Цитата сообщения AWL-PANTERA Великие женщины России: Екатерина Ивановна Трубецкая (V).

ЖИЗНЬ НА ПОСЕЛЕНИИ


Оёк находился в 36 верстах от Иркутска при впадении реки Оёки в Куду и в пяти верстах от Урика, где на поселении уже жили Волконские, Муравьёвы - Никита с дочерью и его брат Александр, Ф.Б. Вольф, М.С. Лунин; там же получили разрешение поселиться А.Н. Сутгоф и Ф.Ф. Вадковский.

Трубецкие выстроили собственный дом, в котором прожили шесть лет до переезда в Иркутск. Жили своим хозяйством, заведя огород и домашний скот. В письме к А.Ф. Бригену в 1840 г. Сергей Петрович так описывал их новый быт: "Не от нас зависело избрать себе место жительства, а теперь мы уже совершенно здесь основались и обзавелись сельским хозяйством. Живём в совершенном уединении, друг другу с женой помогаем в воспитании детей и в хозяйстве... Над Сашенькой я испытывал свои педагогические способности и опытом познал, как трудно прилагать теорию на деле. Сколько ошибок, пока не дойдёшь до путного!... Думают обыкновенно, что детей может учить всякий, кто чему-нибудь сам учился, это грубая ошибка; им очень трудно внятно передать, их понятия не те, как у взрослого человека, и, что мне кажется очень ясно, то совершенно темно для дитяти..."

Уединённая жизнь иногда разнообразилась, особенно в праздники: на Рождество и на Масленицу ездили в Урик к Волконским или принимали у себя живших в окрестностях поселенцев и местных жителей. Иногда даже устраивали музыкальные вечера. Как-то сестра Зинаида Лебцельтерн прислала романс своего сочинения, пригласили Ф. Вадковского, сочинявшего музыку и прекрасно игравшего на скрипке, и получился концерт. На такие вечера съезжались целыми семьями, чему особенно радовались дети. Они дружили между собой не меньше родителей.

Живя в Оёке, Трубецкие оставили по себе добрую память. Н.А. Белоголовый, воспитанник декабриста А.В. Поджио, ставший потом известным врачом, в своих воспоминаниях писал о Трубецкой, что она "была олицетворённая доброта, окружённая обожанием не только своих товарищей по ссылке, но всего населения, находившего у неё помощь словом и делом". Она переписывалась со многими поселенцами - Е.П. Оболенским, И.И. Пущиным, Фонвизиными и для всех старалась быть ангелом-утешителем. Принимала большое участие в жизни Ф.Ф. Вадковского, выписывала для его скрипки струны из Рима, стала вместе с А.Н. Сутгофом его душеприказчицей.

А в это время мать Екатерины Ивановны графиня А.Г. Лаваль не переставала хлопотать за семью дочери и добилась у властей разрешения на переезд её вместе с детьми в Иркутск (под предлогом лечения). В 1845 г. Трубецкой было разрешено проживать с детьми в Иркутске, а мужу иногда приезжать к ним. В письме к Нарышкиной Екатерина Ивановна писала: "Мы переехали в город... Муж будет приезжать навещать нас с разрешения генерал-губернатора от времени до времени. К счастью, это условие оказалось лишь простой формальностью, так что мой муж лишь ограничивается тем, что ездит в Оёк, вот и всё".

Дети подрастали, нужно было думать об их образовании. По ходатайству графини А.Г. Лаваль, её внучкам Елизавете и Зинаиде было разрешено поступить в только что открывшийся в Иркутске Девичий институт Восточной Сибири. Не обошлось без волнений. Ещё в 1842 г. правительство в виде "милости" предложило ссыльным декабристам помещать детей в военно-учебные заведения или девичьи институты, но при одном условии: дети могли определяться туда не под своими фамилиями, а под новыми - по имени отцов. Так, дочери Трубецких могли стать Сергеевыми. Только в этом случае детям ссыльных декабристов возвращалось дворянство. В связи с этим Сергей Петрович писал с горечью брату 16 мая 1842 г.: "...Средства преследовать нас самих, видно, истощились, начинается преследование нас в детях наших... Спрашиваю, к чему послужило бы нашим девочкам дворянство, купленное такою дорогою ценой? ... Лишённые фамилии родителей, они делаются чужими для семейства своих родителей, лишаются права наследства, и согласием моим на то я бесчестил бы детей, жену и её семейство. В заключение: ни за какие блага в свете я не соглашусь, чтобы жена моя была разлучена с детьми, это будет и ей, и им стоить жизни. Жена моя довольно для меня и за меня потерпела, убийцей её и детей моих я не буду". Однако, спустя три года, в 1845 г., в результате того, что большинством декабристов, кроме В.Л. Давыдова, требование перемены фамилии для детей было отвергнуто, выяснилось, что девочки Трубецкие могут быть приняты под собственной фамилией. Таким образом, две дочери Трубецких смогли получить официальное образование и блестяще закончили институт с золотыми медалями. Кроме собственных детей, в семье Трубецких воспитыаались дочери декабриста М.К. Кюхельбекера - Анна и Юстина. Когда девочки подросли, стараниями Екатерины Ивановны они были определены в Сиропитательный дом Е.М. Медведниковой - первое в Восточной Сибири женское учебное заведение, причём содержание одной из них, Анны, княгиня оплачивала сама.

