Цитата сообщения AWL-PANTERA
Никита Кирсанов. "Декабрист Михаил Спиридов".
Михаил Матвеевич Спиридов происходил из старинного дворянского рода, известного по документам с XVI века. Его предки служили жильцами, стряпчими, воеводами, рейтарами. Самым выдающимся из Спиридовых был дед декабриста - адмирал Григорий Андреевич Спиридов (18.01.1713-18.04.1790). Он избороздил воды Балтийского, Азовского, Каспийского, Белого морей. В 1769 году ему было поручено командовать эскадрой, впервые совершавшей переход из Балтийского в Средиземное море. Успешно руководил действиями русского флота в Чесменском сражении (1770 г.), во время которого артиллерийским огнём и бандерами был полностью уничтожен турецкий флот. За эту победу он был награждён орденом Андрея Первозванного и вотчиной в Переславском уезде (до 1929 г. находился в составе Владимирской губернии, а ныне Ярославской области), которая состояла из сёл Нагорье, Преображенское, Воскресенское и 13 деревень. Всего по 4-й ревизии адмиралу принадлежало 1451 душа мужского пола. Выйдя в 1774 г. по болезни в отставку, Григорий Андреевич проживал в селе Нагорье, выстроил здесь роскошный дом (сгорел в начале XX в. со всем родовым архивом) и каменную Преображенскую церковь, в которой и похоронен в особом склепе.
Отец декабриста, Матвей Григорьевич (20.11.1751-10.02.1829), был сенатором, но больше всего известен своими работами по генеалогии. Женившись на дочери известного историка Ирине Михайловне Щербатовой (28.01.1757-17.07.1827), он, вероятно, оставил службу, поселился в Москве и под влиянием и руководством тестя занялся историей. Его перу принадлежит "Российский родословный словарь", "Краткий опыт исторического известия о дворянстве российском", "О старинных чинах в России" и др. Вместе с женой он похоронен в Сольбинском монастыре, находящемся недалеко от Нагорья.
Михаил Матвеевич родился в 1796 году. Он был самым младшим, шестым сыном в семье. Получил хорошее домашнее образование.
Когда началась Отечественная война 1812 года, шестнадцатилетний внук адмирала пошёл в ополчение. Очевидно, молодой Спиридов находился под командованием своего дяди Григория Григорьевича (30.09.1758-4.05.1822), который во время войны организовал Переславль-Залесское ополчение и вместе с ним принимал участие в боевых действиях. После освобождения Москвы Григорий Григорьевич был назначен комендантом Москвы, а затем гражданским губернатором. На этом посту он много сделал для сгоревшей "первопрестольной".
С 1813 года Михаил Матвеевич уже в действующей армии, принимает участие в крупных сражениях на территории Германии и Франции; города Люцен, Дрезден, Кульм, Лейпциг - свидетели боевой юности Спиридова. 19 марта 1814 года вместе с победоносными русскими войсками он вступил в столицу побеждённой Франции. Два месяца молодой офицер пробыл в Париже, а затем на корабле вместе с солдатами отправился к родным берегам. В сентябре 1814 года он, кавалер двух орденов (Владимира 4-й степени и Анны 4-го класса), прошёл торжественным маршем по улицам Петербурга.
После войны Спиридов остался в армии. Военную службу он любил, всё время проводил с солдатами, даже тратил свои деньги на их обмундирование. О любви солдат к Спиридову доносил и специальный агент Сотников, который по заданию военных властей в марте 1826 года объезжал места расположения 8-й пехотной дивизии. Он отметил, что в роте, которая была когда-то под командованием капитана Спиридова, распространён "дух своеволия, ибо говорят, что он (Спиридов) солдатам давал много воли и обходился с ними запанибрата". В свободное от службы время Спиридов много читал, особенно по военному искусству, интересовался также новейшими произведениями по философии и политике. О направленности интересов его хорошо свидетельствует каталог книг, составленный во время его ареста: "История гр. Морица Саксонского", "Курс тактики", "Кампания короля Прусского 1778-1779 гг.", "Военные записки о греках и римлянах, соч. Карли Гишара", "Мемуары принца Евгения Савойского", "Мысли и нравственные размышления Лорашфуко", "Приключения Телемаха". Кроме того, Спиридов занимался переводами. Среди них встречаются произведения со следующими названиями: "Сравнение различных правительств", "Предварительный взгляд на общество", "Происхождение обществ", "Природная религия". Напряжённая умственная работа выражалась не только в чтении книг и переводах, но и в создании собственных сочинений философского и политического характера. Перу Спиридова принадлежат произведения: "О воли и вольности человека", "О власти отцовской", "О незаконнорожденных", "Правила жизни собственно для себя", "Глас патриота", "О действиях всегда мерами добра, честности и правоты", "Разные замечания". Декабрист давал читать переводы и собственные сочинения другим членам тайного общества, например, И.И. Горбачевскому.
