Цитата сообщения AWL-PANTERA Великие женщины России: Екатерина Ивановна Трубецкая (I).

Существует немало женских имён, оставивших значительный след в отечественной истории. Одно из них - Екатерина Ивановна Трубецкая, княгиня, жена декабриста.

Поступок женщин, уехавших за своими осуждёнными мужьями в далёкую и в те годы малоизвестную Сибирь, первой из которых была Екатерина Трубецкая, вызывал восхищение и преклонение современников: "Спасибо женщинам, они дадут несколько прекрасных строк нашей истории", - писал поэт и друг многих декабристов П.А. Вяземский.

Трубецкая прожила в Сибири 28 лет и умерла буквально за год до амнистии, позволившей оставшимся в живых декабристам и их семьям вернуться в европейскую Россию.

Героическая жизнь Екатерины Трубецкой воспета поэтами трёх стран - Альфредом де Виньи во Франции в его поэме "Ванда", Юлиушем Словацким в Польше - в произведении "Ангелли" и в России - Н.А. Некрасовым в его знаменитых "Русских женщинах".


ДОМ НА АНГЛИЙСКОЙ НАБЕРЕЖНОЙ


По материнской линии Екатерина Трубецкая происходила из семьи богатейших горнопромышленников Мясниковых-Твердышевых.

О богатствах этой семьи ходили легенды. Рассказывали, что первые деньги на разработку уральских рудников дал братьям Твердышевым и их зятю (мужу их сестры) Ивану Мясникову сам император Пётр I, которому понравилась их сметливость и расторопность. Молодые люди взялись за дело и в короткое время преуспели и разбогатели. Дочка Ивана Мясникова - Екатерина, в замужестве Козицкая, - приходилась бабушкой нашей героине. И имя своё Екатерина Ивановна получила в её честь.

У Е.И. Козицкой было две дочери: Александра и Анна Григорьевны. Обе они получили прекрасное по тем временам образование и обе составили удачные партии. Анна Григорьевна вышла замуж за русского посланника в Турине и Дрездене князя А.М. Белосельского-Белозерского, став приёмной матерью его дочери от первого брака Зинаиде, вошедшей в историю, как "царица муз и красоты", блистательная хозяйка московского салона княгиня Зинаида Александровна Волконская. Александра Григорьевна, будущая мать Е.И. Трубецкой, стала в 1799 г. женой французского эмигранта на русской службе Жана-Франсуа Лаваля.

Благодаря богатству жены Лаваль сравнительно быстро сумел достичь высокого положения. Он занимал видные посты в Министерстве народного просвещения, затем в коллегии иностранных дел, являлся редактором газеты "Journal de S.Petersburg", имел чин действительного тайного советника и высокие придворные звания. Заботясь о продвижении мужа по служебной лестнице, Александра Григорьевна вместе с тем старалась и об его обрусении. Она часто звала его не Жаном, а Ванечкой, а при посторонних - Иваном Степановичем.

Жене Иван Степанович был обязан и получением графского титула. Находясь в Лондоне, в 1814 г. Лавали узнали, что эмигрировавший во время революции Людовик XVIII возвращается во Францию и нуждается в деньгах. Предприимчивая Александра Григорьевна передала ему 300 тыс. франков, за что король пожаловал Лавалю графский титул, а с 1817 г. высочайшим указом Лавалю было разрешено носить этот титул и в России.

Жили Лавали в Петербурге на Английской набережной в особняке, построенном специально для них известным французским архитектором Тома де Томоном. Этот дом - одно из красивейших зданий города; он быстро стал известен всему петербургскому обществу. Лавали устраивали здесь (а летом - на своей даче на Аптекарском острове) блестящие приёмы, балы, обеды на 300-400 человек, детские праздники. На таких торжествах бывали члены царской фамилии, дипломаты, художники, музыканты, литераторы, в том числе А.С. Пушкин, П.А. Вяземский, В.А. Жуковский. Обсуждались литературные новинки, велись беседы на различные общественно-политические темы. На одном из вечеров Н.М. Карамзин читал главы из ещё неопубликованной "Истории государства Российского".

Дом Лавалей славился своей ценнейшей коллекцией произведений искусства - картинами, гравюрами, античной скульптурой, обширной библиотекой по истории, философии и искусству. Интерьеры дома украшали этрусские вазы, в одной из комнат был мозаичный пол, привезённый из Рима, где он когда-то украшал дворец императора Нерона.

