Цитата сообщения AWL-PANTERA Великие женщины России: Екатерина Ивановна Трубецкая (III).


М.И. Песков. Портрет И.Б. Цейдлера. 1854 г.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

6 октября 1826 г. декабристов отправили с заводов дальше, в Нерчинск. Сперва их доставили в Иркутск, а оттуда уже должны были везти через Байкал в Нерчинск. Иркутский гражданский губернатор И.Б. Цейдлер, зная, как иркутяне относились к декабристам и к Екатерине Ивановне, распорядился привезти декабристов в Иркутск ночью. Этим, по его расчётам, устранялась возможность для Трубецкой увидеться и проститься с мужем. Но Екатерину Ивановну всё же известили о готовящейся отправке. Она, вскочив с постели, поспешила на гауптвахту, потом в полицию, где узнала, что повозки с отправляемыми находятся во дворе казачьих казарм. Когда она добежала до казарм, то увидела уже выезжавшие из ворот повозки и, буквально рискуя быть раздавленной, кинулась перед лошадью. Увидев это, Трубецкой соскочил с повозки, заключил жену в объятья, и с ним Екатерина Ивановна проехала одну станцию, затем вернулась в Иркутск.

И тут, после отправки первой партии декабристов за Байкал, между княгиней Трубецкой и губернатором Цейдлером разворачивается драма, в результате которой Екатерина Ивановна своей стойкостью и благородной решимостью сумела опрокинуть все правительственные намерения воспрепятствовать женщинам ехать в Сибирь.

Официально правительство не могло запретить жёнам следовать к своим мужьям.

Факты, когда жена отправлялась к ссыльному мужу, встречались в русской истории и в XVII, и в XVIII столетиях. Это само собой разумелось: развод в те времена законом не поощрялся. Но чаще жёны разделяли судьбу ссыльного мужа не по законной обязанности, а по настоящей любви (такова была судьба дочери петровского полководца Бориса Шереметева Натальи Долгорукой, воспетой поэтами, и, в частности, К.Ф. Рылеевым).

Однако в случае с жёнами декабристов правительство старалось всеми мерами помешать женщинам отправиться в Сибирь: ведь расчёт властей состоял в том, что о декабристах в далёкой Сибири скоро забудут, и они будут обречены на политическую смерть. Первым шагом в этом направлении было разрешение жёнам осуждённых развода с "мужьями-преступниками". Некоторые воспользовались этим правом. Затем был создан особый комитет, на который возложена была обязанность определить для женщин, пожелавших поехать к мужьям, специальные условия. В комитет вошёл генерал-губернатор Восточной Сибири А.С. Лавинский, и ему было поручено разработать для местных властей предписание, как психологически воздействовать - встречаться и разговаривать с женщинами в соответствии с правительственными целями. Предписание получило одобрение Николая I, но обнародовано не было и содержалось втайне. Лавинский предписывал убеждать жён не следовать к мужьям, ибо так они сохранят свои имущественные и сословные права. В противном же случае они их потеряют и сразу перейдут вместе с мужем на положение ссыльнокаторжных, а дети, родившиеся в Сибири, будут записаны в казённые крестьяне. В случае, если эти уговоры не подействуют, следовало прибегнуть к устрашению.

Можно сказать, что эта инструкция была в точности исполнена, вернее сказать, апробирована иркутским губернатором Цейдлером по отношению к Екатерине Ивановне Трубецкой. Именно апробирована, потому что не дала желаемого результата и не применялась уже по отношению к другим.

Как было уже сказано, Екатерина Ивановна, проводив мужа до ближайшей к Иркутску станции, вернулась, чтобы тут же отправиться за ним, и просила губернатора дать ей лошадей. Цейдлер убедил её остаться до зимы: он уверил её, что путешествие через Байкал опасно, что осенние ветры по целым месяцам носят суда по озеру, что там невозможно бывает пристать к берегу и есть риск замёрзнуть.