Уже позже, в крепости, Спиридов сам очень хорошо определил значение своего самообразования для выработки революционных идей. Он писал: "...беспрестанное чтение книг дало семя порочному корню", - но не только это - "далее наблюдения в нижних частях правительства, т.е. в первых судах судопроизводства... и обращение... некоторых с солдатами, дало повод превратному уму... вот что вгнездило непозволительные мнения". Но самое сильное впечатление производило тяжёлое положение крестьянства. Спиридов служил в основном в Саратовском и Пензенском пехотных полках в составе 11-й армии, располагавшейся на Украине. Солдаты, как правило, стояли на квартирах в крестьянских домах, поэтому ротный командир Спиридов был знаком с жизнью крестьянина, видел обращение с ним помещика, ужасался и "причину саму находил в принадлежности к помещику". Особенно тягостное впечатление осталось после того, как "потом, сделав переход в Житомирскую губернию, более был приведён в скорбь общею бедностию поселян; видел там, что плодородная сия губерния отдаёт дань одним владельцам, видел неусыпную деятельность хлебопашца, плоды которого служили обогащению панов... моё сердце содрогалось, жалея их".
Летом 1825 года Спиридов становится членом Общества соединённых славян, которое ставило своей целью объединение всех славян в демократическую республику. В начале сентября 1825 года между Южным обществом и Обществом соединённых славян шли переговоры о слиянии. На одном из заседаний в с. Млинищи Спиридов был принят в Южное общество. М.П. Бестужев-Рюмин дал Спиридову для ознакомления программный документ южан "Государственный завет", на который он письменно сделал замечания, носившие умеренный характер. Спиридов, в частности, возражал против ликвидации монархии, сословий, уничтожения титулов. Значительный интерес представляет его отношение к национальному вопросу, - он предлагал "составить Российское государство из одних русских губерний, а Сибирь и другие, коих жители суть происхождения не русского, оставить в полной зависимости, лишив их права представительства среди граждан России, даруя им сие внутри своих губерний и областей".
На одном из заседаний он был избран посредником для связи между обществами. Видный деятель "славян" И.И. Горбачевский в своих "Записках" пишет, что Спиридов "тотчас после избрания предложил и взялся сам составить правила, которые могли бы служить руководством членам тайного общества в их будущих действиях". Это предложение было принято без малейшего возражения. На следующем заседании (9-10 сентября) Спиридов представил свои правила, согласно которым право принимать новых членов в общество имели только посредники, запрещался выход в отставку, как и перевод в другие части, до осуществления восстания; все участники тайного общества обязаны строго хранить тайну, нести ответственность за своё бездействие, за свои поступки, а "за неосторожность и упущения по делам общества удаляться от совещаний и прочее". "За значительную вину наказывать немедленно смертью". Эти правила должны были создать организацию, спаянную строгой дисциплиной. За них высказались Пётр Борисов, Горбачевский, Аполлон Веденяпин, Драгоманов, но большинство, во главе с Бестужевым-Рюминым, который по каким-то причинам не доверял Спиридову, отвергли правила.
