Цитата сообщения lj_drugoi

В северной части Ладожского озера есть остров Валаам. Место известное и почитаемое многими, как центр русской духовной культуры. История монастыря, расположенного на острове, начинается с начала XV века, однако, согласно преданию, еще апостол Андрей, который шел с проповедью Христовой с юга на север, добрался до архипелага и установил на Валааме каменный крест.

Валаам много раз переходил от шведов к русским и обратно, пока, наконец, в 1721 году по Ништадскому мирному договору Швеция признала эти территории российскими. Спасо-Преображенский монастырь расцвел к XIX веку, когда Валаам стал частью Великого княжества Финляндского в составе Российской империи. Сюда любили приезжать российские императоры, природа острова тянула к себе цвет петербургской интеллигенции, художников, поэтов, музыкантов. Остров и монастырь на нём стали для России символом, местом поклонения для тысяч паломников со всей страны.

После получения Финляндией независимости монастырь остался действующим. В Финляндии две государственные церкви — лютеранская и православная, поэтому для жизни монастыря мало, что изменилось. Только вот службы с середины двадцатых годов стали вестись в том числе и на финском, а на острове появился воинский гарнизон.

Благодаря тому, что Финляндия отделилась от России, монастырь уцелел и не был разграблен, как множество других монашеских обителей на территории страны. Однако, большевики достали валаамских монахов и здесь. Во время «зимней» войны 1939-1940 гг. Валаам, на котором располагалась финская воинская часть, стал подвергаться массированным бомбардировкам советской авиации. По воспоминаниям настоятеля монастыря, в иные дни на остров падало до сотни бомб. Монахи решили уйти на материк, в Финляндию, чтобы спастись.





Из Валаамской тетради Евгения Кузнецова:

«Уже в конце февраля 1940 года стало ясно, куда клонится чаша весов военного исхода. В монастыре срочно готовят большой обоз. Все, что только можно было спасти от поругания и уничтожения: святыни, иконы, библиотеку, архив, часть колоколов, было погружено на сани, и 28 февраля, в ночь (боялись налета нашей авиации), обоз двинулся по льдам Ладоги на материк, в сторону Ланденпохьи. Многие километры по торосистому льду, в непроглядную темень, лютый мороз все-таки преодолели и к рассвету вышли к берегу. 12 старцев недвижно остались лежать в санях. Далее был переезд в город Иоэнсу, всевозможные мытарства. Правительству Финляндии было не до монастыря, около трехсот тысяч беженцев с завоеванных Красной Армией земель пришлось принимать обессиленной войной Финской республике. И все-таки в том же году удалось купить землю — «поместье Паппиниеме» (по наименованию озера, его окружающего) и начать обустраиваться. И возникает новый монастырь. Он и название получает Ново-Валаамский.»

Летом 1940 года в монастыре открылась школа боцманов и юнг, а после войны на острове было организовано коллективное хозяйство, которое использовало монастырские угодья и остатки инвентаря.

В 1950 году Валаам открыл новую страницу своей истории — трагическую и позорную одновременно. Собственно, о ней я и собирался рассказывать, потому что приехал на остров по этому поводу.

После страшной войны на улицах советских городов оказались десятки тысяч инвалидов-фронтовиков, которые, не имея средств к существованию, перебивались случайными заработками, просили милостыню, играли на гармошках у вокзалов и на рынках. В общем, по мнению властей, портили своим видом картину приходящей в себя страны-победительницы. Поэтому, в 1949 году распоряжением правительства в самых разных, удаленных от центральных городов, местах были созданы дома инвалидов. Куда фронтовиков стали помещать насильственно, устраивая облавы по дворам, подвалам и чердакам. В эти облавы попадали не только те, кто попрошайничал на улице, но и те, кого приютили у себя родственники или знакомые. Времена были жестокие и люди прятались от милицейских ищеек, как могли, потому что знали, что пощады не будет — есть приказ, который нужно исполнить.