Но надежды Цейдлера, что Трубецкая переменит своё решение не оправдывались: она по-прежнему была полна решимости немедленно ехать. С наступлением зимы губернатор продолжал, не скупясь на чёрные краски, рисовать перед Екатериной Ивановной мрачные перспективы, угрожал ей потерей всех прав; потом, под предлогом болезни, он несколько дней просто не принимал её.

Работая над поэмой "Княгиня Трубецкая", Н.А. Некрасов пользовался многими достоверными источниками и знал о предписании Лавинского. Драматическую сцену запугивания Трубецкой губернатором он изобразил так:

Но хорошо ль известно Вам
Что ожидает вас?
Пять тысяч каторжников там
Озлоблены судьбой,
Заводят драки по ночам,
Убийства и разбой.
*****

Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убъёт.
Я вас обязан убедить -
Не ездите вперёд...

И вот в январе 1827 г., спустя три месяца после приезда в Иркутск, Трубецкая пишет Цейдлеру письмо, настолько полное достоинства, ума и сознания своей правоты, что его невозможно ни привести полностью:

"Заметив, что Ваше превосходительство все старания употребляет на то, чтобы отвратить меня от моего намерения, нужным считаю письменно изложить Вам причины, препятствующие мне согласиться с Вашим мнением.

Со времени отправления моего в Нерчинские рудники я прожила здесь три месяца в ожидании покрытия моря. Чувство любви к другу заставляет меня с величайшим нетерпением желать соединения с ним. Но я стараюсь хладнокровно рассмотреть своё положение. Оставляя мужа, с которым я прожила пять лет столь счастливо, возвратиться в Россию и жить там в кругу семейства во всяком внешнем удовольствии, но с убитой душой, или, из любви к нему, отказавшись от всех благ мира, с чистой и спокойной совестью добровольно передать себя новому унижению, бедности и всем неисчислимым трудностям горестного его положения, в надежде, что, разделяя все его страдания, могу иногда любовью своею хотя немного скорби его облегчить? Строго испытав себя, я удостоверилась, что силы мои душевные и телесные никак не позволили мне избрать первое, а ко второму сердце сильно влечёт меня".

После этого письма Цейдлер окончательно понял, что княгиня непреклонна, что бороться с ней бесполезно. Он дал ей подорожную на выезд в Нерчинск, лошадей, и 20 января Трубецкая уехала.

Спустя несколько часов после отъезда Трубецкой в Иркутск приехала Мария Волконская. Цейдлер уже более доброжелательно с ней разговаривал, хотя ещё пытался и её удерживать, но это продолжалось всего 10 дней, а А.Г. Муравьёву практически уже не удерживал. Поистине, княгиня Трубецкая своей твёрдостью, благородной волей проложила дорогу в Сибирь остальным жёнам.



СИБИРСКИЕ БУДНИ "АНГЕЛОВ-ХРАНИТЕЛЕЙ"


В Большой Нерчинский завод Трубецкая приехала 30 января 1827 г. Узнав, что Трубецкой и Волконский находятся в Благодатском руднике, 6 февраля Екатерина Ивановна направилась туда, а через два дня в Благодатск прибыла и Волконская.

...Благодатский рудник находился в 12 километрах от Большого завода и представлял собой деревню, состоящую из одной улицы. Он был окружён горами, изрытыми раскопами для добывания свинца и серебра. У подножия одной из гор располагалась тюрьма, в которой содержались декабристы С.П. Трубецкой, С.Г. Волконский, Е.П. Оболенский, А.З. Муравьёв, А.И. Якубович, В.Л. Давыдов и братья А.И. и П.И. Борисовы. Женщины сняли комнату в крестьянской избе недалеко от шахты, где работали их мужья. Волконская вспоминала, что изба была до того тесна, что когда она ложилась "на полу на своём матрасе, голова касалась стены, а ноги упирались в дверь. Печь дымила и её нельзя было топить, когда на дворе бывало ветрено; окна были без стёкол, их заменяла слюда".