Ещё раньше возникла мысль разделить Общество соединённых славян на два округа - артиллерийский и пехотный и во главе каждого поставить посредника. На собрании , которое отвергло правила Спиридова, он был избран, против желания Бестужева-Рюмина, посредником в пехоте, а в артиллерии был Горбачевский, который так охарактеризовал права посредника: "Посредники сии обязаны были сохранить порядок, последовательность и единство в действиях управы, наблюдать за поведением и поступками членов. Они одни имели право сноситься с Верховною Думою через С. Муравьёва или Бестужева-Рюмина и представлять Думе разные проекты и мнения членов, которые через них получали предписания Думы относительно действий восстания. Равным образом для принятия кого-либо в общество необходимо было согласие посредника, который, впрочем, сам имел право принимать не только в члены общества, но даже из них назначать в заговорщики". Таким образом, Спиридов стал занимать один из руководящих постов среди декабристов. От других руководителей "южан" его отличало стремление расширить тайное общество за счёт привлечения офицеров и солдат. Очень часто на собраниях из-за этого вопроса возникали жаркие споры. Чаще всего Спиридову возражал Сергей Муравьёв-Апостол, который считал, что солдат и офицеров нужно готовить к восстанию, но солдаты ничего не должны об этом знать.
Как уже отмечалось, солдаты любили Спиридова. Когда он получил чин майора и был переведён из Саратовского полка в Пензенский (4.06.1825), к нему продолжали приходить его бывшие солдаты. Однажды к нему пришли бывшие семёновцы Анойченко и Юрашев и начали жаловаться на жестокость ротного командира (в 1820 г. гвардейский Семёновский полк за выступление против "аракчеевщины" был расформирован, и солдаты разосланы в различные армейские полки). Спиридов им ответил: "надо терпеть, может ещё год и всё переменится". И позже майор Пензенского полка вёл агитацию среди солдат.
В начале декабря 1825 года Спиридов приехал в город Острог, где был штаб Саратовского полка. Спиридов позвал к себе солдат Андреева, Янтаря, Анойченко и говорил им, что "служба стала ныне чрезвычайно тяжёлой не только для солдат, но и для офицеров.., что государь не наблюдает справедливости, увещевал потерпеть немного, обнадёживая, что служба скоро переменится, и будет легче, только бы они держались его стороны, когда что начнётся". Не раз ещё приходили солдаты к своему бывшему командиру. На следствии это подтвердили 16 человек, посетившие Спиридова за те четыре дня, которые он провёл в Остроге. Посещали его и бывшие крепостные села Нагорье, ставшие теперь солдатами. Доверие солдат давало повод надеяться, что пять рот, обещанные Муравьёва-Апостолу, в день восстания пойдут за своим командиром.
Очень острым для декабристов был вопрос о цареубийстве. На одном из совещаний Спиридов вместе с Горбачевским, Громницким, братьями Борисовыми, Бечасновым, Пестовым, Тютчевым согласился убить Александра I. Это должно было произойти в 1826 году около города Белая Церковь Киевской губернии во время манёвров. Убийством царя решено было начать восстание. Но, как известно, неожиданная смерть Александра I расстроила планы декабристов и ускорила события.
25 декабря в Житомире Сергей Муравьёв-Апостол узнал о восстании на Сенатской площади от курьера. Посетив командира корпуса генерала Рота, Муравьёв вместе с братом Матвеем немедленно выехал через Троянов в Любар, куда прибыли в 10 часов утра 27 декабря. В этом городе стоял Ахтырский полк, командир которого Артамон Муравьёв был членом тайного общества. Через два часа туда же приехал Бестужев-Рюмин с сообщением о том, что 26 декабря командир Черниговского полка Гебель и два жандармских офицера приходили на квартиру С. Муравьёва-Апостола, чтобы арестовать его. Отвергнув высказанную братом мысль о бегстве, Сергей Муравьёв предложил Артамону "немедленно собрать Ахтырский полк, идти на Троянов, увлечь за собой Александрийский гусарский полк, явиться в Житомир и арестовать всю корпусную квартиру". Однако Артамон Муравьёв отказался поднять полк. Посоветовавшись, С.И. Муравьёв-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин всё же решили поднять восстание, начав его с Черниговского полка.
Перед отъездом из Любара Бестужев-Рюмин написал записку Спиридову, в которой сообщил, что "Общество" раскрыто и что восстание началось. Горбачевский передаёт, что две записки написал Сергей Муравьёв - одну Спиридову и Тютчеву, а другую - Горбачевскому. В них писалось о начале восстания и высказывалась просьба о содействии. Житомир был назначен сборным пунктом восставших войск. Артамон Муравьёв на следствии уточнил, что в записке было требование, "чтобы через 8 дней все были готовы". Записка была оставлена у командира Ахтырского полка для передачи по назначению, но как только Бестужев-Рюмин и Муравьёв-Апостол уехали, Артамон Муравьёв сжёг записки.