Обосновавшись в Иркутске, Екатерина Ивановна старалась привнести в новый быт атмосферу своего родного дома в Петербурге. У неё бывали на праздничных приёмах по случаю Рождества или Пасхи или просто на литературно-музыкальных вечерах представители местной интеллигенции, друзья-декабристы, известный мореплаватель и исследователь Дальнего Востока Г.И. Невельской с членами своей экспедиции, генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьёв. Такие приёмы и музыкальные вечера становились событием, способствовали развитию эстетических вкусов иркутян, обогащали в целом культурную жизнь города. Оба дома - и Волконских, и Трубецких - постепенно превратились в два культурных центра Иркутска. "Обе хозяйки - Трубецкая и Волконская - своим умом и образованием, а Трубецкая - и своею необыкновенною сердечностью, были как бы созданы, чтобы сплотить всех товарищей в одну дружную колонию", - писал уже упоминавшийся доктор Н.А. Белоголовый.

По свидетельству современников, Екатерина Ивановна в это время много занималась благотворительностью, помогала православным храмам Иркутска, оказывала помощь многим нуждающимся. Благодаря её радушию, дом Трубецких был хорошо известен странникам, больным, беднякам как место, где всегда можно было получить и пищу, и кров.

В 1846 г. после тяжёлой болезни умер в Петербурге отец Екатерины Ивановны граф И.С. Лаваль. В 1850 г. умерла и мать Каташи. Эти трагедии, пережитые вдалеке от дома, как и все перенесённые ранее утраты детей и всяческие лишения, конечно же, сказывались на здоровье Трубецкой. После смерти отца она написала сестре: "...вообще у меня совершенный облик и повадки 60-летней женщины, я чувствую себя страшно постаревшей". А спустя четыре года Зинаида Лебцельтерн так охарактеризовала состояние сестры: "Вскоре после смерти матери сестра заболела, и в конце-концов у неё обнаружили чахотку. Но нам об этом не сообщили. Мы издавна знали, что она страдает грыжей, из-за которой не может ходить, и что по дому и саду её возят в кресле...".




Екатерина Ивановна Трубецкая. Дагерротип. 1850 г.



Постепенно дочери стали выходить замуж и покидать родительский дом. Почти одновременно, с разницей в несколько месяцев, в 1852 г. вышли замуж Елизавета за Петра Васильевича Давыдова, сына декабриста В.Л. Давыдова, и старшая дочь Александра за кяхтинского градоначальника Н.Р. Ребиндера, человека, близкого по своему мировоззрению к декабристскому кругу. Дома оставались младшие - Зина и Иван. К этому времени здоровье Екатерины Ивановны очень пошатнулось. Сергей Петрович так описывал в письме к Лебцельтерн состояние жены после отъезда дочерей: "...Несмотря на то, что она желала их замужества и знала, что они счастливы, разлука с ними была ей очень тяжела. Не без основания можно сказать, что клинок разрушил ножны, ибо тело её не было достаточно сильным, чтобы безнаказанно переносить движения души. После отъезда Лизы она стала худеть, потом ночами стала появляться испарина, ревматические боли в лопатках, сухой кашель после прошлой весны, который с большим трудом удалось привести к отхаркиванию и который свидетельствовал о поражении лёгких..."

Екатерина Ивановна умерла 14 октября 1854 г. Ей было без малого 54 года, 28 из них она провела в Сибири. Похоронили её 17 октября в ограде Знаменского монастыря, прямо перед воротами, рядом с могилами её детей Владимира, Никиты и Софьи. На похоронах присутствовали все живущие в иркутской колонии декабристы и весь Иркутск во главе с генерал-губернатором Н.Н. Муравьёвым, - все шли за её гробом из церкви Знамения Божьей матери, где происходило отпевание, до могилы. Речей при погребении не произнёс никто - они казались излишними.

На следующий день газета "Вестник Восточной Сибири" писала, что "ей не нужно было ни надгробных слов, ни похвал человеческих, которые напомнили бы о жизни её. Дела покойной сами за себя говорят. Толпа, облагодетельствованная ею, принесла ей дань любви - сердечные слёзы".

Но, пожалуй, самой точной характеристикой этой замечательной, поистине великой русской женщины являются слова Сергея Петровича Трубецкого, высказанные им в письме к Г.С. Батенькову от 26 февраля 1855 г.: "...Жена моя была не просто женщина, которая соединила судьбу свою с моей судьбой для прохождения жизни по одному общему пути. Она слила всё существование своё с моим; мысли, чувства, правила, желания, надежды, - всё, одним словом, всё было у нас общее. Она не жила для себя, она жила единственно для меня и детей; и это не на словах, а на деле, все поступки её, все помышления её не имели предметами ничего другого. В отношении самой себя она старания прилагала единственно о том, чтобы исправить все недостатки, которые в себе замечала, и приобрести все христианские добродетели, которых исполнение требует от нас Спаситель... Тридцать четыре года мы прожили вместе, и прожили их, как один день".