ВАСИЛЁК

        Cплетни разносятся быстро. На участке все уже знали, что нормировщица

Зоя закадрила Василия. После сдачи дома, завершившейся небольшой пьянкой,

они оставались там вдвоём, Зоя осталась прибрать, и он был с ней.

        И пошли разговоры.

        Василька любили. Любили его улыбку, которую он, как будто, безуспешно пытался сдержать, но губы его широко расплывались, открывая по-детски неровные, но белые-белые зубы. Любили его небольшую, но ладную фигуру, вышагивающую быстрыми шагами из одного конца стройки в другой, казалось, как вышел он утром из дома, так и не останавливался до конца рабочего дня.

Редко его можно было увидеть сидящим; иногда кто-то его останавливал на ходу, давал подписать какую-то бумагу, он её подписывал на своём колене или на чьём-то плече и шёл дальше. Ни с кем он не ругался, никого не задабривал, но рабочие  его понимали.

     Был Василий женат на любимой женщине, и двое деток подрастало в их доме. Жену свою, Ольгу, он привёз с Севера, куда завербовался на новое строительство, подзаработать денег.

     Они познакомились на праздновании Нового года, его привёл с собой Олин брат, Николай. Собрались там молодые строители, женатые и ещё холостые, ёлка сверкала разноцветными огнями, рядами стеклянных бус и дождиком из фольги, было шумно и весело.

     Он сразу заметил её: чистый профиль, головка с гладкими волосами, стянутыми в косы и уложенными на затылке. Николай окликнул её, она повернула голову, одна бровь поднялась вверх. Ольга подошла к ним.

     - Оля, это Васёк, я тебе рассказывал, - сказал брат.

Василий представился, посмотрел ей в лицо и смущенно отвёл глаза, сердце его заколотилось: " Какая! Такая на меня и не посмотрит. Царица!"

Но теперь праздничная радостная волна подхватила Василия. Открывались бутылки с шампанским, пробки взлетали к потолку, пенящееся шампанское разливалось по бокалам, провожали старый год, потом встречали Новый. Радость не покидала его весь Новогодний вечер, только бы он не кончался - смеяться, пить вино и видеть её лицо.

      А она тоже меня видит! Тоже смотрит! - радостно замечал он. К концу этой ночи он осмелел совсем, много с ней танцевал и вдруг поцеловал её, и она не отстранилась - ответила.

      Сразу же после Нового года он отыскал Олю в библиотеке, где она работала, явился к ней, она не успела опомниться: "Оленька, царица, казни или милуй, я не могу без тебя". Откуда у него появились эти слова, он сам не мог понять.

Одна её бровь круто поднялась вверх: " Сумасшедший!"

Потом тихо спросила: "Так сильно нравлюсь? Или ты выпил лишнего?" - в его глазах была такое волнение, что она невольно улыбнулась и поцеловала его сама, и поцелуй был нежным и долгим, как тогда, на Новый год. Они полюбили  друг друга.

     Василий женился на своей царице. Кто он был раньше? Никто. А сейчас он любимый, и душа его стала полной. Он просыпался утром, чувствовал рядом с собой её сонное тёплое тело и не верил своему счастью.

Оля оказалась хорошей женой. А он ей во всём уступал, да и как не уступать, когда она всё знала, всё умела, что женщине нужно знать в доме; она его приучила вытирать ноги, когда входишь в дом, не садиться на постель в уличной одежде и ко многим другим вещам, которые  не казались ему важными, но он слушал её.

     Вечерами, когда она переделает всю работу, идёт под душ, он смотрит, как она моется, - Олёк, помыть спину?  - Я знаю твоё "помыть спину", и они начинают баловаться.

     Строительство, на которое Василий завербовался, закончилось, и семья перебралась на Украину, на родину Василия; с ними уже была дочурка, Танюша,

и маленький Васенька. С тех пор Василий работал на строительстве жилых домов, где его и прозвали Васильком.

     Жили они сначала в маленькой студии, где негде было повернуться, и Оле приходилось часть одежды для всей семьи укладывать аккуратно на антрессоли, а потом доставать одежду по сезону, но и в тесноте у неё всегда был порядок.

Она отводила деток в ясли, потом шла на полдня на работу в библиотеку, после работы покупала продукты и забирала детей, и ей хватало работы до самого вечера.

