407 просмотров всего, 10 просмотров сегодня

Поразительно и то, что наибольшим зверством по отношению к детям отличались «дядьки»-выкресты. Их называли «истребителями жидов». Смертность в подразделениях, которыми командовали эти евреи, была повальной. Как заявлял один из самых известных садистов Иван Хмельницкий (ранее Хаим Зильберман), «пока он будет жив, ни один не выйдет из его батальона евреем»; и он держал слово: живыми из его батальона некрещеные еврейские дети не выходили.

Не отрекаются, любя. А не любя? Отречение — это грех, беда, необходимость, блажь, случайность? И от кого отрекаются: от другого — любимого или нелюбимого, от веры, от страны, от себя, — или во имя себя, во имя родины, веры, любимого? И что тяжелее и непростительнее: отречение от веры или от нации? И что есть отречение?

Отречение от веры… Отречение от веры во Всевышнего или от ритуалов, присущих данному способу веры? Отречение есть потеря пути к Нему или нахождение, открытие другого — верного, а если не самого верного, то наиболее близкого душе «маршрута»? Если маршрут, то куда? К Нему — это понятно, а от него — куда? И возможно ли, и что за это платят?..

Отречение не от Него, а от пути, от способа Его постижения: переход из православия в католицизм, из иудаизма в лютеранство (наиболее верный и «безболезненный» вариант приобщения к христианству), из христианства в ислам (ныне все более распространенный вид смены вероисповедания) и так далее есть, как кажется, наиболее частый и типичный вид отречения в вопросах веры. Формально — это так. Во всяком случае, так было во времена ушедшие: от Него отрекались относительно редко. Чаще отрекались от «пути». Однако какая огромная разница, пропасть между, скажем, «новыми» христианами — обращенными: марранами, выкрестами, морисками, которые, несмотря ни на что, оставались явно или, чаще, скрытно, преданными своей религии и своим верованиям, духовному миру предков — и отступниками — отпадающими — искренне, добровольно, самоотверженно, раз и навсегда уходящими от этого мира, от веры, в которой были рождены: от христианства (апостасия), от ислама (иртидад), от иудаизма, от религии как таковой (атеизм). С атеизмом вопрос сложнее, ибо не есть ли атеизм своеобразная форма религии, веры в отсутствие высших и непознаваемых сил, веры в самодостаточность объективного мира и самомотивированность его существования, веры в силу разума и созидательной деятельности человека как главного материального и естественного творца цивилизации. Именно — веры, ибо доказать отсутствие некоей Высшей Силы атеисты не могут, а агностики и не пытаются. Впрочем, эти важные, возможно, принципиально существенные, но частные особенности атеизма как специфической веры, не меняют и не отменяют суть глубинных различий в сущностях обращения — в той или иной степени насильственного и отступничества — относительно добровольного. Разница не только между этими явлениями как таковыми, но и между социально-психологическими типами обращенных и отпадающих, природой и ориентацией и, соответственно, мотивами их поведения.

Эти два вида отречения, при всей разноприродной сути, часто соприкасаются, пересекаются. Граница между ними бывает размытой, и с точностью определить, с каким видом отречения имеем дело, порой сложно. Да и само понятие «отречение», особенно, когда идет речь о conversos, имеет в ряде случаев размытое интерпретационное поле или просто ложное толкование, произвольную дефиницию и атрибутику. Можно ли назвать «выкрестом» человека, до крещения ни к какой религии не принадлежавшего, то есть атеиста, как, скажем, большого русского поэта Н.М. Коржавина, крестившегося в 65-летнем возрасте, никогда ранее никакого отношения к иудаизму не имевшего. Наверное, можно, если принимать активный атеизм, а именно таким атеистом в молодые, да и зрелые годы — до поры до времени — был Н. Коржавин («комсомолец-доброволец» в буденовском шлеме), за специфическую форму веры, верования. Но только в этом аспекте Коржавин — «выкрест», то есть сменивший одну «веру» — «атеистическую» — на христианство. Однако не это имеют в виду, называя — даже не в силу религиозной нетерпимости, а по безграмотности — Наума Моисеевича «выкрестом». Или однозначно безграмотная идентификация как «выкреста» о. Александра Меня, которого крестили в шестимесячном возрасте, или настоятеля церкви Христа Спасителя в Нью-Йорке протоиерея Михаила Меерсона, крещеного в 7 лет и др. Вот супруга протоиерея — матушка Ольга — выкрест — отступник, то есть, иудейка, принявшая иудаизм в совершеннолетнем возрасте — после эмиграции из Москвы в Израиль, и через иудаизм, через «ветхозаветные богородичные тексты» пришедшая к православию по собственному, никем не навязанному выбору, без малейшего принуждения, но не без влияния близких (не по крови, а по духу) людей, в первую очередь о. Ильи Шмаина, его дочери Татьяны и других. Удивительная фигура —  матушка Ольга Меерсон (урожденная Шнитке) — профессор русского языка и литературы Джорджтаунского университета, доктор филологии (диссертацию защитила в Колумбийском университете), регент церковного хора (до 1995 года) — отличный музыкант, литургический богослов, искусствовед, переводчик. Богом отмеченная личность. Выкрест — отступник.