Между тем, "славяне"-артиллеристы решили действовать самостоятельно. Для этого нужно было поднять пехоту и кавалерию. Горбачевский написал записку Спиридову. Её должен был передать Андрей Борисов. Последний посетил в ночь со 2-го на 3 января в г. Староконстантинов офицеров Пензенского полка П.Ф. Громницкого, Н.Ф. Лисовского, А.И. Тютчева и отдал им записку. Офицеры обещали поддержать артиллеристов 8-й бригады. Тютчев предложил взбунтовать полк и идти на Новоград-Волынский за артиллерией. Громницкий и Лисовский согласились с его предложением, но попросили съездить к Спиридову отдать ему записку Горбачевского, а потом уже приступить к делу всем вместе. Тютчев поехал к Спиридову, квартировавшемуся со своей частью в 20 верстах от Староконстантинова в местечке Красилове. Ему была вручена записка Горбачевского следующего содержания: "Податель сей записки расскажет вам подробно всё случившееся с нашими знакомыми; от него вы узнаете, на что мы решились и чего ожидаем от вас". "Где податель, - спросил Спиридов, - и кто он?" Тютчев рассказал о Борисове и о намерениях артиллеристов 8-й бригады. "Итак, надобно начинать, - сказал Спиридов, - но готовы ли у вас роты!" "Я согласен действовать и приготовил 30 самых лучших солдат моей роты; я убеждён, что они увлекут за собой всех и за это ручаюсь, - отвечал Тютчев, - что же касается рот Громницкого и Лисовского, я ничего не знаю, поедем к ним". Спиридов согласился.
Пока готовили лошадей, Спиридов написал в Саратовский полк члену Общества соединённых славян И.Ф. Шимкову записку. Он просил известить своих, что восстание начинается немедленно, поэтому нужно приготовить солдат к выступлению, но не начинать действовать до вторичного уведомления. Была оставлена записка и Горбачевскому: "Если не удастся мне привести к вам Пензенский полк, то я сам приеду; будучи вместе, мы скорее придумаем, что сделать в таких обстоятельствах". Эти записки он отдал своему денщику, приказав доставить их как можно скорее. Вместе с Тютчевым Спиридов поехал в Староконстантинов к Громницкому и Лисовскому. Он предложил начать восстание, спрашивая, надеются ли они на своих солдат. Офицеры ответили отрицательно. Спиридов заметил, что рассматривает это как неисполнение принятых на себя обязательств, но Лисовский и Громницкий оправдывались тем, что Муравьёв-Апостол и Бестужев-Рюмин ориентировали их на август 1826 года. Только Тютчев подтвердил готовность хоть сейчас поднять свою роту, но этого было явно недостаточно. Наконец, после долгих рассуждений Спиридов и Тютчев, видя, что невозможно что-либо сделать, уехали. Надежда на успех пропадала.
На следующий день, 4 января, капитан Тютчев выступил со своей ротой в поход к Житомиру, но не для того, чтобы захватить штаб корпуса, а чтобы охранять его.
Спиридов возвратился в Красилов, куда 5 января вернулся посланный им денщик. Оставив Шимкову записку и взяв ответ на неё, он, по дороге к Новоград-Волынскому, был схвачен полицией как шпион тайного общества. Его обыскали, но так как по приказанию Спиридова записки были зашиты в складках шинели возле воротника, то и не были найдены, хотя полицейские оторвали воротник. Денщика арестовали, но ночью он бежал. Спиридов с надеждой начал читать записку. Шимков писал: "Саратовский полк с нетерпением ожидает восстания: я ездил в Тамбовский полк и принял там пять ротных командиров, которые поклялись при первом случае соединиться с нашим полком и готовы содействовать нам со своими подчинёнными". Это было последнее радостное сообщение, но и оно пришло слишком поздно.
Седьмого января стало известно о поражении Черниговского полка. Восстание не удалось. Потянулись тревожные дни, наполненные мучительным ожиданием ареста.
Сразу же после возвращения в Красилов Спиридов собрал все свои сочинения, переводы, копию "Государственного завета", свои замечания на этот конституционный проект и отдал слуге Григорию Максимову. Тот закопал их в конюшне под яслями. На душе у Спиридова было неспокойно, и он приказал Максимову сжечь все бумаги. Последний медлил, думал, может, они пригодятся майору. Ещё раз он откопал, пересмотрел их и снова спрятал в том же месте.