В этом доме Иван Степанович и Александра Григорьевна прожили всю жизнь, здесь родились и воспитывались их дети - четыре дочери и сын. Стены дома видели и радость, и горе семьи. Из этого дома 25 июля 1826 г. Екатерина Ивановна, жена декабриста, уехала в Москву, а затем навсегда - в Сибирь.

Дом Лавалей сохранился и доныне. Теперь он входит в комплекс зданий Конституционного суда России.

Екатерина Ивановна Лаваль родилась 27 ноября 1800 г. Она росла и воспитывалась в обстановке не просто материального достатка, но в настоящей роскоши и атмосфере утончённой культуры. Мать зорко следила за воспитанием детей, старалась, чтобы они всегда были заняты полезным делом и не предавались праздности. Екатерина Ивановна, как и её сёстры, говорила и писала на французском, английском, итальянском и немецком языках, хорошо знала европейскую литературу. А вот русский язык, как это было принято в то время, она употребляла только в общении с прислугой.

В семье её звали Каташей. По свидетельству её сестры Зинаиды (в замужестве Лебцельтерн), оставившей воспоминания, Каташа была очень добра, отзывчива и жизнерадостна. Чаще всего именно она становилась инициатором и душой всех затеваемых в семье Лавалей развлечений и забав.

Внешностью она не блистала, но декабрист А.Е. Розен вспоминал о ней: "Екатерина Ивановна Трубецкая была некрасива лицом, не стройна, среднего росту, но, когда заговорит, так что твоя краса и глаза, - просто обворожит спокойным приятным голосом и плавною, умною и доброю речью, так всё слушал бы её. Голос и речь были отпечатком доброго сердца и очень образованного ума от разборчивого чтения, от путешествий и пребывания в чужих краях, от сближения со знаменитостями дипломатии".







Екатерина Ивановна Лаваль. Портрет работы Сесиль Моудет. 1820 г.



Действительно, Лавали часто и подолгу жили за границей, и в 1819 г. в Париже Каташа познакомилась со своим будущим мужем князем Сергеем Петровичем Трубецким.

Он происходил из старинного рода, получил хорошее домашнее образование, посещал лекции в Московском университете, принимал участие в наполеоновских войнах: участвовал во всех основных сражениях Отечественной войны 1812 года - при Бородине, Тарутине и Малоярославце. Служил старшим адъютантом Главного штаба, а в 1821 г. ему был присвоен чин полковника. Ко времени знакомства с Каташей тридцатилетний С.П. Трубецкой, человек со вполне сложившимся мировоззрением, уже несколько лет был одним из деятельных членов политического тайного общества.

По свидетельству Зинаиды Лебцельтерн, умная, начитанная Каташа произвела на Сергея Петровича (тоже далеко не красавца) очень приятное впечатление: "Молодые люди много беседовали и постепенно привязались друг к другу". В мае 1821 г. в Париже состоялась их свадьба.

По возвращении в Россию молодожёны поселились в доме родителей Каташи, на первом этаже правого крыла особняка на Английской набережной. В обширном кабинете Трубецкого, выходившем окнами на Неву, происходили собрания тайного общества, на которых обсуждались важнейшие организационные и тактические вопросы.

Такие собрания продолжались и в Киеве, куда князь Трубецкой был переведён по службе в 1825 г. на должность дежурного штаб-офицера 4-го Пехотного корпуса.

Зинаида Лебцельтерн вспоминала, что Екатерина Ивановна сама рассказывала ей об этих собраниях, на которых друзья мужа много говорили и спорили в её присутствии, обсуждали планы, выбирали руководителей восстания, составляли проекты конституции.

Однажды Екатерина Ивановна была так напугана услышанным, что, не выдержав, подошла к Сергею Муравьёву-Апостолу, схватила его за руку и, отозвав в сторону, сказала: "Ради Бога, подумайте, что вы делаете! Вы и нас всех погубите, и свои головы положите на эшафот!". Муравьёв-Апостол постарался успокоить её и сказал: "Неужели вы думаете, что мы не делаем всё, что нужно, чтобы обеспечить успех наших замыслов? К тому же речь идёт о совершенно неопределённом времени, не бойтесь же".

Таким образом, в отличие от многих других жён декабристов, Екатерина Ивановна знала о существовании тайного общества и об участии в нём её мужа. И его арест, и всё, что за ним последовало, не было для неё такой неожиданностью, как для других женщин.

Но 14 декабря разделило её жизнь, как, впрочем, и жизнь других жён, на "до" и "после".