«Ты не верил, что я могу умереть от любви. Знай же: я умерла. Мир оглох. Я больше не могу петь. Нет, ты будешь это читать. Я тебя заставлю. Ты повсюду будешь слышать мой пропавший голос — он будет преследовать тебя даже во сне, он окружит тебя, лишит рассудка, и ты сдашься, потому что он умеет брать любые крепости. Он достанет тебя из розовых объятий куклы Жаклин. Он за меня отомстит...» — это строки из письма, написанного Марией Каллас своему возлюбленному Аристотелю Онассису после того, как он покинул ее и женился на вдове американского президента Джекки Кеннеди. Певица пыталась начать новую жизнь без него, все забыть, много работала, изредка записывала пластинки. Но обмануть свое сердце Марии не удавалось — мысли все время возвращались к любимому человеку и дням, которые они провели вместе...

Настоящее имя этой замечательной оперной дивы — Сесилия София Анна Мария Калогеропулос. Она родилась 3 декабря 1923 г. в семье греческих эмигрантов, которые в поисках лучшей доли переехали в Америку. Здесь отец девочки открыл аптеку и сменил свою фамилию на более простую — Каллас. Кризис 1929 г. принес ему колоссальные убытки и в конце концов разорил. Мать Марии, Евангелия, не пожелала остаться с человеком, который не может обеспечить семье достойную жизнь, и, забрав детей, вернулась в Грецию. Спустя некоторое время она приняла решение сделать свою Марию знаменитой певицей, потому что девочка мгновенно запоминала и пела все песни и арии, звучавшие по радио. Отношения между матерью и дочерью складывались непросто: Евангелия родила ее в надежде притупить тоску по любимому умершему сыну, но этого не произошло. Мария всегда ощущала, что мать не любит ее, а лишь удовлетворяет свои честолюбивые устремления, используя талант своего ребенка. Каллас позже вспоминала о своем детстве: «Только когда я пела, я чувствовала, что меня любят». Она росла очень стеснительной и неуклюжей. Пытаясь восполнить отсутствие материнской ласки и как-то смягчить свою незащищенность, Мария много ела, что привело к избыточному весу. Надо сказать, корни многих ее психологических проблем — чувства неуверенности в себе, разных страхов, стремления постоянно самосовершенствоваться, депрессий — росли из несчастливого детства, наполненного тяжелой работой и репетициями. Девочка не любила мать и очень скучала по отцу, считая его такой же жертвой Евангелии, какой являлась сама.

Формальное музыкальное образование она получила у оперной певицы Эльвиры де Идальго, которая разглядела в близорукой неловкой девочке настоящую жемчужину и приложила максимум усилий к тому, чтобы развить ее способности. Позднее Мария скажет: «За всю свою подготовку и за все мое художественное воспитание как актрисы и человека музыки я обязана Эльвире де Идальго». Эта талантливая женщина и педагог преподала Каллас основы бельканто и обучила тонкостям актерского мастерства.

Мария вполне оправдала надежды своих учителей и деспотичной матери. В возрасте 16 лет она завоевала первый приз в консерваторском выпускном конкурсе и начала зарабатывать деньги своим голосом. Через некоторое время Каллас спела свою первую партию в настоящей опере «Тоска». Дебют Марии состоялся в Италии в августе 1947 г. в «Джоконде». Юная певица покорила публику и критиков своим потрясающим сопрано и яркой индивидуальностью. Ей предрекали большое будущее, и Каллас решила сделать Италию своим домом. Одна за другой следовали новые роли, слава Марии росла. Несмотря на то что она была очень полной и имела отвратительную привычку грызть ногти, у нее появилось множество поклонников, среди которых оказался и итальянский промышленник, миллионер Джованни Баттиста Менегини. Он был старше Марии почти на тридцать лет и являлся холостяком лишь по той причине, что не встретил достойной пары. Улыбчивая и бесконечно талантливая Каллас покорила его сердце. Немаловажную роль в этом сыграла и природная расчетливость Менегини, который отлично понимал, что эта молодая певица — тот капитал, который со временем обернется верной прибылью. Баттиста стал серьезно ухаживать за ней. Будучи человеком консервативным, он пошел по традиционному пути: дарил цветы, подарки, приглашал девушку в дорогие рестораны. Каллас льстило внимание такого серьезного человека. Кроме того, она чувствовала себя с ним полностью защищенной от агрессивного окружающего мира. Баттиста не спешил делать предложение — он привык тщательно взвешивать свои поступки. Их встречи продолжались два года. Однажды Мария, серьезная, как школьница, сказала своему поклоннику: «Нас всюду видят вместе. Ты меня компрометируешь. Ты или должен на мне жениться, или перестать за мной ухаживать».