25 января Спиридов был арестован. Из Житомира в Петербург в качестве жандарма его сопровождал поручик Пензенского полка Франтишек.
Максимов, узнав, что его господин отправлен в Петербург, решил выполнить его волю. Вечером 30 января вместе с ещё одним слугой Павлом Ивановым и денщиком Буймистренко Максимов откопал бумаги и бросил в печь, зная, что за них придётся отвечать. Впоследствии следственная комиссия очень интересовалась судьбой бумаг. 22 февраля Спиридову были посланы вопросные пункты, касающиеся его бумаг. Из Петербурга в Житомир послали предписание - провести расследование о судьбе бумаг. Командир 3-го пехотного корпуса генерал-лейтенант Рот послал капитана Глазунова в Красилов с приказанием найти их.
Капитан перевернул всё вверх дном в доме Спиридова, не веря утверждениям денщика, что бумаги сожжены, но поиски не дали никаких результатов. Максимов и другие слуги были арестованы.
Спиридова доставили в Петербург на главную гауптвахту 1 февраля. В тот же день его допросил сам Николай I.
2 февраля Спиридова перевели в Петропавловскую крепость с сопроводительной запиской: "посадить по усмотрению и содержать строго". Его камера № 20 находилась в Невской куртине.
Ожидание ареста, дорога из Житомира в Петербург, иезуитские приёмы Николая I, и мрачная камера в крепости в сочетании со строгим режимом едва не сломили дух декабриста.
Спиридову были предъявлены обвинения в руководстве Обществом соединённых славян, в намерении цареубийства, в приёме новых членов, в подготовке солдат к восстанию. За это его осудили по первому разряду, что означало "смертная казнь отсечением головы". Но затем по конфирмации (утверждении царём судебного приговора) смертная казнь заменена пожизненной каторгой, которая в августе 1826 года была сокращена до 20 лет.
Не сразу Спиридов попал в Сибирь. Сначала он с Горбачевским и Барятинским был отправлен в крепость Кексгольм, где находился в так называемой Пугачёвской башне, в которой когда-то содержалась семья Е.И. Пугачёва. В апреле 1827 г. последовал перевод в Шлиссельбургскую крепость. Тут декабристы пробыли до сентября. В ноябре Спиридов вместе с Юшневским, Пестовым и Андреевичем был уже в Иркутске, а в декабре этого же года доставлен в Нерчинские рудники.
Подавленное состояние не покидало Спиридова и в дороге. Он вспоминал своих престарелых родителей, от которых уже в течение почти двух лет не имел никаких известий. Он ещё не знал, что его мать скончалась в том же году; отца ему также не суждено было увидеть.
Спиридов был доставлен в Читинский острог, где находилось большинство декабристов. Их дружная семья благотворно повлияла на настроение Спиридова. Через некоторое время он стал активным членом так называемой "каторжной академии". О занятиях в этой "академии" писали декабристы А.П. Беляев, Д.И. Завалишин, Н.И. Лорер. Вот что писал А.Ф. Фролов: "Некоторые (декабристы), обладая обширными специальными знаниями, охотно делились ими с желающими. Не могу отказать себе в удовольствии назвать тех дорогих соузников, которые делясь своими знаниями, своим искусством, не только учили, доставляли удовольствие, но и были спасителями от всех пороков, свойственных тюрьме. Никита Михайлович Муравьёв, обладавший огромной коллекцией прекрасно исполненных планов и карт, читал по ним лекции военной истории и стратегии. П.С. Бобрищев-Пушкин - высшую и прикладную математику. А.И. Одоевский - историю русской литературы. Ф.Б. Вольф - физику, химию, астрономию. Спиридов - свои записки (истории средних веков) и многие другие - как собственные так и переводные статьи".
О подробностях жизни Спиридова на каторге нам известно мало. Очевидно, она не очень отличалась от жизни его товарищей. Спиридов продолжал заниматься самообразованием и чтением лекций после того, как вместе с другими был переведён в Петровский завод.
Узники выписывали 22 периодических издания, а у всех вместе насчитывалось около шести тысяч книг. Особенно сблизился Спиридов с И.И. Пущиным, с которым и позже поддерживал переписку.