Однако при всех сложностях диагностирования и классификации, аутентичность отречения — основной индикатор двух его видов. Обращение, как правило при всех многочисленных и разнообразных исключениях, в принципе — фиктивно. Эта фиктивность может быть имплицитной, потаенной, рано или поздно, но выявляемой. Отпадение, как правило почти без исключений, — подлинно.

 

В последние годы в Нью-Йорк зачастили московские литераторы, и все,   как по наваждению, - из числа российских писателей с еврейской кровь в жилах, но перешедших в православие или иное   вероисповедование. И ещё одна общая черта, которая объединяет заморских гостей - все они особо <отличились> на 23-й Международной книжной ярмарке в Иерусалиме в феврале 2009 года - своими откровенно антиизраильскими заявлениями. Для израильтян такая позиция гостей была совершенно неожиданной и неприемлемой, и вместо обсуждения общих литературных тем гастролёры   заявили, каждый по-своему, о неприятии ими еврейского государства. В состав делегации российских литераторов входили А. Кабаков, Дм. Быков, М. Веллер, Вл. Сорокин, Татьяна Устинова, Дм. Пригов, Людмила Улицкая, Мария Арбатова. Как написал израильский писатель и журналист А. Шойхет в статье "Православные евреи российской словесности", "здесь представители Израиля пытались строить "мост" со своей стороны. К сожалению, российские литераторы не выказали особого рвения к развитию двусторонних связей".   Наиболее нетерпимыми среди них оказались поэт,журналист и писатель Д. Быков, писатели Л. Улицкая и А. Кабаков, а такжефеминистка М. Арбатова. Так, ранее упомянутый Быков утверждал, что <образование Израиля - историческая ошибка>. Как написал Шойхет, "Дмитрий Быков и Александр Кабаков с ходу открестились от своей принадлежности к еврейству. Дмитрий Быков, который уже в первый день на иерусалимской ярмарке категорически заявил, что он "человек русской культуры, православный, верующий христианин", на встрече повел себя   демонстративно, высокомерно посмеивался над обращенными к нему   вопросами".  Получив отлуп в Израиле, Быков не постеснялся приехать в Нью-Йорк и на встрече с еврейскими читателями в стенах Центральной Бруклинской библиотеки в марте этого года вновь повторил глупость о так называемой

Из разных видов казачества, только в украинском казачестве задокументирован прием евреев в свое общество. Когда Польша и Литва были объединены Королем Сигизмундом Августом в один союз (Люблинская уния 1569 года) провинции Волыни, Подолии и остальная часть Украины были отделены от Литвы и перешли под власть Польши.

Изменение настроений на протяжении 17 века.

Запорожские казаки безразлично относились к религиозным вопросам и не испытывали особых враждебных чувств к евреям до эпохи гетмана Наливайко. Среди них часто встречались религиозные евреи, но после Берестейской унии, мазурская иммиграция в правление Сигизмунда III (1587-1632) перенесла негатив в отношении евреев из Польши на Украину, и казаки после этого захотели крестить евреев. Гильдии, которые всегда боялись конкуренции со стороны евреев, играли главную роль в связи с различными обвинениями. Но высшая знать сильно зависела от некоторых евреев, которые были ее арендаторами, агентами, и финансовыми управляющими, что являлось значительным препятствием для преследования евреев.