Менегини недолго думал и 21 апреля 1949 г. повел Марию под венец в маленькой церквушке Св. Филиппа в Вероне. Приготовления к свадьбе заняли несколько часов, в течение которых жених сообщил родственникам свое окончательное решение, купил любимой шелковое платье и договорился со знакомым священником. Единственными гостями на свадьбе были двое быстро найденных свидетелей.

Обе семьи не одобрили этого поступка. Евангелия считала, что дочь допустила ошибку, выйдя замуж не за грека, который к тому же старше ее более чем в два раза, а родственники Менегини были уверены в том, что молодая актриса польстилась на его деньги. Впрочем, молодожены не обращали никакого внимания на бессмысленные упреки. Мария была счастлива — она наконец обрела определенную стабильность в жизни. Муж стал для нее любовником, отцом, менеджером, руководителем и врачевателем. Однажды она сказала о нем: «Я поняла, что это тот человек, которого я ищу, уже через 5 минут после нашего знакомства... Если бы Баттиста захотел, я тут же без всякого сожаления оставила бы музыку. В жизни женщины любовь значительно важнее, чем любой профессиональный триумф».

Супруги поселились в своем доме в Милане. Роль образцовой жены и хозяйки пришлась по вкусу Каллас. Она требовала от слуг четкого выполнения своих обязанностей и устраивала им разносы, если, например, не находила молочных продуктов строго на верхней полке холодильника. Многие знакомые считали обстановку их дома не слишком утонченной, а порой и безвкусной. Так, режиссер Франко Дзефирелли, побывав у них в гостях, был шокирован обилием позолоты, украшениями в стиле рококо, финтифлюшками в ванной комнате и херувимчиками в бреющем полете на обоях. Все это очень напоминало апартаменты Марии Антуанетты, но Каллас была довольна. Она чувствовала себя среди этих вещей настоящей оперной примадонной. Баттиста заботился об уюте их жилища, покупал новейшую бытовую технику и баловал свою Марию, которая не стеснялась в расходах и не отказывала себе в удовольствиях. Так, ее вкус требовал 150 пар обуви, в гардеробе певицы никогда не было двух одинаковых платьев, а число головных уборов превысило 300, включая самые немыслимые. Опытный парикмахер постоянно делал Каллас новые прически под разные настроения. Она часто меняла цвет волос и перепробовала практически все возможные оттенки — от блондинки до брюнетки. Менегини во всем потакал своей молодой жене, не забывая и о ее карьере, делая все от него зависящее, чтобы обеспечить ей максимум комфорта на гастролях. Баттиста улаживал все технические вопросы, вел переговоры, изучал контракты. Кроме того, он всерьез занялся здоровьем Марии. В течение 1954 г. они добились двух вещей: за несколько месяцев Каллас похудела со ста килограммов до шестидесяти и покорила одну из главных сцен мира — миланский «Ла Скала». Эпитеты «непревзойденная», «неподражаемая» стали сопутствовать ей не только в Италии, но и в лондонском «Ковент-Гарден», и в нью-йоркском «Метрополитен-Опера», парижском «Гранд-Опера».

Мария Каллас в новом облике еще больше завораживала публику и привлекала внимание поклонников. Но ни она, ни ее муж не могли заподозрить друг друга в измене.

Когда любимая уезжала на гастроли, а Менегини по каким-либо причинам не мог ее сопровождать, он каждый раз звонил ей в отель, а певица, поговорив с заботливым мужем, садилась за стол и писала ему длинные письма, в которых подробно рассказывала о прожитом дне. Баттисту интересовала каждая минута ее жизни, он даже просил пересылать ему газетные статьи, в которых упоминалось о ее выступлениях. Мария чувствовала себя маленькой девочкой рядом с сильным и любящим отцом-великаном.

