«Суицид на Кавказе табуирован»
Эксперт рассказал, как снизить число самоубийств в России
По числу самоубийств Россия занимает шестое место в мире 10 октября 2011, 19::30
Фото: ИТАР-ТАСС
Текст: Елена Сидоренко

«Мы единственная страна в мире, в которой различие по частоте суицидов в разных регионах достигает 100 раз», – заявил газете ВЗГЛЯД руководитель отдела эпидемиологических и социальных проблем психического здоровья Института им. Сербского Борис Положий. Так он прокомментировал новую статистику по числу случаев самоубийств в России.

В понедельник в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. Сербского огласили данные о том, что за последние 20 лет (1990–2010 годы) в России было совершено порядка 800 тыс. самоубийств, сообщает «Интерфакс». Кроме того, специалисты центра отметили, что по частоте случаев суицида Россия вышла на шестое место в мире. Преимущественно основная масса тех, кто кончает жизнь самоубийством, – это мужчины, причем в основном люди зрелого, работоспособного возраста. Средний возраст мужчины-самоубийцы в России – 45 лет, сказал эксперт, а женщины – 52 года. Во многом, по его мнению, на рост самоубийств в России повлиял сложный период 1990-х.

Специалисты в области психиатрии тогда начали серьезно и углубленно исследовать данный вопрос и благодаря принятым мерам частоту самоубийств в стране удалось сократить. Так, если в 1995 году в России было 42 случая суицида на 100 тыс. населения, то в 2010 году этот показатель сократился до 23,5. Вместе с тем это все равно высокая цифра. Так, в мире средняя частота суицидов на 100 тыс. населения составляет 14 случаев, то есть в России этот показатель в 1,5 раза выше на сегодняшний день.

О ситуации с суицидами в России газете ВЗГЛЯД рассказал руководитель отдела эпидемиологических и социальных проблем психического здоровья Института им. Сербского Борис Положий.

ВЗГЛЯД: Борис Сергеевич, как бы вы могли прокомментировать обнародованную статистику?

По мнению Бориса Положего, в Россию необходимо создать специализированную службу для предотвращения суицидов (Фото: с личной странички на facebook.com)

По мнению Бориса Положего, в России необходимо создать специализированную службу для предотвращения суицидов (Фото: с личной странички на facebook.com)

Б. П.: С 1993-го по 2002 год мы были на втором месте, а сейчас наблюдается тенденция к снижению, и мы занимаем в последние годы шестое место. Единственное – сохраняется «лидерство» по случаям суицида среди несовершеннолетних. Здесь наша страна остается на втором–третьем месте.

Несмотря на положительную тенденцию, все равно частота суицида в России превышает норму в полтора раза и находится выше так называемого критического уровня, который определила Всемирная организация здравоохранения. А превышение критического уровня свидетельствует о социальном и медицинском неблагополучии в обществе. Минимум составляет 20 случаев в год на 100 тыс. населения. Мы еще только приближаемся к этому минимуму.

ВЗГЛЯД: Какие страны мира находятся на первых местах по количеству суицидов?

Б. П.: В мире долгие годы и до настоящего времени на первом месте продолжает оставаться Литва. Вперед России вышли Белоруссия, Казахстан. Вообще, в 90-х годах из 10 стран-лидеров по частоте суицидов семь или восемь были бывшими союзными республиками. Этот переход очень тяжело протекал, и это отразилось в резком повышении частоты суицидов.

ВЗГЛЯД: Что чаще становится причиной самоубийств?

Б. П.: Это явление многофакторное. Прежде всего, биологический фактор (наследственность), различные психические расстройства. Имеет значение воспитание ребенка в раннем возрасте, его общее состояние здоровья. А непосредственно толчком для совершения самоубийства является, как правило, та или иная психическая травма – в личной, семейной жизни, в профессиональной сфере – главное, что она для человека крайне значима, и он реагирует таким образом. А на частоту суицида в обществе в целом влияют такие факторы, как социально-экономические, социального неблагополучия. Почему и был резкий рост самоубийств в 1990-е годы. Была очень сложная ситуация, которая влияла не только путем того, что ухудшился уровень жизни, пропали накопления, но и чисто психологически – была ломка всех стереотипов общественного сознания (что было хорошо, теперь стало плохо, и наоборот), невостребованность, невозможность работать по профессии.

ВЗГЛЯД: Почему мужчины больше склонны к самоубийству?

Б. П.: Такой стереотип, социальный портрет сложился, что мужчина – кормилец, содержит семью. Поэтому у нас доминируют суициды среди мужчин зрелого, трудоспособного возраста. Средний возраст мужчины, покончившего с собой, у нас составляет 45 лет.

ВЗГЛЯД: Какое место самоубийства занимают в структуре смертности россиян?