     Василий приходил поздно, грязный со стройки, приводил себя в порядок и иногда успевал немного поиграть с детьми, выкупать их перед сном, чтобы хоть немного помочь Ольге. А когда ему выпадал выходной, они всей семьёй ходили в парк, а то вдвоём с Олей шли в кино, когда его родители приходили побыть с детьми.

     Поздно вечером, когда они укладывали детей спать и ложились в постель,

Оля ещё несколько раз вставала к детям проверить, хорошо ли укрыты, свободно ли дышат, и потом ещё долго рассказывала Василию, какие новые слова говорят дети, подрастают с каждым днём. Даже во время ласки она помнила о детях:

" Шш, шш, кровать скрипит, дети проснутся". Василий иногда говорил ей:

" Ты теперь меня не так любишь, всю любовь отдаёшь детям".

И она отвечала: "Глупый, ты глупый".

     Но вот пошла у Василия другая полоса жизни, и закружился он в водовороте. Стал приходить домой выпившим. - "Оленька, пришёл заказчик, мы распили бутылку" или " Олёк, сдачу всегда обмывают, и не уйдёшь".

Выпивка всегда была и в их в доме. Оля тоже под настроение могла выпить вместе с ним, или когда к ним приходили друзья, но сейчас он выпивал где-то, без неё.

Ольга ничего не заподозрила. А беда была уже у порога, у её Василька появилась любовница, нормировщица их участка, Зоя. Давно она его заманивала, он всё откручивался и таки попался на удочку. Зоя говорила ему: "Василёк, я же тебя не забираю от жены, от того, что мы немного поиграем с тобой, никому плохо не будет". И это вошло в привычку. Он и сам стал думать, что Ольгу он не обижает, что она устаёт и ей не всегда до его нежностей.

     Семья получила новую квартиру. У них появилась своя комната.

Теперь им не нужно было прятаться от детей, когда они раздевались. Уложив детей спать, они оставались наедине друг с другом. Оля распускала свои косы, и они падали по плечам чуть ли не до пояса.

      - Ты у меня самая красивая! Царица моя! Тебя бы держать в богатых хоромах, а

ты у меня пропадаешь на кухне.

      - Да и  ты у меня, Василёк, добрый молодец, да и говорить умеешь, -

в тон ему отвечала она, и бровь её игриво поднималась вверх. Они баловались, смеялись, любовь их расцвела снова.

     Василий стал тяготиться своей связью с Зоей, но она его не отпускала.

Он не решался резко оборвать - жалел её, да и языка её боялся, всё думал, как расстаться по-хорошему.

     Как не были они осторожными, люди знали о них.

На участке иногда появлялась красивая женщина, Нина, куратор Горисполкома. Решая производственные вопросы, она шутила с ним весело, на глазах у всех, и любители посплетничать уже смотрели, не новый ли у Василька роман. Ничего такого не было.  В его голове было, как бы отвертеться от одной, а не заводить другую. Но Зоя уже ревновала, "вот почему он не хочет меня видеть".

Была она женщиной злой. Чтобы отплатить Василию за холодность, она отправила анонимное письмо его жене с ужасной вестью, что муж гуляет от неё, что видится он с Ниной, и дала ей адрес Нининой работы.

     Ольга с двумя детьми, Васенька на руках, а Танюшка за руку, возвращалась домой, взяла из ящика почту и вошла в дом. Она переодела детей, дала им игрушки и стала готовить обед. Потом вспомнила о почте, увидела конверт без обратного адреса, адресованный ей, открыла его и прочла об измене мужа, подписано письмо было: доброжелатель. Ох уж эти доброжелатели!

Она забыла о детях, лицо её вспыхнуло красными пятнами, из груди вырвался вопль. Дети заплакали: "Мама, что у тебя болит? - две пары синих глаз смотрели на неё, а она не могла успокоиться. Потом улыбнулась им: "У мамы вава".

       - Где мама? - она показала на грудь. Ольга усадила детей на диван, включила им мультик, и они сидели притихшие. Повернулся ключ в двери, пришёл Василий. Он подошёл к ней поцеловать,  она отстранилась от него: " Таня, Васенька, чистить зубы и спать".

     "Что случилось? - спросил Василий. "Потом поговорим", - сказала она каким-то чужим голосом, и он понял: "Знает". В эту ночь они не спали. Василий никогда раньше не видел Олю в истерике, он очень жалел её: " Что я натворил! Что я натворил!" - Олечка, не верь этому, это неправда, клянусь тебе, что это неправда. Если не веришь мне, спроси у Нины самой, - вырвалось у него.