Их брак напоминал прочное судно, которое уверенно бороздит бурный океан жизни. Быть может, в нем не было страсти и особенного романтизма, но зато в отношениях между супругами присутствовало нечто более важное для Марии: надежность, стабильность и защищенность — то, чего певица была лишена долгие годы. В течение раннего периода брака она часто заговаривала о ребенке, но Баттиста опасался, что это повредит ее карьере. Постепенно она прекратила эти разговоры. Жизнь вошла в колею и представляла собой четко отлаженный механизм: репетиции, блестящие выступления, новые контракты. Ровно в полночь молчаливая и совершенно обессиленная Каллас ложилась в постель, чтобы наутро продолжить забег к вершине Олимпа. Итак, Мария была поглощена творчеством, Баттиста заботился о жене и ее карьере. Они были по-своему счастливы. Казалось, ничто не предвещает катастрофы...

В 1957 г. во время кинофестиваля в Венеции известная фельетонистка и устроительница вечеров Эльза Максвелл познакомила Марию Каллас с могущественным судостроительным магнатом Аристотелем Онассисом. Они обменялись любезностями, необходимыми в подобных случаях, и разошлись в разные концы зала. А спустя полтора года, посетив триумфальную для Каллас «Медею», Аристотель пригласил Марию с супругом в круиз на своей яхте «Кристина». Баттиста согласился — жене требовался отдых и новые впечатления. Менегини даже не подозревал, что это путешествие положит конец их браку.

Онассис нажил сказочное состояние во время Второй мировой войны, поставляя нефть в воюющую Европу. Он добился всего, о чем только можно было мечтать — денег, власти. Не хватало только одного — славы. Воплощением ее была Мария Каллас — талантливая, красивая, перед которой преклонялись, которую обожествляли. Однажды встретив ее, Аристотель уже не мог позабыть глаза прекрасной гречанки. Он решил во что бы то ни стало завоевать сердце примадонны.

«Кристина» напоминала роскошный плавучий дворец в пять этажей. Гости с утра до вечера купались в бассейне, отдыхали в удобных шезлонгах. На борту яхты постоянно устраивались вечеринки, королевой которых Онассис делал Марию. Она окончательно потеряла голову: легкий ветер и солнце преобразили ее. Хотелось любви и счастья — такого же бесконечного, как море. Аристотель был нежен и предупредителен с Марией, оказывал певице многочисленные знаки внимания, засыпал цветами. Его супруга Тина и Менегини были обеспокоены, но надеялись, что это лишь минутное увлечение двух соотечественников.

Через две недели после начала путешествия «Кристина» бросила якорь в Эгейском море. Менегини и Онассисов пригласил в свою резиденцию Патриарх Константинопольский, назвал Марию великой певицей, а Онассиса — новым Улиссом и благословил их, не обратив никакого внимания на Тину и Баттисту.

Возвратившись на яхту, Мария уже почти не обращала внимания на своего супруга. Часто после шумных вечеринок он возвращался в свою каюту один — Каллас оставалась наверху танцевать с Аристотелем.

Однажды ночью, когда Баттиста снова лег один, в каюту бесшумно проскользнула какая-то женщина. Приглядевшись, он узнал в ней жену хозяина яхты. «Баттиста, — срывающимся то ли от плача, то ли от ярости голосом произнесла Тина. — Я хочу тебе кое-что сказать. Там, наверху, твоя Мария нежится в объятиях моего мужа. Хочешь, пойди полюбуйся. Впрочем, тебе уже вряд ли удастся получить ее обратно, уж я-то его знаю».

Менегини принял это известие стоически. Он прекрасно понимал разницу в возрасте со своей супругой и был склонен на многое закрыть глаза. Но по прибытии домой Мария сообщила ему, что влюблена и собирается развестись, чтобы начать новую жизнь. «Я остаюсь с Онассисом. Я поняла, что больше не люблю тебя», — ровно сказала она мужу. «Мария, опомнись! С каким таким Онассисом ты остаешься? Ведь он женатый человек, у него двое детей!» — увещевал супругу потрясенный Баттиста. В эти минуты он совершенно не думал о нанесенном ему оскорблении — слишком велико было желание оградить жену от беды. Но у Марии и в мыслях не было прислушаться к его советам: всепоглощающая страсть сжигала ее, страсть первой настоящей любви. Онассис открыл для нее новый мир неизведанных чувств и переживаний, научил наслаждаться физической любовью. Приходя к ней, он говорил комплименты, собственноручно делал ей педикюр, расчесывал ее длинные черные волосы. Он понимал, что Марии хотелось бы найти в нем и друга, поэтому делал вид, что ему интересно слушать ее болтовню и вздохи.