Б. П.: Удельный вес самоубийств в общей смертности россиян не очень большой, так же, как и во всем мире. Конечно, это несопоставимо со смертностью от сердечнососудистых и онкологических заболеваний. Но, во-первых, каждый человек самоценен, а во-вторых, проблема еще в том, что суицид наносит колоссальный психологический ущерб обществу. Это неестественно, это противно натуре человека. Поэтому хотя во всех странах это несопоставимо по цифрам с сердечнососудистой патологией, тем не менее везде за этим следят и принимают государственные программы не только по борьбе со страшными широко распространенными заболеваниями, но и по профилактике суицидов, учитывая специфику этого абсолютно неестественного ухода из жизни и то, что здесь смертность, как правило, сосредоточена в молодом и зрелом возрасте, в то время как сердечнососудистые заболевания – в большей степени удел пожилых и старых людей.

ВЗГЛЯД: Что представляет собой система оказания суицидологической помощи? Если она была так эффективна в советское время, то почему ее ликвидировали?

Б. П.: Как и все в постсоветское время, эта система стала жертвой различных реформ. Это еще определяется непонятным положением суицидологии в обществе. Например, в нашей стране нет профессии врач-суицидолог. Разумеется, лечением должны заниматься врачи-психиатры, но они должны проходить дополнительное обучение.

Во-вторых, эта система была привязана в определенной степени к психиатрии и к тем социально-экономическим условиям, которые были. Сейчас другая социальная система в стране, поэтому и организация помощи должна быть другой, отвечающей специфике нашей многонациональной страны. Но мы не можем достучаться до верхов и объяснить необходимость существования такой системы. В то же время медики не могут решить эту проблему только своими силами.

ВЗГЛЯД: Как эта система может помочь людям, склонным к суициду?

Б. П.: При нынешней организационной системе может быть налажено раннее выявление лиц не только с начальными признаками суицидального поведения, но даже со склонностью к суицидальному поведению. Такие возможности есть. Это очень важно, потому что суицидальные процессы можно остановить. Дело в том, что суицидальное поведение может длиться годами, постепенно развиваясь. Первые признаки суицидального поведения могут появиться в юности, а покончить с собой человек может в 45 лет.

Поэтому есть большой интервал времени, когда можно выявить этих людей. И если будет место, будет определенная система показаний, будут соответствующим образом обучены врачи первичного медицинского звена. Они же должны на ранней стадии выявлять депрессии, потому что в конечном итоге почти каждый суицид совершается в состоянии депрессии. А депрессии захлестывают мир, в том числе и нашу страну. Их все больше и больше. А куда люди идут с депрессиями? В поликлинику. К психиатру же просто так никто не идет, существуют определенные психологические барьеры. А в поликлинике опять же не только участковый врач, а даже невропатологи не ориентируются должным образом в депрессивной диагностике. Вот вам еще один кандидат на самоубийство. А если те же неврологи начнут лечить, то иногда это бывает еще хуже, чем если бы они не лечили. Потому что, собственно говоря, это не их дело, их этому не учат. Не хочу их обидеть, но наши специальности довольно основательно размежевались, при всей близости. Они должны диагностировать и отправлять пациентов на лечение. Опять же – куда? В психбольницу? Там тоже такого звена нет, они отказываются, отходят от многого.

Должна быть суицидологическая служба. Она должна быть структурным звеном психиатрической службы, конечно. Но территориально – вне стен психиатрических учреждений, дабы не создавать лишние барьеры. Человек не будет разбираться, в состав чего входит это учреждение. Это в другом месте, называется эта больница суицидологическая или центр кризисных состояний. Люди в такие места пойдут, и будут спасены десятки жизней. А мы знаем, как помочь им.

Наконец, самая опасная группа – те, кто вообще остаются вне поля зрения кого бы то ни было. Это люди, совершившие покушение на самоубийство и оставшиеся по разным причинам в живых. У них риск суицида примерно в 100 раз больше, чем в общем среди населения. Большинство из них в конце концов совершают суицид. Человек, который совершил покушение на самоубийство, в обязательном порядке должен попасть в суицидологическую службу и не меньше полугода наблюдаться, получать помощь – психотерапевтическую или даже лекарственную, – дабы предупредить рецидив. У нас сейчас, если даже человек попал в реанимацию, его там зашили, кровь остановили, желудок промыли и на третий день выписали. А у него суицидальные процессы в полном разгаре, и он через три дня совершает фатальную попытку.

ВЗГЛЯД: Насколько эффективными вы считаете горячие линии, существующие сейчас?

#{interviewsociety}Б. П.: Такие горячие линии или телефоны доверия оправдали себя во всем мире как экстренная психологическая помощь, в том числе и в суицидологии. Но они не решают всей проблемы. У нас в институте, например, работает горячая линия. Она выполняет свои функции, но у нее есть определенный спектр применения. А нужна вся продуманная система от телефона доверия вплоть до специализированного кризисного стационара, не говоря уже об амбулаторном отделении, где и должны получать основную помощь люди на пресуицидальной стадии – в состоянии, предшествующем суицидальному периоду, – и на постсуицидальной стадии, то есть люди, совершившие покушение на самоубийство.

ВЗГЛЯД: На опыт каких стран вы ориентировались при разработке этой системы?