В 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР такой дом инвалидов открыли и на Валааме, разместив инвалидов в бывших монастырских зданиях.






Как рассказывают те, кто еще помнит те времена, первая партия поселенцев в новом доме состояла из 500 человек. Это были разные инвалиды — без рук, без ног, ослепшие и оглохшие. Привезли и самых тяжелых, т.н. «самоваров» — фронтовиков, потерявших и руки, и ноги. У людей отобрали паспорта и солдатские книжки, фактически переведя их на положение заключенных. Помещение в такой инвалидный дом стал для людей, которых выдернули из налаженной жизни, пускай и полунищей, но свободной, таким шоком, что они стали умирать один за другим.

Это сейчас на их могилах стоят кресты, поставленные два десятка лет назад монахами, а тогда инвалидов хоронили безымянными, под колышками и табличкой с номером. Так, как хоронят преступников. А от многих и могил не осталось — зарастает земля травой, уже и холмиков не видно, исчезает кладбище бесследно.






Из Валаамской тетради Евгения Кузнецова:

«Понять ли нам с вами сегодня меру беспредельного отчаяния, горя неодолимого, которое охватывало этих людей в то мгновение, когда они ступали на землю сию. В тюрьме, в страшном гулаговском лагере всегда у заключенного теплится надежда выйти оттуда, обрести свободу, иную, менее горькую жизнь. Отсюда же исхода не было. Отсюда только в могилу, как приговоренному к смерти. Ну и представьте себе, что за жизнь потекла в этих стенах. Видел я все это вблизи, много лет подряд. А вот описать трудно. Особенно, когда перед мысленным взором моим возникают их лица, глаза, руки, их неописуемые улыбки, улыбки существ, как бы в чем-то навек провинившихся, как бы просящих за что-то прощения. Нет, это невозможно описать. Невозможно, наверно, еще и потому, что при воспоминании обо всем этом просто останавливается сердце, перехватывает дыхание и в мыслях возникает невозможная путаница, какой-то сгусток боли! Простите...

Скажу только, что обворовывали их все, кому не лень, и даже те, кому было лень. Дело доходило до того, что на обед в столовую многие ходили с пол-литровыми стеклянными байками (для супа). Мисок алюминиевых не хватало! Я видел это своими глазами. На вопрос кому-либо из них: «Что привезти из Питера?» — мы, как правило, слышали: «Помидорку бы и колбаски, кусочек колбаски». А когда мы с ребятами, получив зарплату, приходили в поселок (так теперь стала называться бывшая центральная усадьба монастыря) и покупали бутылок десять водки и ящик пива, что тут начиналось! На колясках, «каталках» (доска с четырьмя шарикоподшипниковыми «колесами»), на костылях радостно спешили они на поляну у Знаменской часовни, там рядом была тогда танцплощадка. Для безногих инвалидов! Додуматься только! И был здесь же пивной ларек. И начинался пир. По стопарику водки и по стопарику же ленинградского пива. Да если это «прикрыть» половинкой помидорки да куском «отдельной» колбаски! Бог мой, вкушали ли изощреннейшие гурманы подобные яства! И как оттаивали глаза, начинались светиться лица, как исчезали с них эти страшные извинительно-виноватые улыбки.

А с каким упорством, с какой жаждой праздника (всё, что отвлекало от беспросветной повседневности, и было праздником) они поспешали к туристическому причалу за шесть километров от посёлка. Посмотреть на красивых, сытых, нарядных людей. Пообщаться иногда хоть одной фразой с ними. Увидеть жизнь. Пусть я повторюсь, но добирались-то, опять же, на костылях, «каталках», колясках.»

Читать Кузнецова, который работал на Валааме экскурсоводом и видел это всё своими глазами, совершенно невыносимо, дыхание перехватывает. Я, как воочию, вижу этих людей, прошедших войну и оказавшихся теперь на краю света, никому не нужными. Как они катят на своих дощечках по проселочной дороге несколько километров, только чтобы увидеть людей с большой земли, посмотреть на них, поговорить. За что, за какие такие провинности наказала их страна, за которую они воевали?

