Застывший танец или история о любви босоножки


 

Говорили, что она некрасива, но на мой взгляд - мила и очаровательна. Говорили, что она капризна и взбалмошна, может быть и так, но она женщина и женщина той эпохи, когда взбалмошность и капризы были скорее достоинством, чем недостатком. Великая босоножка... несчастная и счастливая... Айседора Дункан. Рядом с ней всегда были достойные и Великие.

Дункан Айседора (27.05.1878, Сан-Франциско — 14.09.1927, Ницца), американская танцовщица. Одна из первых современных танцовщиц, противопоставившая классической школе балета свободный пластический танец. В 1903 г. впервые выступила с концертной программой в Будапеште. Отрицая школу классического танца, Дункан выдвигала принципы общедоступности танцевального искусства, отстаивала идею всеобщего художественного воспитания детей. В своих творческих поисках опиралась на образцы древнегреческого пластического искусства, стремилась органически связать танец и музыку. Дункан отказалась от условных жестов и поз, пользовалась естественными выразительными движениями. Балетный костюм (пачку, трико) заменила свободной туникой, танцевала без обуви («танец босоножек»). Дункан считала, что движения в танце обусловливаются «внутренним импульсом». В концертных выступлениях использовала классическую симфоническую и фортепьянную музыку, иллюстрируя танцем произведения Л.Бетховена, П.Чайковского и др. Танец Дункан близок пантомиме, он состоял из элементов ходьбы, бега на «полупальцах», выразительных жестов. Танцовщица достигала большого эмоционального воздействия на зрителя. «Свободные движения», не подкрепленные техникой танца, значительно обедняли ее искусство. Дункан не оставила системы, которая могла бы удовлетворить требованиям профессионального хореографического искусства. Основанные Дункан школы в Германии (1904), Франции (1912), США (1915) существовали недолго. Дункан гастролировала по Европе, неоднократно приезжала в Россию (1905, 1907—1913 гг.) В 1921—1924 гг. жила в СССР. В 1921 г. организовала в Москве студию (существовала до 1949), которой после отъезда Дункан руководила ее приемная дочь Ирма Дункан.

Большая Советская Энциклопедия, т.8.

Так сжато и холодно пишет энциклопедия о ней. Всего несколько строчек...и вся жизнь в них. Не буду много про нее писать, просто несколько строк о ней, Родене, Есенине и фотографии. Застывшие изображения... вот и все, что осталось от босоножки. Как жалко, но от большинства не останется и этого, увы...

В 1900 году она решила покорить Париж, а покорила Родена. В Париже все были без ума от Всемирной выставки, на ней она впервые увидела работы Огюста Родена. И влюбилась в его гений. Желание увидеть скульптора становилось нестерпимым. Она набралась решимости и без приглашения явилась в мастерскую на улице Юниверсите.

Они подолгу разговаривали: старый, уставший мастер учил молодую, полную сил танцовщицу искусству жить в искусстве – не падать духом от неудач и несправедливой критики, внимательно прислушиваться к различным мнениям, но верить только себе, своему разуму и интуиции, и не рассчитывать сразу на большое число сторонников.

Он чувствовал, что влюбляется в эту юную танцовщицу, и ничего не мог с собой поделать. Ему было немного за 60, ей чуть-чуть перевалило за 20, любовь была немыслима, ни к чему не вела и ничего не обещала. У неё просто не было и не могло быть будущего. И прекрасно понимая это, он мучался и страдал, но не показывал виду, боясь обидеть её.

Ах, как она потом жалела, что не отдалась великому Родену!

 А спустя почти двадцать лет она встретила Сергея Есенина, свою любовь. Про их отношения написано много. Да, ее главной биографической тайной оставался любовный роман с русским поэтом Сергеем Есениным. Исследователи оперируют набором цитат, которые якобы помогают нам приоткрыть завесы над главной тайной в личной жизни великой танцовщицы. Возможно, магнетизм Сергея Есенина, много писавшего про любовь, можно развенчать через обойму из едких цитат Айседоры Дункан. Мелодраматизма добавят гостиничные байки о том, как на зеркалах в спальне и по всему дому она выводила губной помадой "Есенин есть Ангелъ". Взбалмошного Есенина нарекли "первым законным мужем". Он почему-то дал согласие на законный брак.

