дивной птицы.
Моя весна не миловидная дева, гордо шествующая по земле, приносящая радость и пение птиц, а пожилая и весьма говорливая гардеробщица, отказывающаяся выдавать мне мою теплую куртку, пихающая мне под нос мужское прокуренное пальто, со словами: «И так сойдет, коль тебе не стыдно в такую теплынь наглухо одетой выходить». Я долго с ней препираюсь, ругаюсь, и тогда она прячет в самом дальнем темном углу то самое пальто, которое безуспешно пыталась мне всучить и кладет мне в руку червонец с просьбой сбегать ей в ларек за сигаретами (так вот кто прокуривает наши куртки!) Смеюсь. В ее глазах отражаются искорки моей улыбки, она ухмыляется, подмигивает и посылает меня к черту.
И я иду в одной майке по мартовской улице, счастливая непонятно чем.
Я совсем-совсем на нее не дуюсь.
Да и как можно?
Она ведь Весна.

Осень торопливо касалась пушистой кистью, выпачканной алой краской с золотыми разводами (это была волшебная краска) листьев старого клена, неразборчиво что-то бормотавшего ветру. Важно проплывающие облака лениво поглядывали на это озорство и варварски пытались смыть краски Осени, неторопливо роняя тяжелые капли, наполненные мечтами о кофе с корицей, теплом пледе, книге, уютном кресле…
Капли стекали с листьев, разбивались о землю и осенние мечты вновь поднимались к небу, если их внезапно не перехватывал случайный прохожий.
Осень – случайный прохожий в твоей жизни…
Она проходит через тебя (или ты проходишь через нее?), робко добавляя свою магию в твои сны, в твое настроение, в твою любимую музыку и даже в твое восприятие этого мира, в то, как ты слышишь тишину. А вот какой будет ее магия, решать тебе.
Осень не учит тебя жизни и не стремиться вернуть в реальность, удерживая тебя в ней клешнями, убивая фантазию.
Осень покажет тебе твою душу, покажет, чего же ты на самом деле стоишь.
Поменяет синеву неба на легкую тень серых сумерек, добавит в твой кофе чуть-чуть горечи, а в душу – каплю стали.
Воспринимай это как трагедию, воспринимай это как благословение, но не забывай, что кофе положено горчить, душе быть сверкающим клинком, а небу дарить шепот дождя в столь быстротечные дни Осени.

Настроение сейчас - тысяча вопросов

Некий гипотетический Снусмумрик некоему, не менее гипотетическому, Муми-Троллю:
Да, конечно, очень важно быть самодостаточной личностью и познать такое искусство, как одиночество (полюбить его?), но порой, в преддверии Мабона, когда отправляешься навстречу приключениям, опасностям и трудностям, когда бросаешь вызов всем ветрам, бывает просто необходимо, чтобы в сумерках кто-нибудь поставил на свой подоконник свечу с мыслями о тебе. Так указывают путь душам умерших в Самайн, так согревают тех, кто уже давно похолодел. Ну а ты почувствуешь этот маленький огонек и чужие мысли-слова, бьющие в твое сознание, когда стоишь на одной из бесконечных дорог осени. Это как эхо, отзвук чужого зова.
И когда слышишь его, находятся силы чтобы вернуться...

Настроение сейчас - сонное

Мое любимое время - между 3 и 4 часами утра.
Если на следующий день никуда не нужно торопиться, я могу сварить себе кофе имени Снусмумрика, поставить негромко запись Пьяццоллы или Лары Фабиан и, наконец-то, впустить в душу умиротворение, которое нещадно выгоняет суетный день. Позволяю музыки, смешиваясь с кровью, течь по венам, а сама душой аккуратно тянусь ко всем близким и дорогим мне людям, которые готовятся ко встречи с Морфеем или уже сладко спят где-то вдали от меня. Я чувствую их сны, цветные сны, перебираю их пальцами, как музыкант в задумчивости перебирает струны.
Желаю им прекрасного дня.
И наступает пора ложиться спать...

В колонках играет - Эдгар Акопян "Swan lake"
Настроение сейчас - партизанское

Время, свернувшись клубочком, лежит у меня под правой рукой, тихонько мурлыкая. Ты подходишь; оно шипит. Идиллия нарушена. И вроде мы достаточно похожи, чтобы почти физически ощущать душевную близость, и достаточно разные, чтобы быть интересными собеседниками друг для друга и надеяться на неожиданные выводы.
Но осенью у тебя не идет носом кровь, ты не чертишь небу зонтиком послания в лужах и не теряешься в золотистом свете чужих окон.
Ты безнадежно безумен, хоть и пробуешь лечиться, а мое сумасшествие лечиться, но я не стремлюсь от него избавиться: оно доставляет фантастическое удовольствие. Мне.

Временное пристанище души, заплутавшей в февральских метелях.