В 1974 году художник Геннадий Добров сделал потрясающую галерею обитателей Дома инвалидов на Валааме.

Александр Подосенов в 17 лет добровольцем ушел на фронт.
В Карелии был ранен пулей в голову навылет.
На острове Валаам, на Ладожском озере, жил все послевоенные годы, парализованный, неподвижно сидящий на подушках.






Рисунок бывшего пехотинца Александра Амбарова, защищавшего осажденный Ленинград.
Дважды во время ожесточенный бомбежек он оказывался заживо погребенным.
Почти не надеясь увидеть его живым, товарищи откапывали воина.
Подлечившись он снова шел в бой.
Свои дни окончил сосланным и заживо забытым на острове Валаам.






Ратник трех войн: русско-японской (1904-1905 гг.), Первой мировой (1914-1918 гг.), Второй мировой (1939-1945 гг.)
Когда художник рисовал Михаила Казанкова, тому исполнилось 90 лет.
Кавалер двух Георгиевских крестов за Первую мировую войну, воин закончил свою геройскую жизнь на острове Валаам.









Никто ничего не знает о жизни этого человека.
В результате тяжелейшего ранения он потерял руки и ноги, лишился речи и слуха.
Война оставила ему только возможность видеть.






Самые тяжелые — «самовары». Они ничего не могли делать сами, с ними было больше всего хлопот и умирали они первыми.
При монастыре есть большой яблоневый сад. Он здесь, на валаамских камнях, появился не просто так. Десятки лет паломники привозили для него землю с материка — кто сколько может. И теперь яблони, которым уже по сотне лет, стоят на метровом слое земли — столько её привезли сюда.





Этот сад — единственное развлечение для «самоваров», место их «прогулок». Сюда привозили их на тележках и подвешивали в мешках на яблоневые ветви. Так они и висели здесь целый день, разговаривая друг с другом, ссорились и мирились, плакали и смеялись.





С середины шестидесятых на архипелаг стали ездить экскурсоводы, водить по острову туристические группы. Показывать инвалидный дом строго-настрого запрещалось, за это могли уволить с работы.

Из Валаамской тетради Евгения Кузнецова:

«И все-таки кто-то прорывался и все равно ходил туда. Но. разумеется, поодииочке или группочками по три-четыре человека. Надо было видеть потом опрокинутые лица этих людей, их шок от увиденного. Особенно страшно встретить женщин в возрасте, потерявших мужей на фронте, да еще получивших не похоронку, а извещение «пропал без вести». Ведь некоторые из них свершали самые настоящие паломничества по таким заведениям. Пытаясь отыскать своих мужей, сыновей, братьев.»

Запретная тема иногда прорывалась на страницы книг. Известный советский писатель Юрий Нагибин, сам бывший фронтовик, написал цикл рассказов про валаамских инвалидов: «Бунташный остров». Остров у Нагибина назван Белояром и истории эти сильно приукрашены, романтизированы, но обращение к такой теме уже стоило дорогого — инвалидные «тюрьмы» в заброшенных монастырях старались скрывать от постороннего взгляда. В 1984 году кинорежиссер Игорь Таланкин снял художественный фильм по рассказу Нагибина «Терпение». Как раз в тот год дом инвалидов, о котором уже стали говорить по радио на «вражеских голосах», было спешно решено перевезти на материк.

Вот сцена из того фильма, где героиня обнаруживает на острове своего любимого человека, из той, еще довоенной жизни. Он ушел на фронт, был искалечен и не вернулся домой, добровольно приехав на забытый всеми остров для инвалидов. В фильме эту пару сыграли Алексей Баталов и Алла Демидова.



С острова пытались и бежать. В архиве остались, например, документы Ивана Калитарова, 1924 года рождения, у которого после тяжелого ранения была парализована правая сторона. В возрасте 36 лет он замерз в десяти километрах от дороги на остров Валаам. Как предполагают, хотел по льду озера пройти до материка. Нашли его только через месяц.