Тем временем дела Марии расстраивались — без опытного менеджера срывались спектакли, происходили досадные сбои в таком отлаженном когда-то расписании. Она все меньше и меньше пела, и неудивительно: мысли Каллас были заняты вспыхнувшей любовью и Онассисом. Он развелся с женой, но не спешил делать предложение своей любовнице. Мария страдала от этого, не понимая, что произошло в их отношениях. Онассис стал груб, раздражителен. К этим неприятностям певицы прибавилась новая — стал пропадать голос. Врачи не смогли дать объяснения, что именно произошло и в чем причина, а Мария была твердо уверена, что это боги прогневались на нее за прелюбодеяние и развод с мужем.

11 декабря 1961 г. Каллас пела в «Ла Скала» арию Медеи. Она знала, что любимого нет в зале. В эти мгновения Мария с ужасом почувствовала, что не может петь дальше. После этого провала ей пришлось выслушать обвинения Аристотеля. «Ты — ничтожество», — бросил он в лицо своей любовнице.

Подобные ссоры были на протяжении всего их романа. Они сменялись столь же бурными примирениями. Страсть Аристотеля была недолговечна, но вместе с тем он осознавал, что никто и никогда не понимал и не любил его больше, чем Мария. Они были под стать друг другу — сильные, красивые греки. Но это равноправие и мешало их отношениям.

Когда Мария поняла, что беременна, она с радостью сообщила об этом своему любовнику. Ответ был страшен: «Аборт». И несмотря на жгучее желание иметь ребенка, она повиновалась. Позднее Мария проклинала Аристотеля за этот приказ, но больше всего она ненавидела себя за свое бессилие перед ним.

В августе 1968 г. на «Кристине» между любовниками произошла еще одна ссора. Аристотель грубо прервал рассуждения Марии и сказал ей, чтобы она возвращалась домой. «С меня довольно! Больше ты меня не увидишь!» — в отчаянии крикнула Каллас.

Через несколько месяцев она узнала о том, что ее возлюбленный женится на вдове американского президента Жаклин Кеннеди. Это известие повергло Марию в шок. Радость и пьянящее чувство освобождения от того, кто отнял у нее голос и стал между ней и музыкой, сменились глубоким отчаянием. Сердце останавливалось от горя. «Обратите внимание на мои слова. Боги будут справедливы. Есть на свете правосудие», — пророчески сказала она посыльному.

Через некоторое время после свадьбы с Жаклин Аристотель снова вернулся к Марии. Он на коленях просил у нее прощения и каялся в том, что сделал. Каллас смотрела на него и понимала, что Онассис — ее единственная любовь — все, что осталось в жизни. Мария простила его и приняла обратно. Но проклятия, которые она обрушила на любимого человека, получив сообщение о его свадьбе с Жаклин, видимо, сделали свое дело: брак Онассиса принес ему лишь боль и разочарование. Но боги не остановились на этом — вскоре в авиакатастрофе погиб любимый сын Аристотеля Александрос. Узнав о его смерти, Онассис поседел за одну ночь. После этой трагедии жизнь потеряла для него всякий смысл и даже любовь к Марии не удерживала на этом свете. Уставший от жизни, в 1975 г. он умирал в американской больнице. В последние минуты он думал о Марии, снова был с ней вместе и умер с ее именем на губах.

Через два года Каллас последовала за ним. За полгода до сердечного приступа, который унес ее жизнь, она попросила последнего секретаря Онассиса Кики Мутсатсоса организовать для нее поездку на могилу Аристотеля. Вот как вспоминал он об этом: «...17 сентября 1977 г. мы с Марией прилетели на остров Скорпиос, где находится фамильный склеп Онассисов. Каллас прибыла на остров в непроницаемых черных очках и с букетом белых роз в руке. Когда мы дошли до склепа, она обернулась ко мне и презрительно проговорила: „Уйдите. Я хочу попрощаться с ним один на один“. Она пробыла в склепе около получаса. Лишь в самолете она сняла очки, повернула ко мне полные слез глаза и сказала: „Вы знаете, у нас с Ари ничего не было в целом мире, кроме друг друга. Я всю жизнь пишу ему письма... — и после долгой паузы добавила: — Ничего. Осталось недолго. Скоро мы встретимся“».

В последний путь Марию провожали цветы от Онассиса. Такова была его воля — быть вместе с любимой на ее пути в вечность, чтобы там соединиться уже навсегда...



Из книги А.В. Зиолковской «50 знаменитых любовниц»