Б. П.: Есть Всемирная ассоциация суицидологов, проходят мировые и европейские конгрессы. Это обобщенный, кумулятивный опыт исследователей, которые добились определенных успехов, и тех стран, которые внедрили государственные программы и где ситуация значительно более спокойна, чем в нашей стране. Как пример могу привести Германию, Финляндию, Швецию. Сейчас в Литве разрабатывается такая программа. Они обращались к нам, и мы им предлагали даже объединить усилия, но пока это как-то затормозилось, может быть, стоят какие-то барьеры немедицинского толка.

А у нас будет своя система. Не то что мы какие-то особые. Но из наших пространств, территорий и многонациональности вытекают многие вещи, которые нельзя не учитывать. Мы единственная страна в мире, в которой различие по частоте суицидов в разных регионах достигает 100 раз. Поэтому служба у нас должна работать на современных единых подходах, но организационно она должна быть построена в нескольких вариантах. Потому что у нас в одних регионах частота суицидов один–два случая на 100 тыс. населения, а в других – 100 с лишним случаев на 100 тыс. Такого нет ни в одной стране мира. Есть народы с высоким суицидальным риском, есть с низким. Этот этнокультурный аспект в условиях нашей страны нужно учитывать, иначе эта работа не принесет должного эффекта.

ВЗГЛЯД: У жителей каких регионов отмечается наибольший суицидальный риск?

Б. П.: Это большинство наших автономных округов, расположенных на севере Сибири и европейской части страны: Эвенкийский, Чукотский, Ненецкий. Это связано не столько с суровыми условиями жизни, а именно с их культурными особенностями, с отношением к суициду как к явлению, которое сложилось у этих народов на протяжении их истории.

Повышенным риском обладает коренное финно-угорское население таких регионов, как Удмуртия, Республика Коми, Республика Марий Эл.

Наиболее спокойная в этом отношении ситуация сложилась в республиках Северного Кавказа. В силу религиозно-культурных традиций суицид там практически табуирован. Поэтому если в целом в стране 23 случая на 100 тыс. населения, то в Дагестане – четыре на 100 тыс., а в Ингушетии – 1–1,5 на 100 тыс. На этом пределе находятся ортодоксальные мусульманские государства во всем мире. Ислам из всех мировых религий имеет наиболее жесткое отношение к суициду.

ВЗГЛЯД: Вы упомянули о ситуации с самоубийствами среди несовершеннолетних...

Б. П.: Тут ситуация еще более неблагополучная. Если среди всего населения с 2002 года идет тенденция к постепенному снижению, то среди детей и подростков частота остается стабильно высокой, позитивной тенденции нет. Тут мы свои вторые–третьи места не отдаем. И это очень тревожное явление, потому что мы теряем наше будущее.

В последнее время ежегодно уходили из жизни вследствие самоубийств 500 детей до 14 лет и 2500 подростков 15–19 лет. Кроме того, каждый 12-й подросток совершает покушение на самоубийство, а это очень высокий риск повторного возвращенного суицида.

ВЗГЛЯД: Сейчас этим молодым людям, совершившим попытки суицида, оказывается какая-то помощь?

Б. П.: Увы, ее практически нет. Для этого надо создавать целую систему мероприятий. Надо создавать отдельное детское и подростковое звено в структуре службы, создать которую мы предлагаем. Если будут соответствующие поручения, коль скоро заинтересовались на верхнем уровне, мы готовы включиться в эту работу.

ВЗГЛЯД: Не могли бы перечислить начальные признаки суицида?

Б. П.: В первую очередь, судят по изменению поведения человека. Он становится более замкнутым, менее общительным, теряет прежние интересы, больше времени стремится проводить в одиночестве, становится менее разговорчивым. В разговорах у него может появляться тема просто смерти или просто самоубийств. Начинаете замечать, что он тяготеет к прослушиванию минорной, печальной или даже траурной музыки. В Интернете, например, – это вы можете проверить – он смотрит соответствующие сайты. Сужается круг контактов. То есть происходят изменения, в результате которых человек превращается в совсем другого человека. Исчезает жизнерадостность. Вообще, первым признаком суицидального настроения становится симптом, когда еще нет отрицательных эмоций, нет мыслей о самоубийстве, а исчезает способность переживать положительные эмоции, способность радоваться. И он очень часто вербализирует это: говорит, что музыкой занимался – музыка стала неинтересна, на дискотеку ходил – дискотеки надоели, спортом занимался – перестал заниматься. То есть вообще нет уже того, что бы принесло ему радость. Создается дефицит положительных эмоций. А потом к этому добавляются и отрицательные эмоции: все плохо, будущее беспросветно и т. д. Некоторые перестают за собой следить. Девочка была всегда накрашенная и причесанная, а здесь уже в чем-то в мятом ходит.

Эти признаки должны насторожить. Здесь нужно проведение хорошей беседы. И если вы чувствуете что-то в разговоре, то это повод для обращения – в наших условиях, пока этой системы нет, – к психиатру. Не к психологу, не к невропатологу, не, тем более, к участковому врачу. Это психика, и если человек подозревает какие-то нарушения в ней, надо обращаться к специалисту. Для этого психиатры и существует. Потому что в бытовом понимании сумасшедшему диагноз поставить – и врачом не надо быть, если он чушь какую-нибудь несет.

Текст: Елена Сидоренко