Вчера я получил такое письмо: «...газете требуется ваш комментарий и подробности истории подводников Северного флота, которые досрочно голосовали – и ни одного голоса не дали известной партии. Нам нужны от вас все подробности, ваши оценки и мнения».

Вообще-то мне всегда казалось, что досрочное голосование – это такое же тайное голосование, что и обычное голосование, и до срока урны никто не имеет права вскрывать. Но!

Тут есть даже не одно «но», а целых два.

Первое: голосование происходит в России. И тут хоть запечатывай урну, хоть не запечатывай, а если начальству потребуется туда заглянуть и выяснить: кто и как голосовал, то оно, начальство, туда обязательно заглянет.

И второе «но»: тут мы имеем дело с военно-морским флотом, и не просто с флотом, а с подводниками – тут все возможно.

Таким образом, эти два «но» перевешивают логику, здравый смысл и Уголовный кодекс. Так что я верю – заглянули, а там…

Ситуация, на сегодняшний день выглядит так: на двух лодках СФ, уходящих в море, провели досрочное голосование.

Лодки свое отголосовали и ушли в море на выполнение боевой задачи.

Но начальству же (повторим, по причине двух «но») не терпится узнать – как и что.

Каким-то (назовем его фантастическим) образом удалось установить: как они там все проголосовали. Вот тут, видимо, наступил тот самый военно-морской зверь, очень нам всем знакомый военно-морской песец – ни одного голоса за всем известную партию!

На Северный флот, как утверждают очевидцы, вылетел сам министр обороны Сердюков. Для агитации и пресечения. Собрали-таки всех, кого смогли.

Но агитаторы явились не в 17.00, а в 23.00. И агитировали до часу ночи.

То есть, даже если в 17.00 еще имелись те, кто «беззаветно любил и верил», то к часу ночи таковых уже не осталось.

Для очистки совести я позвонил ребятам на Северный флот и расспросил их обо всем.

И вот, что мне ответили: «Саня! Да пошли они все!», – и далее специфическим флотским языком очень подробно и с большим вкусом были перечислены те, кто должен был идти в сторону греческого, римского, иудейского, а так же и индийского символа плодородия. Подойдя к нему, им следовало несколько раз на него сесть, после чего, не торопясь слезть, уступить место товарищу.
Тут можно только напомнить, что флот, особенно подводный, очень консервативен. И консервативным его делает жизнь, полная опасностей.
И еще флот очень злопамятен: он помнит «Курск», и все, что вокруг него происходило, и все вопросы и все ответы по нему – тут уж никуда не деться. И он помнит людей, имевших то или иное отношение к гибели «Курска».
Люди на флоте, и особенно на подводном, рискуют своей жизнью в каждый миг своего существования – и это их выбор, их жизнь, смысл их жизни. А потом – когда они возвращаются на берег – они видят, что их окружает, и они способны все понять, осознать.
А еще они знают о воровстве – о большом, великом, потрясающем, ужасающем воровстве в Отечестве нашем любезном.
Вот это самое знание и подвигает их на принятие решений перед уходом на боевую службу.
А уходишь ты на нее всегда, как в последний раз.
Так зачем же в последний раз кривить душой?
Вот они и высказались, не кривя душой.
Так что я верю в то, что они ни одного голоса не отдали всем известной партии.