Ослепший и искалеченный на войне Иван Забара показывает художнику медаль «За оборону Сталинграда».






В 1984 году дом для инвалидов войны и труда переехал в село Видлица Олонецкого района. До сегодняшнего дня из бывших фронтовиков не осталось, конечно, никого. Фельдшер Любовь Щеглакова, которая сама родилась на Валааме, начинала работать в доме для инвалидов еще на острове и многих помнит, начала собирать материалы о них, восстанавливать утерянные для истории имена и фамилии.

В архивных документах удалось разыскать только одну красноармейскую книжку. Все остальные документы, награды — всё исчезло или было уничтожено намеренно. О том, что это участники Великой Отечественной войны, можно судить лишь по годам рождения и медицинским записям о болезнях, там фиксируется, если человек получил травму на фронте. В основном это сильные контузии, слепота, отсутствие нижних или верхних конечностей. В 20-ти амбарных книгах архива Валаамского дома-интерната обнаружили 153 личных дела ветеранов-инвалидов Великой Отечественной войны, проживавших на острове и 54 дела ветеранов, похороненных на острове. Работа по поиску в Видлицком доме-интернате для престарелых и инвалидов продолжается.

Два года назад Валаамский монастырь обратился к благотворителям с просьбой о помощи в создании мемориального памятника ветеранам-инвалидам Великой Отечественной войны, погребенным на острове. И вот теперь на кладбище у самого края лесной дороги, где в лесу еще видны холмики безымянных могил, установлена мраморная стела с именами фронтовиков и большой каменный крест. Средства на это были выделены компанией «МегаФон», сотрудники которой приняли самое активное участие в работах по обустройству мемориала.






В середине июля мемориал открыли — здесь собрались местные жители, гости из Санкт-Петербурга, Москвы. Освятить крест и провести поминальную службу приехал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.
















После проведения заупокойной литии патриарх встал рядом с крестом и обратился к собравшимся. Кирилл, к моему удивлению, произнес правильные и жесткие слова, назвав вещи своими именами:

«Это был никакой не дом инвалидов, а обыкновенный лагерь. (...) Я хорошо помню людей, в память о которых поставлен этот крест. Это люди, получившие тягчайшие увечья в Великой Отечественной войне. Многие из них не имели рук и ног, но более всего, наверное, они испытывали муки от того, что Родина, за свободу которой они отдали свое здоровье и даже свою жизнь, не сочла возможным сделать ничего лучшего, как отправить их сюда, на этот холодный остров, подальше от общества победителей. (...)

Думаю, о сегодняшнем событии должна знать вся наша страна, весь наш народ, чтобы память о Победе всегда сопровождалась молитвенной памятью о героях, жизнь свою отдавших за Родину, увечья тяжкие получивших, — включая тех, кто так и не получил заботы и поддержки от тех, кто нес тогда ответственность за судьбы нашей страны. Вот на этом бездушии, на этой черствости и лицемерии воспитывались люди. Мы сегодня с большим трудом преодолеваем тяжкие последствия прошлых десятилетий. Дай Бог нам никогда больше не делать таких ошибок.»

Сейчас Валаамский архипелаг передан в собственность Русской православной церкви. Говорят, что еще в 1992 году Борис Ельцин, приехав на остров вместе с Патриархом Алексием II, распорядился отдать его РПЦ. С тех пор церковь занимается реставрацией монастыря и монашьих скитов, разбросанных по Валааму. Одновременно с этим идет процесс выселения гражданского населения с острова. Монастырь оставляет здесь только тех, кто может быть полезен на восстановительных работах. Но это уже другая история.















































Фотографии: © drugoi

P.S. Самая искренняя благодарность пресс-службе «МегаФона» за организацию поездки на Валаам и помощь в работе над репортажем.

http://drugoi.livejournal.com/3601080.html