В октябре 1921 года Айседора явилась на чаепитие в студию известного художника Георгия Богдановича Якулова на Большой Садовой. Она была в своей стихии в этой богемной компании и только рада была принять приглашение. Она появилась в студии Якулова после полуночи. Друг Есенина поэт и беллетрист Анатолий Мариенгоф, который был там, описывает ее появление и то, что за этим последовало:

"Красный, мягкими складками льющийся хитон; красные, с отблесками меди, волосы; большое тело, ступающее мягко и легко. Она обвела комнату глазами, похожими на блюдца из синего фаянса, и остановила их на Есенине. Маленький, нежный рот ему улыбнулся. Изадора легла на диван, а Есенин у ее ног. Она окунула руку в его кудри и сказала: "Золотая голова!" Было неожиданно, что она, знающая не больше десятка русских слов, знала именно эти два. Потом поцеловала его в губы. И вторично ее рот, маленький и красный, как ранка от пули, приятно изломал русские буквы: "Ангел!" Поцеловала еще раз и сказала: "Тшорт!" В четвертом часу утра Изадора Дункан и Есенин уехали..."

В один из декабрьских вечеров Есенин привел своего друга Мариенгофа к Айседоре. Их провели в ее личные покои. Видя удивленные взгляды гостей, рассматривавших комнату, она сказала, как пишет Мариенгоф:

"- Плохая комната... плохая... Я куплю много, много косынок, русских шалей...

На столике перед кроватью - большой портрет Гордона Крэга. Есенин берет его и пристально рассматривает.

- Твой муж?

- Да... был... Крэг пишет, пишет, работает, работает... Крэг гений.

Есенин тычет себя пальцем в грудь:

- И я гений!.. Есенин гений... гений!.. Я... Есенин - гений, а Крэг - дрянь!

И скроив презрительную гримасу, он сует портрет Крэга под кипу нот и старых журналов:

- Адьо!

Изадора в восторге:

- Адьо! - и делает мягкий прощальный жест.

- А теперь, Изадора, - и Есенин пригибает бровь, - танцуй... понимаешь, Изадора? Нам танцуй!

Он чувствует себя Иродом, требующим танец у Саломеи.

- Тансуй? Бон!

Дункан надевает есенинские кепи и пиджак. Музыка чувственная, незнакомая, беспокоящая. Апаш - Изадора Дункан. Женщина - шарф. Страшный и прекрасный танец.

Узкое и розовое тело шарфа извивается в ее руках, Она ломает ему хребет, беспокойными пальцами сдавливает горло. Беспомощно и трагически свисает круглая шелковая голова ткани. Дункан кончила танец, распластав на ковре судорожно вытянувшийся труп своего призрачного партнера.

Есенин впоследствии стал ее господином, ее повелителем. Она, как собака, целовала руку, которую он заносил для удара, и глаза, в которых чаще, чем любовь, горела ненависть к ней.

И все-таки он был только партнером, похожим на тот кусок розовой материи - безвольный и трагический. Она танцевала. Она вела танец".

Они стали супругами незадолго перед отъездом за границу. Катастрофа произошла в тот день, когда она получила телеграмму: "Ялта гостиница Россия Айседоре Дункан Я люблю другую женат счастлив Есенин". Но и после мучительного разрыва Есенин оставался для Айседоры ангелом, спасшим женщину от самоубийства...

Увы, автомобильный рок давно висел над американкой, восстановившей танцевальный шаманизм. Машины словно мстили тому оператору катарсиса, что покорил человеческое тело и человеческие души. Известно, что ее дети Дирдре и Патрик находились в машине, упавшей в Сену. Они захлебнулись в потоках темной холодной воды. На берег автомобиль достали с бездыханными телами. Чудовищный случай. Маленьким беззащитным ребенком она ощутила себя в тот день, когда узнала об измене русского мужа. Отныне одинокая Айседора Дункан была обречена на поражение и смерть.  

1925 год окончился известием из России о смерти Есенина. Он покончил с собой в том самом номере ленинградского отеля, в котором он впервые останавливался с Айседорой. Кровью из вскрытой вены на левом запястье было написано стихотворение "До свиданья, друг мой, до свиданья". И, написав его неназванному другу, поэт повесился и был обнаружен мертвым на следующее утро служащими отеля...

В парижские газеты Айседора обратилась со следующим письмом:

"Известие о трагической смерти Есенина причинило мне глубочайшую боль. У него была молодость, красота, гений. Неудовлетворенный всеми этими дарами, его дерзкий дух стремился к недостижимому, и он желал, чтобы филистимляне пали пред ним ниц. Он уничтожил свое юное и прекрасное тело, но дух его вечно будет жить в душе русского народа и в душе всех, кто любит поэтов. Я категорически протестую против легкомысленных и недостоверных высказываний, опубликованных американской прессой в Париже. Между Есениным и мной никогда не было никаких ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием. Айседора Дункан".