Жизнь в Благодатске была особенно трудной - быт был не налажен, постоянно ощущалась нехватка денег. Привыкшая к изысканной кухне в родительском доме, Екатерина Ивановна вынуждена была ограничить свою пищу: "суп и каша - вот наш обеденный стол, - писала Волконская, - ужин отменили", его заменял кусок чёрного хлеба, запивавшийся квасом, а собственноручно приготовленный обед посылали узникам. Е.П. Оболенский писал, как в казарму приносили "импровизированные блюда, в которых теоретические знания кулинарного искусства обеих княгинь соседствовали с совершенным неведением применения теории к практике. Но мы были в восторге, и всё казалось нам таким вкусным, что едва ли недопечённый руками княгини Трубецкой хлеб не показался бы нам вкуснее лучшего произведения первого петербургского булочника".

Обе дамы с истинным аристократизмом переносили все трудности: "Мы с Каташей всегда одевались опрятно, - вспоминала М.Н. Волконская, - так как не следует никогда ни падать духом, ни распускаться, тем более в этом крае, где благодаря нашей одежде нас узнавали издали и подходили к нам с почтением". С мужьями разрешалось видеться два раза в неделю, а в остальные дни "нашим любимым препровождением времени было сидеть на камне против окон тюрьмы и громко разговаривать". Уже в Благодатске началась благородная деятельность женщин по осуществлению связи ссыльных с их родными.

Осенью 1826 г. Николаем I были утверждены правила переписки "государственных преступников", по которым им запрещалось "пересылать на почту письма", а также "получать с почты письма без ведома" каторжной администрации. Кроме того, была учреждена секретная почтовая экспедиция для наблюдения за соблюдением этого предписания.

Из воспоминаний Волконской: "...приезд наш принёс много пользы заключённым. Не имея разрешения писать, они были лишены известий о своих, а равно и без всякой денежной помощи. Мы за них писали, и с той поры они стали получать письма и посылки". Письма эти, кроме своей главной задачи - связи с родными, имели ещё и общественное значение как точные документы о жизни декабристов в Сибири. Трубецкая писала от имени более десяти человек.

В сентябре 1827 г. заключённых перевели в Читу. Здесь жизнь, как отмечала Волконская, стала сноснее. Женщины (к тому времени приехали А.Г. Муравьёва, А.В. Ентальцева и Е.П. Нарышкина, вскоре П.Е. Анненкова, затем Н.Д. Фонвизина и А.И. Давыдова) поселились вблизи тюрьмы. Трубецкая жила вместе с Волконской и Ентальцевой в одной комнате в доме дъякона. Волконская отмечала неприхотливость Каташи, умение довольствоваться немногим, "хотя <она> выросла в петербургском великолепном доме, где ходила по мраморным плитам эпохи Нерона", отмечает её тонкий и острый ум, характер мягкий и приятный.

Так как свидания с мужьями разрешались только два раза в неделю (женатым разрешалось приходить в дома, где жили их жёны), то женщины часто подходили к тюремной ограде, через отверстия которой можно было общаться. Но однажды солдат накричал на них, а Екатерину Ивановну ударил кулаком. Это заставило их обратиться с жалобой в тюремную администрацию, и там вынуждены были смягчить строгости. После этого случая Каташа приносила складной стул и устраивала демонстративные приёмы: садилась перед щелью в заборе, а внутри тюремного двора собирался кружок из желающих поговорить, и каждый ждал своей очереди для беседы. А побеседовать важно было с каждым, чтоб потом описать в письме всё услышанное. Иногда узники передавали дамам черновики писем, те их переписывали по форме: "Ваш сын, брат, муж просит меня передать вам следующее...", и дальше следовало всё письмо, как будто бы от имени заключённого.