В 1832 году срок каторги Михаила Матвеевича был сокращён до 15 лет, а в 1835 - до 13. С камерой № 26 Спиридов распрощался 10 июля 1839 года. Он отправился на поселение в г. Красноярск, о чём усиленно хлопотали его братья - действительный статский советник начальник Сибирского таможенного округа Александр Матвеевич (20.04.1788-1843) и колежский асессор Андрей Матвеевич (1790-5.01.1847). В 1835 году последовало высочайшее повеление "об отводе каждому из находящихся на поселении государственных преступников по 15 десятин земли близ места их жительства, дабы представить им через обрабатываемые оной средства к удовлетворению нужд хозяйственных и к обеспечению будущей судьбы детей их, прижитых в Сибири".
Обосновавшись в Красноярске, Спиридов обратился к Енисейскому гражданскому губернатору Копылову с просьбой отвести и ему узаконенное количество земли в Заледеевской волости. Енисейская казённая палата предписала 6 ноября 1841 года губернскому землемеру, отмежевать государственному преступнику Спиридову требуемое количество земли. Окончательное отмежевание было произведено в 1843 году. Но ещё раньше Михаил Матвеевич писал И.И. Пущину: "... я понемногу хозяйствую, понемногу завожусь, да всё плохо, трудно по нашему стеснённому положению. Завёл кузницу желанную, а зимой заведу шорную. Хлебопашество моё идёт, можно сказать, кое-как по великому недостатку работников, которые все уходят на золотые прииски".
После наделения землёй Спиридов проживал в деревне Дрокино в 12 верстах от Красноярска. Ещё в 1920-е годы его заимка, находившаяся недалеко от деревни, называлась Спиридовской.
Материальное положение Спиридова на поселении было нелёгким. Несмотря на то, что у него было много богатых родственников, никто из них не помогал ему и даже не писал писем. Поэтому Михаил Матвеевич занимался хлебопашеством для снабжения приисков хлебом, а также предпринимательством, которое, чаще всего, кончалось неудачно.
За Спиридова перед родственниками просил его товарищ И.Д. Якушкин, посетивший его в Дрокино в 1854 году. Для Якушкина Михаил Матвеевич был ещё близок как двоюродный брат друга юности И.Д. Щербатова. Последний в 1820 году по "Семёновскому делу" был приговорён к смертной казни, которая заменена была шестью годами крепости. Впоследствии бывший капитан-семёновец был сослан на Кавказ, где и умер.
Спиридов напомнил ему также пылкую юношескую любовь к двоюродной сестре Н.Д. Щербатовой, вышедшей впоследствии замуж за декабриста Ф.П. Шаховского.
И вот через сорок лет Якушкин пишет письмо когда-то любимой женщине, из-за которой чуть не застрелился и не уехал в Америку. В тактичной форме он упрекает её за то, что она забыла своего двоюродного брата в трудную минуту.
Ещё летом Спиридов принимал у себя дорогого друга, а 20 декабря он скоропостижно скончался. Вот как писал об этом в письме к И.И. Пущину живший в Красноярске декабрист В.Л. Давыдов: "С разбитым сердцем берусь я за перо, чтобы вам написать, мой добрый И.И. Три дня тому назад я имел несчастье потерять настоящего друга, которого вся моя семья всем сердцем любила и умела ценить так же, как и я. Наш превосходный Спиридов умер по возвращении из поездки по уезду, которую он предпринял по случаю своих дел. Несмотря на то, что он был довольно тяжело болен, он строжайшим образом запретил нас извещать об этом, не желая нас беспокоить. Не знаю, какая роковая случайность заставила его близких следовать этому завещанию, и я, к несчастью, слишком поздно узнал об опасности, в какой он находился, и то случайно. Я поспешил в Дрокино, и нашёл его уже в очень плохом состоянии. Я поскорее вернулся в город, чтобы послать к нему доктора, при нём до тех пор был только фельдшер, очень хороший, правда, и очень добрый человек, но с самого начала нужен был доктор, тогда, может быть, бог сохранил бы его".
Михаил Матвеевич похоронен на старом кладбище села Арейское (ныне посёлок Емельяново). Хоронило его сельское общество. Позже приезжал какой-то родственник, который сделал ограду и положил плиту на могилу...