     - Спрошу, Вася, - если это правда, возьму детей и уеду, куда глаза глядят.

И на следующий день, оставив детей у соседки, Ольга поехала к Нине на работу.

Она увидела милую спокойную женщину, никакой неприязни к ней не почувствовала, подумала: такая могла понравиться Василию.

     Нина вышла с женщиной в коридор. Ольга протянула ей письмо. Нина обняла взволнованную женщину:  - Олечка, Вы успокойтесь, здесь нет ни одного слова правды, поверьте мне. Такое письмо мог написать только очень нехороший человек. Ваш Василий никогда не проявил ко мне никакого интереса. Но кому это нужно, писать такие письма, кажется, я догадываюсь. Я не хочу разносить сплетни, я не знаю, должна ли я говорить это Вам.

     - У меня всё равно не будет теперь покоя, говорите мне всё, - сказала Оля.

     - Люди говорят, что-то есть между ним и нормировщицей, может, он не хочет видеться с ней, вот она и обозлилась, она и на меня смотрит исподлобья, думает, что я её соперница. Это она написала, больше некому!

     - Что же это такое, я ничего не понимаю, - Ольга вдруг доверилась Нине, -Живу с самым дорогим мне человеком, а получается не знаю его, у него другая какая-то жизнь.

       - Олечка, не торопитесь, бывают ошибки, которые ещё можно исправить. Всё наладится. После разговора с Ниной, Оля пришла домой, совершенно без сил, но уже приняв тот факт, что всё это есть в их жизни, никуда от этого не деться и нужно вместе решить, как теперь жить.

     Василий, выпивший и сникший, вошёл в дом, лицо его было каким-то потухшим, радость жизни оставила его. Оля поразилась перемене в нём, подумала:

я же ещё и жалею его! Она разогрела ему еду. В доме стало как-то тихо, даже дети не шумели.

     Уложили детей спать, сели за стол, посмотрели друг другу в глаза.

- Что же, Вася, оказывается, у тебя есть какая-то Зоя и кто ещё, я не знаю. Что же мы с тобой теперь будем делать?  Василий плакал, плакал, как ребёнок. Оля поймала себя на том, что ей хочется подойти к нему, обнять его и успокоить, но она сидела напротив него и тоже заплакала.

     - Олечка, мне нет оправдания, что я натворил с нашей жизнью. Прости, дай мне шанс искупить мою вину. Этого никогда больше не будет.

Оля кивнула: "Давай, я попробую помнить только наше хорошее".

     На работе Василий почувствовал, что ноги его не несут, тело стало каким-то тяжёлым и непослушным. Он подумал: "Вот, что нервы делают с человеком".

Но дела требовали бежать туда, бежать сюда. И он бежал. Погода была сырая, промозглая. Прорабы и мастера разогревались спиртным, и Василий с ними.

В конце дня он сел за стол и не мог двинуться с места. Прораб Сергей, его приятель, сказал: " Что-то ты, Васёк, не в себе", - и Василий ножиданно  поделился своими домашними делами. По этому поводу распили бутылку.

     Пришёл он домой, когда Ольга уже уложила детей спать. Он открыл дверь и прямо в прихожей повалился на пол, от него шёл запах винного перегара.

- Вася, вот так ты исправляешься? Только вчера говорили. Или ты опять у неё был? Ему хотелось сказать Оле, что он её любит, что ему сейчас очень плохо, как не было никогда раньше, но язык не слушался его, и он не отвечал ей, так и лежал на полу.

     Она перемыла посуду, закончила стирку, подошла к нему, тронула его ногой: " Ну, вставай, раздевайся и ложись, как люди". Он не отвечал, и она сказала с сердцем: "Ну и спи, как свинья, на полу".

     Сон не шёл, она встала, подошла к нему, стала стаскивать с его ног сапоги, и странное молчание поразило её.

     - Вася! Васенька! Что с тобой! - она в одной сорочке выбежала на лестничную клетку, застучала к соседям - в одну квартиру, в другую, побежала назад, к телефону, вызывать скорую помощь. Соседи сразу же прибежали, скорая помощь приехала, но его душа уже отлетела и видела сверху, как его царица убивалась по нему.

     Ольга пожила ещё немного в пустой теперь, без Василия, квартире, где ей всё напоминало о нём, и уехала с детьми на север.

     Остались ей от него сын и дочь с золотистыми волосами, глазами, синими, как васильки среди пшеницы, и память о единственной её любви.