Сыпь, гармоника,— скука, скука...

Гармонист пальцы льет волной.

Пей со мною, паршивая сука,

Пей со мной!

Излюбили тебя, измызгали

Невтерпеж.

Что ж ты смотришь синими брызгами,

Или в морду хошь!?

В огород бы тебя, на чучело,

Пугать ворон!

До печенок меня замучила

Со всех сторон!

Я с тобою из женщин не с первою —

Много вас!

Но с такою, как ты, стервою

Лишь в первый раз!

Сыпь, гармоника, сыпь, моя частая,

Пей, выдра, пей!

Мне бы лучше вон ту, сисястую,—

Она глупей.

И чем дальше, тем звонче,

То здесь, то там...

Я с собой не покончу,

Иди к чертям!

К вашей своре собачьей

Пора б простыть!..

Дорогая, я плачу...

Прости, прости!

****

Пой же, пой. На проклятой гитаре

Пальцы пляшут твои в полукруг.

Захлебнуться бы в этом угаре,

Мой последний, единственный друг.

Не гляди на ее запястья

И с плечей ее льющийся шелк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашел.

Я не знал, что любовь — зараза,

Я не знал, что любовь — чума.

Подошла и прищуренным глазом

Хулигана свела с ума.

Пой, мой друг. Навевай мне снова

Нашу прежнюю буйную рань.

Пусть целует она другова,

Молодая, красивая дрянь.

Ах, постой. Я ее не ругаю.

Ах, постой. Я ее не кляну.

Дай тебе про себя я сыграю

Под басовую эту струну.

Льется дней моих розовый купол.

В сердце снов золотых сума.

Много девушек я перещупал,

Много женщин в углах прижимал.

Да! есть горькая правда земли,

Подсмотрел я ребяческим оком:

Лижут в очередь кобели

Истекающую суку соком.

Так чего ж мне ее ревновать.

Так чего ж мне болеть такому.

Наша жизнь — простыня да кровать.

Наша жизнь — поцелуй да в омут.

Пой же, пой! В роковом размахе

Этих рук роковая беда.

Только знаешь, пошли их на хер...

Не умру я, мой друг, никогда.



В частном собрании (Москва) имеется экз. рукописного сборника: «Сергей Есенин. Два ненапечатанных стихотворения 1923 года». На первой странице, в скобках: «Айседоре Дункан». Затем переписаны два стихотворения: «Сыпь, гармоника! Скука... Скука...» и «Пой же, пой. На проклятой гитаре...». В конце сборника пояснение: «Стихи предназначались для сборника „Москва кабацкая“ и не были пропущены цензурой.

И тем не менее...

Из воспоминаний Александра Тарасова-Родионова, (литератора, приятеля Есенина), недавно извлеченных из архива. Он записал последний разговор с поэтом в декабре 1925 года, буквально накануне рокового отъезда Есенина в Ленинград. Встреча произошла в Госиздате, куда Есенин пришел за гонораром. Тарасов-Родионов стал по-приятельски укорять Есенина за его легкомысленное отношение к женщинам. Сергей Александрович оправдывался:



"- А Софью Андреевну... Нет, я ее не любил... я ошибся и теперь разошелся с ней окончательно. Но себя я не продавал... А Дункан я любил, горячо любил, горячо любил. Только двух женщин любил я в жизни. Это Зинаиду Райх и Дункан. А остальные... 



- В этом-то вся моя трагедия с бабами. Как бы ни клялся я кому-либо в безумной любви, как бы ни уверял в том же самом себя — все это, по существу, огромнейшая и роковая ошибка. Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины и что я ни за какие ласки и ни на какую любовь не променяю. Это искусство. Ты хорошо понимаешь это."

Она пережила Есенина, злой рок преследовал ее и как ее дети, так и она погибла от автомобиля. Ее длинный шарф запутался в колесах и удушил босножку. А после нее остались фото и... любовь.

Все же рядом с Великими всегда находятся Великие, а посредственности так и живут среди посредственностей. Закон? Аксиома? Наверно, да! А ведь большинство людей хочет сиять и блистать, оставить свой след на земле...но как и чем? Нет, это удел избранных... талантливых и... счастливых!